Перед вызовами времени. Циклы модернизации и кризисы в Аргентине
Шрифт:
Именно в год президентских выборов инфляцию буквально «прорвало»: она достигла невероятной величины – более 3000 %. Это был один из немногих в мировой истории случай гиперинфляции, не связанный с такими бедствиями, как гражданская война и иностранное нашествие (см. табл. 3.5).
Таблица 3.5 Периоды гиперинфляции в Аргентине и некоторых других странах мира (в %)
Источник . Braun М., Llach L. Macroeconomia argentina. Buenos Aires, 2006. P. 396.
В условиях нараставшего финансового хаоса на первый план в деловой жизни выдвинулись ушлые дельцы, которые зарабатывали целые состояния на валютных спекуляциях, ловко используя резкие перепады курса доллара и неспособность правительства управлять ситуацией. В Аргентине окончательно становилось невыгодным вкладывать капиталы в расширение производства, создание хозяйственной инфраструктуры. Вновь возникла « рatriafinanciera», т. е. «финансовая родина», когда кучка крупных финансовых спекулянтов втянула в игры с куплей-продажей валюты практически всю страну. А реальных (не обесцененных) денег, находившихся в руках государства и простых людей, становилось все меньше. В стране в мгновение ока до неприличного уровня (89 млн дол.) сократились валютные резервы Центрального банка, а на всех банковских счетах граждан оказалось только 530 млн. дол.162 Внешний долг подскочил до 64,4 млрд дол., а месячная зарплата миллионов аргентинцев, в том числе высококлассных профессионалов, в результате обесценивания национальной денежной единицы – аустраля – зачастую составляла в эквиваленте 30–40 дол.163
Такова была макроэкономическая обстановка, в которой 14 мая 1989 г. состоялись президентские выборы. Уверенную победу одержал К. Менем, получивший 49,2 % голосов, тогда как его главный соперник Э. Анхелос – 36,9 %. Подобный результат вызвал новую волну политического и психологического давления на правительство радикалов, доживавшее свои последние месяцы. Но им не дали сделать даже этого. Полностью утратив возможность управлять страной, Р. Альфонсин на полгода раньше срока передал президентские полномочия вновь избранному главе государства.
Провал экономической политики правительства радикалов нередко связывают с тем, что она в своих основных чертах продолжала курс, сформировавшийся при военном режиме, и не смогла предложить аргентинскому обществу
С приходом к власти правительства перонистов в Аргентинской Республике начался процесс глубоких экономических и социально-политических перемен, многие из которых были совершенно неожиданными как для большинства голосовавших за К. Менема избирателей, так и для аргентинского общества в целом. Большой сюрприз ожидал и все международное сообщество.
Первые шаги кабинета К. Менема
Главным политико-идеологическим элементом ситуации, сложившейся в Аргентине, являлось то, что правительство К. Менема, добившись власти с помощью левоцентристского избирательного блока, широких националистических кругов и под традиционными идейными знаменами Хустисиалистской партии, начало проводить политику, имевшую мало общего с базовыми постулатами перонизма. Основное содержание курса кабинета К. Менема можно было определить как попытку создать в стране работоспособную капиталистическую систему западного образца, базировавшуюся на рыночной экономике неолиберального толка, и обеспечить Аргентине значительно более широкое и активное участие в мирохозяйственных отношениях. С этой целью правительство разработало и начало проводить в жизнь программу мер, призванных обеспечить решение следующих кардинальных задач.
В экономической области. Стабилизация макроэкономического положения (прежде всего, снижение инфляции), преодоление кризиса и повышение общей эффективности функционирования национального хозяйственного механизма. При этом акцент был сделан на коренное изменение роли государства и места государственного сектора в экономике, что предполагало приватизацию целого ряда крупнейших предприятий, сокращение государственных расходов, ликвидацию бюджетного дефицита, постепенное снятие ограничений на импорт и поощрение экспорта, оздоровление общего валютно-финансового состояния. Приоритетное значение отводилось развитию агропромышленного комплекса, с которым правительство К. Менема в первую очередь связывало свои надежды на ускорение экономического роста.
