Передряга
Шрифт:
— Ты циник, — ответил я.
Мафиозо усмехнулся и резко свернул к обочине. Остановил машину:
— Давай попробуем подойти к кому-нибудь из них. Увидишь, сразу ускорят шаг. Эти их храбрые позы рассчитаны на недотёп, вроде тебя. Настоящего „крутого“ парня они не обманут.
— Поехали. — Я смотрел прямо перед собой.
— То-то. — Он нажал на газ, и „БМВ“ послушно набрал скорость. — Ты готов драться? — спросил Сергей Борисович, поглядывая на меня в зеркальце заднего вида. Я промолчал. — Мне не нравится твое настроение, — продолжал мафиозо. — Я хочу быть уверен, что там, когда придется делать дело, ты не наложишь в штаны и не распустишь нюни, а будешь вести себя, как настоящий „крутой“ мужик.
— Смотря что ты понимаешь
Зачем спрашивать, когда ответ известен заранее? Я хорошо понимал, что имел в виду Сергей Борисович. И, признаюсь честно, предстоящее мероприятие — „дело“ — пугало меня. Внутренне я не был готов к тому, чтобы выстрелить в человека, даже если он бандит, удерживающий в заложниках женщину. Любимую мною женщину.
На словах все довольно просто. В кинофильме герой укладывает „плохих парней“ пачками, походя, а после того, как все уже умерли, начинает разбираться, кто там среди них действительно „плохой“, а кто просто под руку подвернулся. А потом он идет домой, сытно ужинает, рыгает, цыкает зубом и спокойно ложится спать. Его не мучает совесть, ему не снятся кошмары. Он — образец клинического идиота. Бах! Бах! Гора трупов и море крови. В книгах, как правило, та же схема. Могуче-узколобый морской пехотинец — афганец — десантник — спецслужбист — раскаявшийся бандит мчится, словно параноик, по городу — лесу — морю и палит во всё, что способно шевельнуться и сказать „мяу“. А эти, „павшие“ — надо же, какое совпадение! — оказываются редкостными ублюдками. Даже если и не бандитами. Всё равно их не жалко. Исключения крайне редки. Закрывая книгу или выходя из кинозала, понимаешь, что ждал только одного: пока этот единственный моральный урод переколошматит всех остальных персонажей, включая почтальона, аптекаря, двух кошек и стаю бродячих псов, и на экране появится надпись: „Конец“.
Я отдавал, себе отчёт в том, что мне, в отличие от „убойных“ книга- и. кино персонажей, будет очень и очень не просто нажать на курок. Однако признаться в этом Сергею Борисовичу я не мог. В конце концов, идея с освобождением Ирины принадлежит мне. Мафиозо всего лишь согласился помочь.
— Вижу, — сказал вдруг Сергей Борисович. — Не волнуйся. В реальности все гораздо быстрее и проще, чем в фантазиях. Просто перестань воспринимать жертву как личность. Думай о ней, как о картонной мишени в тире. Или попробуй представить, что парень, которого ты собираешься пристрелить, — ублюдок, садист, растлитель малолетних девочек. Подумай о том, что он минуту назад насиловал твою Ирину. Увидишь — палец сам нажмет на курок. И потом, если ты его не пристрелишь, он пристрелит тебя. И не поперхнется. Все очень просто. Убей, если не хочешь быть убитым сам.
Это-то как раз я представлял себе очень отчетливо. Мне стало тоскливо. Хорошо подавать советы, когда у тебя самого не возникает проблем с совестью. По правде сказать, я рассчитывал на то, что обойдётся без стрельбы. Что мы как-нибудь хитро прокрадемся в дом, свяжем охрану и вытащим Ирину. Но мафиозо с самого начала оказался настроен иначе. И, чего я совсем не понимал, он был весел.
Облачившись же в темные джинсы, чёрную рубашку, чёрную куртку и темные кроссовки, я почувствовал себя и вовсе отвратительно. В моем понимании так одевались ребята, собирающиеся под покровом ночи перерезать горло двум-трем десяткам отпетых бандитов. Суда по всему, именно так дело и обстояло. С одной лишь разницей: я не был ни диверсантом, ни командос, ни морским пехотинцем.
