Перед бурей
Шрифт:
— Ты плачешь?
— Нет! — она тронула щёки и удивилась, обнаружив влагу. В качестве оправдания предъявила пучок лука. Гарий взял и захрустел.
— Теперь и ты плачешь.
— Угу, — Гарий с усилием сглотнул, похлопал ладонью по колоде рядом. Девочка осторожно присела. Они разделили кусок мяса и какое-то время сосредоточенно жевали.
— Что тут происходило без нас? — спросил мальчишка, управившись.
— Ничего особенного. Рубили лес, охотились, — Мона выразительно помахала костью. — Достроили тут всё… Хочешь, я повожу
Тут же спохватилась, что не в его состоянии лазить по лестницам и бродить по стенам, но Гарий вскочил, показывая, что ему всё нипочём. Палку, впрочем, прихватил.
— Давай лучше ты расскажешь мне, что случилось в этом вашем походе, — предложила она, пытаясь его удержать. — Ты же, наверное, хочешь похвастаться? — невинно намекнула.
К её удивлению, Гарий серьёзно задумался. Замотал головой.
— Знаешь, давай я похвастаюсь потом… когда всё будет нормально. Сейчас что-то неохота.
Мону зацепило краем его воспоминаний и едва не утащило в боль, крики и стоны раненых, ощущение бесконечной усталости и тщеты, когда мальчишка понимал, что этим он помочь не сможет. Задыхаясь, она вынырнула. Дура, нашла о чём спрашивать!..
Гарий улыбнулся — нет, сложил губы в улыбку. Кажется, он не заметил её случайного вторжения в память. Желая отвлечь, Мона повела его, сыпала новостями, трещала без умолку, хвастаясь сама "великими свершениями", перевспоминала всех друзей, которые остались в Мечте. Она таскала его из края в край крепости, спрашивала Гария, что бы он сделал здесь, или придумал там, или перестроил тут. Здоровалась со всеми, кто попадался им на пути и останавливалась перекинуться хотя бы парой слов, заставляя мальчишку говорить тоже.
В конце концов Мона добилась, чтобы Гарий немного отвлёкся от своих дум — о чём бы он там ни думал. Хотя, возможно, она просто его загоняла.
Дети остановились у фургона Александра и привычно забрались на крышу. Вспомнив игру, стали перекидывать друг другу, словно мячики, названия созвездий, которые уже появились на небе.
— Что там? — вдруг спросила Мона, тревожно выпрямляясь. — Кричат?..
Гарий прислушался.
— Это у костров.
Они переглянулись и спрыгнули с крыши.
У котлов собралась толпа. Мона, таща Гария за руку, протолкалась вперёд, на этот раз их не спешили пропускать.
— В чём дело? — спросила Мона у впередистоящих.
— Какая-то свара у рабов, — буркнула Луиса, оборачиваясь. — То ли старые с новыми погрызлись, то ли…
— Насколько я понял, — откуда-то сбоку вынырнул Джурай, — один из них принадлежит к какому-то сословию… и потому требует, чтобы мы обращались с ним как-то по-особенному. Когда его заковывали в ошейник, он на пену изошёл, его даже развязывать не стали. А вот сейчас развязали. Кажется, зря.
Постепенно из фраз окружающих они поняли, что случилось. После войев ели пленники, им оставили сырого мяса, сыти и картошки, предложив самим готовить. Немедленно завязалась драка за то, кому именно стоять у котлов. Алек пропустил молнии через все ошейники сразу, раздал несколько затрещин и назначил первых попавшихся.
Один из них, высокий чужак с повреждённым горлом — Гарий в своё время еле спас его и думал теперь, не зря ли, — он принялся возражать. Кричать не мог, зато могли другие, у которых, оказывается, накопились к долговязому уйма претензий.
— Кошмар, — оценил Гарий. — Как только у вас справляются с большим количеством невольников?
Мона пожала плечами.
— Человек не может владеть человеком, — процитировала Покон. — Так что рабы принадлежат цехам, кузням, каким-нибудь мастерским… и их никогда не бывает слишком много.
Они добрались до той самой колоды, на которой ужинали, и немного возвысились над толпой, получив возможность наблюдать за происходящим.
Двое рабов, один "старый", другой вновьприбывший, орали на долговязого. Тот не мог им ответить тем же, но шипел, как клубок змей, и брызгал слюной, возможно, ядовитой. Посреди спора торчал Алек с отстранённым выражением лица. Гарий почему-то вспомнил, что с такой же равнодушной миной он сломал шею тому рабу.
— Сейчас он их прибьёт, — Мона, подумав о том же, вцепилась ему в руку. — И все успокоятся.
— Этого не убъёт, — Гарий разглядывал чужака. — Он не наш сородич, и брат сначала должен спросить его, откуда он взялся и что здесь делает.
Мона поёжилась, представив, как именно Алек будет "спрашивать" длинного задиру, и едва не пропустила начало действий.
— Ладно, — сказал Алек. — Если ты считаешь, что поварская работа ниже твоего достоинства, готовить будут другие.
Он доброжелательно кивнул остальным.
— И можете его не кормить.
Рабы переглянулись и недобро ухмыльнулись. Долговязый презрительно посмотрел на них, на Алека, плюнул ему под ноги.
— Предпочту лучше сдохнуть от голода, чем… — задохнулся, схватился за горло. Молодой вой усмехнулся.
— Сдохнуть от голода? Вообще-то есть гораздо более простые способы… сдохнуть, — последнее слово он произнёс как будто выбирая, какой именно способ пустить в ход. Шевельнул пальцами, и долговязый захрипел. Рядом с витазом и жертвой мгновенно образовалось пустое пространство.
Алек задумчиво посмотрел на него, отпустил, и долговязый упал перед ним на колени, хватаясь за горло. Что-то невнятно пробулькал.
— Варвары, да? — задумчиво повторил Алек. — А ведь ты прав. Мы варвары, и наша жизнь проста и сурова. И без изящного обхождения — не наша стезя, безо всяких затей режем и пытаем воров и налётчиков, будь они хоть статовскими дворянами…
Пленник вздрогнул, резко вскинул голову, уставился на Алека.
— Впрочем, я уже примерно знаю, что можешь ты мне рассказать. Благо приходилось читать вашу че Вайлэ, — небрежно обронил вой.