В политической области. Был взят курс на усиление института президентской власти, уменьшение ее зависимости от других компонентов существующей демократической системы (Национального конгресса, Верховного суда, политических партий и т. д.), ослабление влияния организованного рабочего движения, ограничение самостоятельности профсоюзов и сужение их возможностей воздействовать на политику правительства, свертывание деятельности других общественных организаций и движений, адаптацию армии к новым контурам буржуазнодемократической системы.
В сфере пропаганды. Обеспечение благоприятного пропагандистского освещения политики руководства страны и происходивших перемен; создание положительного имиджа перонистской партии, лично К. Менема и Аргентины в целом в зарубежных средствах массовой информации.
Правовую базу нового экономического курса заложили принятые уже в 1989 г. Закон о чрезвычайном экономическом положении и Закон о реформе государства. Эти законодательные акты определили магистральные направления хозяйственного развития Аргентины в 1990-е годы: приватизацию государственных компаний, распродажу значительной части общественного имущества, «замораживание» роста числа государственных служащих, полное уравнивание в правах национального и иностранного капитала, отмену субсидий, открытие экономики международной конкуренции. В начале 1990 г. правительство одобрило так называемый «План Бонекс ». С целью сократить объем денежной массы (и снизить инфляцию) был произведен обмен большой части банковских срочных вкладов на 10-летние казначейские ценные бумаги, номинированные в долларах. Эта болезненная для многих вкладчиков мера действительно помогла сдержать рост денежных агрегатов Ml и М3 и замедлить инфляционные процессы.
Принципиальное значение имела политика новых хозяев Розового дома в отношении производителей и экспортеров аграрной продукции. Эта часть предпринимательского класса Аргентины оказалась в максимальном выигрыше в результате резкого обесценения национальной денежной единицы. В самом деле, продавая свои товары на мировом рынке за доллары, агроэкспортеры затем обменивали валюту на аустрали по крайне выгодному курсу. 2 августа 1989 г., выступая на ежегодной сельскохозяйственной выставке, К. Менем сделал еще один шаг навстречу интересам земельной олигархии: объявил о снижении налогов на экспорт аграрной продукции. В частности, налог на вывоз кукурузы сокращался с 30 до 18 %, сои – с 40 до 21 % и т. д. «Даже коровы аплодировали К. Менему», – писали аргентинские газеты, передавая царившую на выставке праздничную атмосферу, резко контрастировавшую с конфронтационной обстановкой времен правления радикалов165.
За первый год своего пребывания у власти правительство К. Менема ценой огромных усилий и в первую очередь благодаря беспрецедентному повышению цен и тарифов смогло «сбить» инфляцию (с 95,5 % в марте до 16 % в сентябре 1990 г.) и несколько стабилизировать финансовое и в целом хозяйственное положение. Это обстоятельство было использовано в пропагандистских целях как внутри страны, так и за рубежом. Однако обстановка оставалась сложной и противоречивой. Во-первых, экономика не выходила из состояния депрессии: за первые шесть месяцев 1990 г. (по сравнению с тем же периодом 1989 г.) промышленное производство сократилось на 10,8 %, в том числе производство средств производства – на 11,4 %. До критически низкого уровня упали валовые внутренние инвестиции, отражавшие снижение деловой активности (см. табл. 3.6). Во-вторых, высокой оказалась социальная цена стабилизации. Реальная заработная плата квалифицированного рабочего в промышленности к концу 1990 г. покрывала лишь 62,6 % стоимости «семейной продовольственной корзины», а транспортного рабочего – 39,4 %. По официальным статистическим данным, из 11 млн экономически активного населения 7,5 % были безработными, что являлось самым высоким уровнем за многие годы166. В-третьих, с трудом и крайне медленно протекала заявленная экономическая реформа (в частности, ее ключевой элемент – приватизация крупнейших государственных предприятий), встречавшая сильное сопротивление профсоюзов и многих политических противников К. Менема, в том числе в самой перонистской партии.Таблица 3.6 ВВП и валовые внутренние инвестиции
Источник . La Inversion privada en la Argentina (1950–2000). Buenos Aires, 2007. P. 179.
