Передача лампы

Раджниш Бхагаван Шри

Это вздор, потому что человек в своем ключевом существе не является ни восточным, ни западным. Все дело только в правильном подходе под правильным руководством, и расщепление не возникает. Наоборот, возводится мост — мост между интеллектом и интуицией даст вам невероятную ясность, понимание, разум нового порядка, о котором вы и не подозревали.

Юнг помешал многим людям, потому что на Западе он считается авторитетом. Он ничего не знает о восточных методах. Только страх смерти его друга… Но этот страх не означает, что он понял, он не осознал всей ситуации.

Если бы у меня

спросили совета, я бы сказал Ричарду Вильгельму: «Учи язык у специалистов в области лингвистики. А пока ты учишь язык, также учись медитировать у кого-нибудь из даосских мастеров, потому что „И-Цзин“ — даосская книга, поэтому, прежде чем ты будешь в состоянии ее переводить, ты должен быть в состоянии ее понять; это не просто дословный перевод, это должен быть перевод из глубокого понимания.

И это будет способствовать не только появлению „И-Цзин“ на западных языках, но и появлению в тебе нового человека».

То же самое происходило с другими людьми. Причина всегда в расщеплении.

Что касается Ницше, он не медитирующий, но у него была способность к полетам в неизвестное. Иногда окно открывалось, и он видел. Но окно было не в его власти, а зависимо от обстоятельств. Если обстоятельства были правильные и подходящие, если у него все было хорошо, он чувствовал радость, умиротворение, то окно открывалось, и он мог выйти за пределы обычного человеческого ума. И он мог описать это.

Если бы он также был и медитирующим, окно не было бы случайным; открыть или закрыть его было бы в его власти.

А он становится зависимым, и это тоже создает глубокое беспокойство в его существе — потому что обычно двадцать четыре часа в сутки он живет, как и все остальные, а потом вдруг однажды вечером, когда он смотрит на закат, окно открывается, и он видит то, что очевидно, что не требует никаких доказательств. Это более реально, чем ваша реальность, настолько авторитетно реально, что вы не можете даже сомневаться. Но это длится какие-то секунды, а потом уходит, и он снова возвращается на землю.

Затруднения этого человека можно понять.

Всевозможные сомнения, всевозможные вопросы — то ли он спал, то ли это была галлюцинация, иллюзия — и интеллект в замешательстве. Но снова открывается окно, и картина та же. Вы не можете видеть одну и ту же галлюцинацию снова и снова, и вы не можете постоянно видеть тот же сон — вы абсолютно пробуждены.

Это породило такую муку в его существе — что именно реально? Обычная реальность, которую он видит двадцать четыре часа в сутки, или реальность, которая время от времени открывает свою дверь?

То же было и в случае с Нижинским. Наверное, он был самым великим танцором за всю историю человечества. Но странно, что такой человек, как Нижинский, просто погибал в великих муках. Не такой должна быть награда за гениальность. Проблема была в том, что иногда во время танца он настолько сливался с танцем, что были не танцор и танец, но только танец. В эти моменты происходило нечто почти сверхъестественное.

Он совершал настолько длинные, настолько высокие прыжки — которые невозможны, физически невозможны — он сам не мог совершить такой высокий или такой длинный прыжок в другое время. Он не мог в это поверить, что, когда исчезал танцор, каким-то образом сила притяжения теряла над ним контроль. И он прыгал так высоко, что никто не мог поверить, что такое возможно. Но еще более сверхъестественным было его снижение; на все падающее сила притяжения действует с огромной силой.

Не так давно Анандо рассказывал мне, что, когда астероиды падают на землю, они попадают в поле земного притяжения, простирающееся вокруг на две сотни миль. Они начинают падать с огромной скоростью — пятьдесят тысяч миль в час, поэтому сила трения сжигает их. Но изредка, если это очень большой астероид — мили длиной, он может сгореть не полностью, он может долететь до земли. Иногда он убивал много людей. Это очень необычный вид камня, потому что он прошел через необычный опыт; пятьдесят тысяч миль в час, и жар, и сила трения придали ему новое качество.

В Каабе, священном месте мусульман, есть астероид, который долетел до земли, и они поклонялись ему только потому, что другого такого камня нет, он спустился с небес. И, безусловно, он спустился с неба.

Когда Нижинский возвращался, у всех в зрительном зале замирало дыхание. С такой высоты — это казалось настолько опасным: если сила притяжения сработает должным образом, у него будут многочисленные переломы. Но он опускался как лист, плавно нисходя к земле, — неспешно. Это движение вниз было настолько замедленным, что даже физики не могли найти этому объяснения. Прыжок был необъяснимым, но снижение было еще более сверхъестественным. Он и сам понятия не имел.

Он сказал только одно: «Всякий раз, когда я пытаюсь, это не происходит. Я бы хотел, чтобы это случалось каждый раз, когда я на сцене, но всякий раз, когда я сознательно, намеренно пытаюсь, это не происходит. Это случается только тогда, когда я не пытаюсь, когда я даже не думаю об этом, когда меня фактически там нет. Это случается в мое отсутствие, когда есть только танец и танцор полностью слился с танцем. Я не могу это никак объяснить, потому что меня там нет».

Он тоже плохо кончил. Он сошел с ума — потому что такое никогда не случалось ни с одним другим человеком. Он старался изо всех сил, но это не происходило, а потом, когда он не думал об этом, это случалось, и никто не мог это объяснить. Он и сам не имел ни малейшего представления, как это случалось. Это свело его с ума. Год он провел в сумасшедшем доме и умер в ужасных страданиях.

Тот же человек на Востоке стал бы Гаутамой Буддой — потому что он нашел разгадку, но Нижинский не смог распознать ее. А на Западе не было ни одного мастера, который объяснил бы ему, что происходит.

Ведь это целое учение Востока: если вы забываете свое эго, если вы забываете себя, если вы просто никто, начинают случаться чудеса. Это закон природы. В нем нет ничего такого, что могло бы вывести из душевного равновесия. В тот момент, когда вы отсутствуете, вы в такой тишине, в таком покое, в такой легкости, что нет абсолютно никаких тревог.