Передряга
Шрифт:
Впереди маячил открытый участок. Свет, отражаясь от асфальта, создавал этакое тюлевое пятно. Не освещенное, но и не тёмное.
Я пригнулся и ринулся к „ракушке“. Присел на корточки, переводя дух. Если кому-нибудь из жильцов соседнего дома приспичит среди ночи попить или в туалет и они ненароком, проходя мимо окна, выглянут во двор, забавное же им предстанет зрелище. Некий психопат, согнувшись в три погибели, носится по двору, подбираясь к чужой машине. Еще милицию вызовут, чего доброго. Вот уж это мне совсем не на руку.
Я прислушался. Ничего. Не слышно разговоров. Не мурлычет приемник. И табаком не пахнет. Приподнявшись, я осторожно выглянул из-за „ракушки“.
Салон „девятки“ оказался пуст. А ещё… чуть отсвечивало стекло в правой передней дверце. То самое, которое вчера выбили пули, выпущенные из пистолета убийцы. Только теперь оно было целым и невредимым. На мгновение у меня даже возникло сомнение, та ли это машина. Мало ли в Москве вишневых „девяток“. Я, оглянувшись, выскользнул из-за гаража и нырнул за корпус „Жигулей“. Даже в темноте мне удалось разглядеть две рваные дыры чуть ниже окна. Именно сюда попали пули. А стекло? Как им удалось так быстро заменить стекло? Одного прикосновения оказалось достаточно, чтобы сообразить: стекло — чуть меньшего размера, чем „родное“ — просто вставлено в раму. Его не закрепили в подъемнике. При касании оно билось о жесть с неприятным суховатым стуком.
Приоткрыв дверцу, я пощупал сиденья. Холодные. Люди, приехавшие в „Жигулях“, ушли не меньше десяти минут назад. А капот? Едва тёплый. Значит, двигатель заглушили час, а то и полтора назад. И бросили машину, не посчитав нужным даже запереть.
Любопытно, подумал я, они всё ещё в офисе или ушли? Оставив „девятку“ во дворе? Почему бы и нет? Может быть, их ждала другая машина? Стоило ли тащить сюда Димку, чтобы потом пересаживаться в другую машину? Стоило, ответил я себе. Безусловно. Но только в том случае, если „взломщики“ работали, что называется, „на публику“. На меня и на Валерку. Зачем? Напугать. Напугать так, чтобы мы потеряли голову от страха, не понимая, что происходит. Трудно воевать с привидениями. Вот на это-то они и рассчитывали. Мы же, помнится, сошлись во мнении, что „взломщики“ — не убийцы. Если так, то в офисе никого нет. Будем надеяться, что им не удалось открыть… Я выматерился сквозь зубы. Ключи! Они остались у Димки в плаще! И если наш славный Димыч — один из них, значит, пленки мне уже не найти. И если „взломщики“ отошлют её Сергею Борисовичу, я — покойник. Гарантированно».
Дверь была приоткрыта. Совсем чуть-чуть. Иван огляделся. Ни палки, ни железяки, ни камня на худой конец. Ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Черт бы побрал возродившийся из пепла отряд трудолюбивых дворников!
Иван прислушался, наклонившись к самой двери. А вдруг они еще там? Тишина казалась плотной, словно поролон. Даже ветер стих на несколько секунд. Ни шороха, ни сдавленного взволнованного дыхания. Хотя нет, что-то все-таки было. Какой-то странный, пугающий монотонной равномерностью, шелестящий звук. Словно под стрелу маятника положили газетный лист. Но это были не «взломщики». Аккуратисты вели бы себя осторожнее. Безбоязненные вообще не стали бы таиться. И потом… этот звук не показался Ивану естественным.
И тогда он совершил самый безрассудный поступок из всех, которые может совершить человек в подобной ситуации. Резко, ногой, распахнув дверь настежь, Иван вломился в темноту и гаркнул во всю силу легких:
— Эй! Кто здесь?
На мгновение в голове возникла четкая картина: из темноты на звук его голоса изумленно оборачиваются призрачные тени — Петр, он сам, еще кто-то безликий. Они переглядываются, спрашивая друг друга беззвучно, глазами: «Кто этот орущий придурок?» — «А-а-а, это я». — «Ты? А чего орёшь?» — «Боюсь, наверное». — «Ну тогда, может, врезать тебе… где он?., а вот… этим обломком по темечку?» — «Ну врежь». И черное привидение, подхватив с пола искореженную железяку, невесомо плывет к двери.
В ушах звенело комариным писком. Иван протянул руку, нащупал пальцами клавишу выключателя и вдавил ее в стену. Ярко — из-за разбитых плафонов — вспыхнул свет. Хлынул в разгромленное помещение, мгновенно заполнив комнаты, словно пробивший днище корабля потнк. Резанул по глазам как бритва.