Все это, вместе взятое, позволяло оппозиции наращивать критику в адрес правительства, предсказывать «неизбежный крах» хозяйственной политики перонистов. В средствах массовой информации не раз назывались различные даты ожидаемого «экономического апокалипсиса », чего, однако, не происходило.
Стремясь облегчить свое положение, новые аргентинские власти лихорадочно искали дополнительные источники внешнего финансирования, пытались создать благоприятные условия для деятельности иностранного капитала, приступили к интенсивным переговорам с кредиторами с целью урегулирования проблемы внешней задолженности. При этом чрезвычайная сложность ситуации вынуждала Розовый дом идти на все более серьезные уступки МВФ, который фактически напрямую участвовал в формировании новой экономической политики Аргентины.
Правительство К. Менема вступало в решающий период своей деятельности, когда от него ожидали конкретных результатов в деле улучшения социально-экономического положения страны.II Неолиберальный ответ на исторический вызов. Третья волна модернизации
В 1990-е годы Аргентина была латиноамериканской экономической звездой…
журнал «The Economist»
В 1990-е гг. в Аргентинской Республике была предпринята очередная попытка трансформировать и модернизировать экономические структуры и институты страны, лучше приспособить их к требованиям времени, органично «вписать» в интерьер процессов глобализации, на исходе второго тысячелетия охвативших, по существу, все цивилизованное человечество и мощно диктовавших новые правила игры в системе мирохозяйственных связей.
Аргентинское общество неоднократно в своей 200-летней истории меняло вектор развития, и каждый раз экономическая философия перемен имела свою ярко выраженную специфику и идеологическую окраску. В последнее десятилетие XX в. структурные реформы прошли под знаком неолиберализма . В течение ряда лет страна служила наглядным примером «успешного» переноса базовых принципов и конкретных механизмов рыночного фундаментализма и монетаризма из мировых капиталистических центров на латиноамериканскую почву, а «главный аргентинский неолиберал», министр экономики Доминго Кавалло, стал, как писала в те годы американская пресса, подлинным «любимцем Уолл-стрита»167. Не случайно аргентинские реформы кроились по лекалам «Вашингтонского консенсуса».
Монетаристский эксперимент, принесший многим аргентинцам суровые испытания, закончился глубоким экономическим провалом и острейшим социально-политическим кризисом 2001–2002 гг. Вместе с тем к долгосрочным результатам рыночных преобразований не следует подходить с позиций, скажем так, «унтер-офицерского марксизма» и полностью отрицать (как это часто делают многие исследователи и политики) их значение для судеб хозяйственного развития Аргентины. Нужна более спокойная, взвешенная и всесторонняя научная оценка, основанная на непредвзятом и комплексном изучении вопроса. Несколько опережая события, заметим, что в известном смысле это был исторически обусловленный и во многом необходимый этап развития страны, и некоторые его заделы создали предпосылки быстрого роста аргентинской экономики уже в первом десятилетии нового, XXI в.
Глава 1 «Дорожная карта» и практика рыночных реформ
Как показывает опыт Аргентины, экономическое процветание и политическая стабильность начинаются со стабильных денег.
Рудигер Дорнбуш, американский экономист
«Конвертируемость» надела на аргентинскую экономику смирительную рубашку.
Пол Кругман, нобелевский лауреат
План «конвертибилвдад» и новая роль Центробанка
В феврале 1991 г. Д. Кавалло покинул пост министра иностранных дел и осуществил свою давнюю мечту – возглавил министерство экономики. Это стало поворотным пунктом в ходе реформ и в целом в аргентинской истории конца XX в. Начинался этап неолиберальных преобразований по всему фронту, круто изменивших многие государственные и общественные институты Аргентины и весь экономический и социально-политический облик страны.
