Передача лампы
Шрифт:
Глава 37
Нет силы выше любви
Ошо, ты пояснил, насколько способность передавать свои переживания является сущностью мастера. Тем не менее, в тебе случилось нечто еще более прекрасное.
Будда передал свое послание нескольким тысячам избранных на местном языке пали — в ответ на неудачи брахманизма.
Для сравнения: ты говоришь с миллионами мужчин и женщин с любого континента, любой расы, любой религии, из любой возможной среды. Вместо того чтобы быть ограниченным
Ты смог так поэтично выразить существование на хинди, что люди сказали, ты самый лучший оратор на хинди из живущих в настоящее время. Более того, ты способен делать то же самое на втором иностранном языке для людей этих настолько отличающихся культур, которые, по большей части, на поколение моложе. Ты не просто изъясняешься с помощью этого второго языка, но и способен уловить тонкие оттенки и разговорные выражения обиходной речи, понимание которых есть только у людей, для которых этот язык родной.
Ошо, это твоя величайшая способность передавать делает тебя мастером из мастеров?
Ситуация в мире кардинально изменилась. Даже триста лет тому назад мир был уже очень большой. Если бы Гаутама Будда хотел наладить контакт со всеми человеческими существами, это было бы невозможно; средства связи были просто недоступны. Люди жили во многих мирах, почти изолированных друг от друга. В этом была и простота.
Иисус столкнулся с иудеями, не с целым миром. Было бы невозможно, сидя на осле, объехать весь мир. Даже если бы ему удалось охватить небольшое королевство Иудеи, этого уже было бы достаточно. Знания людей были очень ограниченны. Они даже не знали о существования друг друга.
Гаутама Будда, Лао-цзы в Китае, Сократ в Афинах — они были современниками, но они понятия не имели друг о друге.
Вот почему я говорю, что до научной революции в средствах связи и в средствах передвижения было много миров, замкнутых на самих себе. Они никогда не думали о других, они даже не имели понятия, что другие существуют. По мере того как люди все больше и больше знакомились друг с другом, мир становился меньше. Теперь Будде не справиться, не справиться ни Иисусу, ни Моисею, ни Конфуцию. У них у всех очень ограниченные умы и очень ограниченные подходы.
Нам повезло, что сейчас мир такой маленький, что вы не можете быть ограниченным. Даже вопреки себе вы не можете быть ограниченным, вы должны быть универсальным. Вы должны думать о Конфуции, вы должны думать о Кришне, вы должны думать о Сократе, вы должны думать о Бертране Расселе. Пока вы не начнете думать о мире как о едином целом и разбираться во всех достижениях разнообразных гениев, вы не сможете поговорить с современным человеком. Пропасть будет настолько велика — двадцать пять столетий, двадцать столетий… практически невозможно навести мосты.
Единственный способ преодолеть ее — человек, который пришел к познанию, не должен останавливаться на собственном познании, довольствоваться выражением только того, что познал. Он должен приложить невероятные усилия, чтобы познать все языки. Работа — проникновение внутрь человеческого гения во всех измерениях — необъятная, но волнующая.
Если у вас внутри есть свет понимания, вы можете создать без особого труда синтез. И это не только синтез всех религиозных мистиков — это часть. Синтез должен включать всех художников — их представления; всех музыкантов, всех поэтов, всех танцоров — их представления. Всех творческих людей, которые обогатили жизнь, которые сделали человечество богаче, нужно принять к сведению. А самое важное — это научный рост.
В прошлом невозможно было согласовать научный рост с сердцем и религией в единое видение. Прежде всего, не было науки — а она изменила массу вещей. Жизнь никогда не сможет стать прежней.
Никто никогда не думал о творческих людях, что их вклад тоже религиозен.
В моем видении это треугольник: наука, религия, искусство.
И это настолько разные измерения: они говорят на разных языках, они противоречат друг другу, внешне они не согласуются — пока у вас нет глубокого понимания, в котором они все смогут растаять и стать одним.
Мои усилия были направлены на то, чтобы сделать почти невозможное.
В мои студенческие годы мои профессоры были в недоумении. Я был студентом философского факультета, и я посещал лекции по естественным наукам — физике, химии и биологии. Эти профессоры удивлялись: «Ты здесь, в университете, чтобы изучать философию. Зачем ты тратишь время на химию?»
Я сказал: «У меня нет с химией ничего общего, просто я хочу получить ясное представление о том, что сделала химия, что сделала физика. Я не хочу вдаваться в подробности, я просто хочу получить представление об определяющем вкладе».
Я редко посещал лекции, обычно я проводил время в библиотеке. Мои профессоры постоянно говорили: «Что ты делаешь целый день в библиотеке? От библиотекарей поступает так много жалоб, что ты первый приходишь туда и что тебя нужно почти насильно выводить оттуда. Ты находишься там целый день. И не только в отделе литературы по философии, ты кочуешь по всем отделам библиотеки, которые не имеют никакого отношения к тебе».
Я отвечал им: «Мне сложно объяснить вам, но мои усилия в будущем будут направлены на то, чтобы согласовать все, в чем есть хотя бы доля истины, в синтетическом целом и создать образ жизни, который будет включать в себя все, который не будет основан на доказательствах и противоречиях, который будет основан на глубоком понимании самой сокровенной сути всех тех вкладов, которые были сделаны в человеческое знание, в человеческую мудрость».
Они думали, что я сойду с ума: задача, которую я поставил перед собой, может кого угодно привести к сумасшествию, она неохватная. Но они не понимали, что сойти с ума для меня невозможно, что я оставил ум далеко позади, я просто наблюдатель.
А ум — это такой чувствительный и сложный компьютер. Человек сконструировал потрясающие компьютеры, но, тем не менее, ни один не сравнится с человеческим умом. Всего один человеческий ум имеет способность вместить в себя все библиотеки мира. А только в одной библиотеке — библиотеке Британского Музея — столько книг, что, если выстроить их в ряд, одну за другой, он три раза обогнет Землю. И это только одна большая библиотека. В Москве есть подобная библиотека — возможно, даже больше. В Гарварде подобная библиотека.