— Держи. — Сергей Борисович открыл бардачок и вытащил оттуда странный пистолет. Я таких еще не видел. С удлиненной рукоятью и выступающим стволом. — Это „беретта“, модель „девяносто три“. Отличное оружие. Прекрасные боевые качества. В магазине двадцать выстрелов. Ещё один — в стволе. Смотри. Когда у тебя закончатся патроны и затвор зафиксируется в заднем положении, ты: нажимаешь экстрактор… — Он указал ка кнопку в рукояти. — Нажми. Нажми, говорю. — Я послушно нажал. Обойма легко выскользнула из магазина и шлепнулась на пол. Пришлось нагибаться и искать её под креслом. — Нашёл? Молодец. Теперь вставляешь полную обойму, отводишь затвор до упора, назад, отпускаешь. Всё. Оружие готово к стрельбе. Потренируйся. — Я начал послушно вынимать и вставлять обойму. В конце концов стало получаться весьма прилично и быстро. — Две запасные обоймы возьми в бардачке. Вон они, справа. — Я достал обоймы и сунул их в карман куртки. Шестьдесят выстрелов? С ума сойти. Мы что, третью мировую войну собираемся развязать? — Не ковбойствуй, — продолжал Сергей Борисович. — Курок не дергай, жми плавно. Целься в центр корпуса. В голову тебе вряд, ли удастся попасть. — Я скептически вздохнул. — Эй! Эй! — Он вдруг закатил мне внушительную оплеуху. Ничего подобного я не ожидал и едва не ударился головой о лобовое стекло — Прекрати раскисать. Ты слышишь меня? Я хочу, чтобы ты перестал демонстрировать мне страдальческую морду и что-нибудь спел, пока едем.
— Спел? — переспросил я, потирая звенящее ухо.
— Спел. Знаешь что-нибудь народное?
— „Степь да степь кругом“.
— Вот её и пой.
Фокус не хитрый. В театре им пользуются довольно часто. Мафиозо пытался отвлечь меня от мысли о предстоящем побоище.
— Ладно, — вздохнул я. — Не стоит. Со мной всё в порядке.
— Я что, непонятно выражаюсь, мать твою? — Лицо его вдруг стало злым и напряженным. — Или ты думаешь, раз у тебя в руках пистолет, так мне уже не удастся свернуть твою дерьмовую шею? Я говорил: ты будешь делать то, что тебе сказано. Больше повторять не стану. Просто сломаю тебе мизинец. Пой!
Я нескладно затянул первый куплет, и… Сергей Борисович запел вместе со мной. Так мы и горланили, пока „БМВ“ пожирал километр за километром. Довольно скоро машина проскочила кольцевую автодорогу и помчалась по полупустому шоссе, удаляясь от Москвы. Сергей Борисович неожиданно чисто подтягивал вторым голосом и выглядел очень довольным. Мы спели „Ямщика“, затем „Мороз“ и „Колокольчик“. Потом перешли к „По Дону гуляет“. Когда я бодро затянул третий куплет, Сергей Борисович внезапно замолчал и сказал:
— Приехали.
Надо сказать, чувствовал я себя гораздо лучше, чем в начале нашей поездки. Пение, может быть, и не, прибавило мне сил, но зато сняло волнение. Коленки перестали дрожать. Пальцы лежали на рукояти пистолета гораздо увереннее.
„БМВ“ свернул с шоссе на широкую подъездную дорогу.
— Осталось километра три, — объявил мафиозо. — Приготовься. В бардачке лежит глушитель. Навинти на ствол.
— Глушитель? — опешил я.
— Ну да. Ты же не хочешь устроить переполох, еще не успев войти в дом, верно?
— Пожалуй.
— Поэтому я и предлагаю тебе надеть на пистолет глушитель. Давай.
Я порылся в бардачке, отыскал глушитель и неловко принялся накручивать его на ствол. Вместо нескольких секунд у меня это отняло три минуты.
— Отлично. Теперь передерни затвор. Молодец. Обоймы у тебя где?
— В кармане куртки.
— Переложи в джинсы. Из куртки они могут выпасть, когда нам придётся бежать.
— Нам придется бегать?
— Вообще-то мы не на прогулку сюда приехали. Во время перестрелки лучше двигаться быстро. Но, если тебе очень надоела жизнь, можешь, конечно, ходить пешком.
— Чёрт! А где твоё оружие?
— В багажнике.
Я вспомнил, как в гараже он достал из тайника, устроенного в стене „ямы“, что-то длинное, завёрнутое в кусок брезента.
— Ружьё?
Сергей Борисович посмотрел на меня и улыбнулся.
— Нет, Иван. С ружьем охотятся. Это автомат.
— Автомат?
— „АК-74“. Хорошая машинка.
— Тоже с глушителем?
— Где ты видел автомат Калашникова с глушителем? — Мафиозо засмеялся.
— Я их вообще не видел.#
— А в армии?