Доминго Фелипе Кавалло Родился в 1946 г. в г. Сан-Франсиско, в провинции Кордова. Высшее образование получил в Национальном университете Кордовы, который окончил с золотой медалью, и в Гарвардском университете (США), где защитил докторскую диссертацию в области экономики. Быстро получил известность в Аргентине и других странах как экономический эксперт. Был участником целого ряда международных научных проектов, опубликовал несколько книг и большое количество статей. В числе его главных исследований фигурируют следующие монографии: «Вновь расти» (1984 г.), «Федеральный вызов» (1986 г.), «Экономика во времена кризиса» (1989 г.), «Аргентина, какой она могла быть» (1989 г.), «Значение правды. Импульс к транспарентности в Аргентине 90-х годов» (1997 г.). Долгое время являлся консультантом частных аргентинских промышленных компаний. В 1976 г. Д. Кавалло вместе с американским экономистом Р. Масгрейвом провел исследование, которое легло в основу налоговой реформы в Боливии. В 1977 г. Д. Кавалло создал в Кордове так называемый Фонд Медитерранеа (ФМ), а в его рамках – Институт изучения экономических реальностей Аргентины и Латинской Америки (ИЭРАЛ), ставший одним из ведущих в стране исследовательских центров данного профиля. Отличительная черта этих организаций – тесная связь с деловыми кругами Аргентины. Так, в числе основателей ФМ можно назвать известные в стране фирмы: АРКОР, «Арнальдо Этчарт», «Астра», «Багли», «Бридас», «Массух», «Ледесма», «Пескармона» и другие. Д. Кавалло занимал ряд ответственных государственных постов: вице-президента Банка провинции Кордова (1971–1973 гг.), президента Центрального банка Аргентинской Республики (1982 г.). В 1987 г. по спискам Хустисиалистской (перонистской) партии, в которой он не состоял, был избран депутатом Национального конгресса и активно включился в политику. Являлся одним из ключевых советников по экономическим и политическим вопросам перонистского кандидата в президенты К. Менема, а после победы последнего на выборах занял сначала пост министра иностранных дел, а затем министра экономики, став самым влиятельным членом кабинета («суперминистром»). На посту министра иностранных дел и культа Д. Кавалло проявил себя энергичным и компетентным руководителем, провел реорганизацию министерства с целью повышения оперативности и эффективности его работы, подключил к подготовке важных внешнеполитических и юридических документов группу авторитетных экспертов, прежде всего из ИЭРАЛ, активизировал деятельность специально созданного при МИД Аргентины Центра международной экономики. Но главные свершения Д. Кавалло были, безусловно, связаны с его пребыванием во главе министерства экономики в 1991–1996 гг.
Курс Д. Кавалло, ставивший своей декларированной стратегической целью перевести экономику Аргентины в режим стабильного роста, в идейно-теоретическом отношении имел, выражаясь ленинским языком, «три источника и три составные части», определившие его главные особенности и характерные черты.
Первое . В основе экономических воззрений «суперминистра» и его «команды» лежали взгляды и концепции либерализма. Именно либеральное (точнее неолиберальное) мировоззрение определяло систему базовых ценностей и целей «неоперонистов» («менемистов»), а также методы и средства достижения этих целей. Анализ взглядов Д. Кавалло, изложенных в его научных работах и официальных выступлениях, позволяет выделить ключевые моменты (критериальные черты) неолиберальной стратегии в ее «аргентинском варианте». В их числе:
♦ последовательное снижение удельного веса государственного сектора в экономике, в том числе через приватизацию госпредприятий;
♦ стремление к снижению государственных расходов, минимизация (или полная ликвидация) бюджетного дефицита, цель – сделать «экономику экономной »;
♦ проведение жесткой денежной политики (сдерживание роста денежных агрегатов, и прежде всего агрегата Ml – наличных денег), почти исключающей дополнительную эмиссию и ограничивающей объем кредитов БАН; тем самым предполагалось надеть на аргентинскую экономику своего рода финансовую «смирительную рубашку»;
♦ принятие кардинальных антиинфляционных мер и последующее удержание инфляции на максимально возможном низком уровне;
♦ исключение из финансовой практики резких изменений обменного курса (снижение темпов девальвации) национальной валюты;
♦ обеспечение полной открытости аргентинской экономики путем отмены протекционистских мер; возможность сохранения отрицательного сальдо внешнеторгового баланса в том случае, если оно компенсируется притоком иностранного капитала; поощрение зарубежных инвестиций; предоставление иностранным компаниям и банкам равных прав с местными бизнес-структурами;
♦ допущение роста внешнего долга под тем предлогом, что он служит элементом открытости экономики и важным финансовым резервом ее развития;
♦ сокращение доли социальных расходов в государственном бюджете и разного рода социальных трансфертов (субсидий, дотаций и т. д.), поскольку они снижают конкурентоспособность национального бизнеса и культивируют иждивенческие настроения предпринимателей и населения в целом;
♦ уменьшение числа занятых в государственном управленческом аппарате, понижение степени бюрократизации и коррумпированности властных институтов.