Иван сморщился, отвернулся. Ему вдруг захотелось съежиться и опуститься на корточки. Он успел заметить ЭТО, прежде чем отвел взгляд. Шаркающий звук исходил от мысков мужских туфель, покачивающихся в полусантиметре от пола и задевающих уголок бумажного листа, торчащего из груды разбитой аппаратуры. А еще он успел зацепить самым краешком сознания плащ. Свой собственный плащ.
Иван пошел вперед, слепо, заслоняя глаза от яркого люминесцентного света ладонью. На просвет она была красной, словно вареный рак. Или кровь. Да, думать о крови сейчас было куда уместнее. Под подошвами его туфель, словно высохшие кости, хрустели обломки пластика, радиодетали, стекло.
Остановившись рядом с удавленником, Иван убрал от лица ладонь и поднял взгляд. На него уставились мутные, затянутые белесой плёнкой глаза, вылезшие из орбит. На почерневшем от крови лице выделялись фиолетовые губы и просунутый меж ними, прикушенный темный язык. На подбородке повешенного запеклись бордовые потеки крови. Это был Дима. Вокруг шеи электронщика змеей обвился черный глянцевый шнур. Он тянулся вверх, где второй его конец цеплялся за стальной полоз подвесного потолка.
«Ты ошибся, Димка, — подумал Иван. — „Взломщики“ оказались не только убийцами, но еще и убийцами безжалостными, жестокими». Димку не пытали — во всяком случае, одежда не была порвана. Электронщика просто казнили. Спокойно и деловито.
Ивану стало жутко. По его спине скользнула влажная, липкая ладонь страха. Он поймал себя на мысли, что вид мертвого тела не вызывает у него практически никаких эмоций. Ему даже не было жаль Димку в том смысле, в котором обычно понимают жалость. Не захотелось заплакать. Он не воспринял смерть как смерть. Что-то было не так. С ними со всеми произошло что-то ужасное. Привыкание к смерти — страшное привыкание. Он еще не был уверен, что у него хватило бы духу хладнокровно убить другого человека, но пропасть эта была всего в двух шагах.
Иван потянулся к Димке, намереваясь вытащить удавленника из петли, но тут же отдернул руку. Рано или поздно сюда приедет милиция. Нужно, чтобы к моменту их появления все оставалось на своих местах. Может быть, им удастся обнаружить отпечатки пальцев? Черт! Иван застонал от злости. Какие отпечатки? ЧЬИ отпечатки найдут эксперты на ЕГО плаще? Их, конечно, заинтересует, почему на повешенном чужой плащ. Но откуда им знать, что плащ чужой? Неоткуда. Но вот давешний капитан-следователь наверняка не сидел сложа руки, навел справки. Ему, несомненно, известно и о фирме «Холодок», в которой работает Иван, и сотрудниками он тоже наверняка поинтересовался. На предмет «запасных» подозреваемых. Прочитав оперативную сводку, капитан обязательно уцепится за убийство Димки. Значит, не поленится съездить в морг и, конечно, опознает плащ. Ведь именно этот плащ был вчера вечером на Иване. А уж увязать оба убийства — дело техники. Надо снять с Димки плащ. Другого выхода нет.
— Чёрт бы вас побрал, сволочи! — пробормотал Иван. — Чёрт бы вас побрал!
Вместо того, чтобы самому вызвать милицию, сесть и заплакать, а потом прийти на Димкины похороны и стоять у могилы с букетом гвоздик, ему приходится делать то, что в его понимании ассоциировалось с насилием. Можно ли назвать иначе то, чем он занимался? Эти сволочи вынуждают его делать то, чего он делать никак не хочет.
Иван огляделся. Вон он, стул, валяется в паре метров, ножками вверх. Вчера его тут не было. Им, конечно, пользовались убийцы, чтобы закрепить шнур. Иван подставил стул, взобрался на него, принялся распутывать узел. Это был очень толковый узел. Профессиональный. Он никогда не развязался бы сам по себе, однако стоило Ивану потянуть за торчащий сбоку лакированный хвостик, узел распустился. Произошло это очень быстро. Практически моментально. Иван оказался не готов к подобному повороту событий. Тело Димки вдруг навалилось ему на плечо. Оно было неимоверно тяжелым. Заляпанный кровью подбородок ткнулся Ивану в лицо. Тот инстинктивно подался назад и вдруг услышал, как угрожающе трещат ножки стула. Опора неожиданно накренилась, а затем и вовсе ушла из-под ног. Иван потерял равновесие, попытался уцепиться за балку, но она согнулась, с хрустом выворачиваясь из крепежа. Посыпалась штукатурка. Стул перевернулся, и Иван рухнул на груду обломков. Ударился затылком обо что-то острое, задохнулся от боли. Тело Димки упало сверху. Шум был настолько громким, что, наверное, разбудил полдома. Несмотря на плывущую перед глазами серебристо-красную дымку, Иван напрягся, оттолкнул удавленника и вскочил. Быстрее, быстрее! Его охватила волна паники. Если кто-нибудь придет, оправдаться уже не удастся.