Второе . Сильное влияние на правительство К. Менема – Д. Кавалло оказала популярная в тот период на Западе теория предложения ( supply-side economics) [24] , согласно которой реальный рост в экономике зависит в основном от факторов, воздействующих на предложение, а не на эффективный спрос, как это утверждает кейнсианская концепция. Теория предложения постулирует еще ряд идей, взятых на вооружение аргентинскими реформаторами 1990-х годов. Назовем самые важные:
принципиальная бесполезность механизма девальвации национальных валют, поскольку вслед за этим происходит «всплеск» инфляции, нивелирующий эффект от снижения обменного курса денег;
гипотетическая возможность сокращения заработной платы, так как, в соответствии с теорией предложения и законом Сэя, исключается вероятность кризиса перепроизводства.
Третье. Постулаты уже упомянутого «Вашингтонского консенсуса», который, как отмечал В.М. Давыдов, «суммировал господствовавшие неолиберальные представления экономических гуру того времени и подходы крупнейших международных финансовых организаций (прежде всего МВФ) к оказанию помощи «проблемным странам, встающим на путь реформ»168. Напомним суть рекомендаций «Вашингтонского консенсуса»: снижение до минимума бюджетного дефицита; изменение приоритетов государственных расходов в пользу здравоохранения, образования и инфраструктуры; проведение налоговой реформы, направленной на расширение облагаемой базы при устранении завышенных фискальных ставок; финансовая либерализация и переход на рыночное регулирование банковского процента; введение унифицированного и конкурентоспособного обменного курса национальной валюты, позволяющего стимулировать нетрадиционный (промышленный) экспорт; замена количественных ограничений во внешней торговле импортными тарифами, поэтапно снижаемыми до уровня 10–20 %; ликвидация барьеров, препятствующих притоку иностранных инвестиций; приватизация государственных предприятий; отмена регламентаций, затрудняющих выход на рынок новых фирм и ограничивающих конкуренцию; надежное обеспечение прав собственности, особенно для неформального сектора169.
Таков был основной теоретический багаж, определивший узловые моменты программы («дорожной карты») экономических реформ, разработанной неолибералами во главе с Д. Кавалло и реализованной в своих основных чертах в первой половине 90-х годов прошлого века. Как видим, главные подходы, взятые на вооружение Розовым домом, носили космополитический характер и полностью соответствовали западному идейному мейнстриму тех лет. К этому, вероятно, следует прибавить концептуальные подходы собственно аргентинских «исторических» либералов, многие годы бессменно возглавлявшихся Альваро Альсогараем. Превратившись из непримиримых врагов перонизма в наиболее близких союзников К. Менема и окружавших его «менемистов» и «неоперонистов», твердо стоящие на либеральных позициях члены партии СДЦ также внесли свой вклад в идейный арсенал «команды» Д. Кавалло.
Победа ХП на выборах 1989 г. и приход в Розовый дом администрации К. Менема, отказавшегося от идейного наследия «исторического» перонизма и избравшего неолиберальный вариант экономического реформирования, означал, что либеральные знамена СДЦ оказались перехвачены новой властью. Это обстоятельство, с одной стороны, ослабило интерес к либералам (появились иные, значительно более влиятельные носители рыночной идеологии), а с другой – позволило отдельным представителям СДЦ «влиться» в ряды аргентинских реформаторов и внести свой конкретный вклад в процесс рыночных преобразований.
Тем самым вокруг Д. Кавалло образовалась группа «неолиберально настроенных» профессионалов, состоявшая из «неоперонистов», либералов и внепартийных экономистов, главным образом из «Фонда Медитер-ранеа». Так, Карлос Санчес занял пост заместителя министра, Альдо Дадоне – президента БАН, Роберто Доменеч – директора Центрального банка и т. д. Дочь А. Альсогарая – Мария Хулия вошла в состав правительства и приняла самое активное участие в процессе приватизации государственных предприятий. С этой командой Д. Кавалло и приступил к практической реализации программы реформ.
Кардинальное значение для формирования общей линии экономической политики правительства К. Менема имело одобрение Национальным конгрессом 28 марта 1991 г. закона 23.938, который вступил в силу 1 апреля того же года, вошел в историю как закон «О конвертируемости» («конвертибилидад») и коренным образом менял валютно-финансовую ситуацию в стране. Вот его основные положения.
1. Центральный банк был обязан в неограниченном количестве продавать иностранную валюту из расчета 10 тыс. аустралей за 1 доллар США. Несколько позднее (с 1 января 1992 г.) вводилась новая аргентинская денежная единица с традиционным названием – песо и устанавливался ее паритет с американским долларом (1:1).
2. Центробанк обязывался постоянно располагать золотовалютными резервами в объеме не меньше 110 % имевшейся в обороте денежной массы (агрегат Ml). Комментируя такую политику, американские экономисты П. Кругман и М. Обстфельд писали: «Фиксируя валютный курс, центральный банк отказывается от своей способности влиять на экономику посредством денежно-кредитной политики»170.
Кроме того, запрещалась индексация контрактов, номинированных в аустралях, благодаря чему блокировался «переброс» инфляции в будущее, и прерывалась инфляционная инерция, с которой страна жила несколько последних десятилетий. С целью укрепить фактически вводимый в стране бимонетарный режим (равноправное хождение двух денежных единиц: аргентинского песо и доллара США) разрешалось впредь заключать контракты в американских долларах.
Существенно менялась и суживалась макроэкономическая роль Центробанка, утратившего возможность финансировать государство путем практически бесконтрольной эмиссии денег (как правило, по требованию исполнительной власти, которая таким способом «заделывала» бреши в федеральном бюджете и одновременно «разгоняла» инфляцию). Это было важнейшее – и весьма трудное – политическое решение, достаточно быстро оздоровившее денежный рынок. В условиях системы «конвертибилидад» государство могло получить дополнительные средства только путем заимствований на внутреннем или внешнем финансовых рынках, выпуская соответствующие суверенные долговые инструменты (обязательства). Такое положение дел теоретически должно было вынудить федеральные и провинциальные власти укреплять финансовую дисциплину и повышать собираемость налогов – единственный источник денежных поступлений, не считая заимствований.Введение режима «конвертибилидад» и по сей день остается остро дискуссионной темой, сталкивающей самые различные точки зрения и порождающей порой весьма парадоксальные, неожиданные оценки. Рассмотрим некоторые из них, чтобы получить более полную и сбалансированную картину происшедшего в Аргентине в 1990-е гг.
Начнем с мнения самого Д. Кавалло, неоднократно обращавшегося к анализу закона «О конвертируемости». В работе, подготовленной для авторитетного испанского Королевского института Элькано в 2002 г.171, бывший министр сформулировал ряд тезисов, представляющих немалый интерес. Прежде всего, он опроверг абсолютно устоявшееся мнение, что режим «конвертибилидад» предполагал «мертвую» привязку песо к доллару в соотношении 1:1. По утверждению Д. Кавалло, закон устанавливал «потолок» обменного курса, т. е. аргентинская валюта не могла быть дороже американской, но не определял нижнего уровня соотношения двух валют. Таким образом, согласно автору закона «О конвертируемости», введенный валютный режим юридически оставлял возможность для маневра – в случае необходимости понизить номинальную стоимость песо. На этом основании утверждалось, что не следует ставить знак равенства между режимом «конвертибилидад» и твердо фиксированным обменным курсом (pegged/fixed exchange rate). Далее, Д. Кавалло подчеркивал чрезвычайную популярность «конвертируемости», которая позволила аргентинским гражданам осуществлять любые денежные операции и накапливать личные сбережения в иностранной валюте, а на макроэкономическом уровне на определенный отрезок времени (почти 10 лет) обеспечила устойчивость и стабильность национальной финансовой системы. И последнее. Говоря о других макроэкономических эффектах «конвертируемости», экс-министр указал на следующее: