Перегрин
Шрифт:
— Была ведь и вторая либурна. Она должна находиться где-то неподалеку. Отсюда пиратам сообщали о приходе каравана, и они выходили наперерез ему, — поделился я.
— Тебе виднее, я в морских делах не силен, — произнес Фест Икций.
— К тому говорю, что мы можем узнать, где она находится. Опознать либурну будет не трудно, у нее борт поврежден стрелой из катапульты. Наверняка ее сейчас ремонтируют возле какой-нибудь деревни, где проживают пираты. Мы можем напасть на либурну и заодно на деревню и схватить всех пиратов, их пособников и имущество, — подсказываю
— Да, идея интересная, — быстро смекнув, какую выгоду несет выполнение предложенного мною плана, говорит центурион. — А как мы узнаем, где она стоит?
— Уверен, что среди пиратов найдется кто-нибудь, кто согласится обменять свою жизнь на нужную нам информацию. Если ты согласен отпустить одного пирата, я готов сделать ему предложение, от которого будет трудно отказаться, — сказал я.
— Только смотри, чтобы не обманул нас, — предупреждает Фест Икций.
— Пусть попробует! — бросил я. — Он поплывет с нами. Если выведет на либурну, отпустим, если соврал, казним.
— Тогда действуй! — соглашается центурион.
В любой профессии, а пират — это тоже профессия, хотя и специфичная, всегда есть случайные люди. Они непонятно как попадают в нее и порой надолго остаются. Я никогда не мог понять людей, страдающих морской болезнью, которые всю жизнь отдали флоту. На суше можно было бы найти более подходящую, пусть и хуже оплачиваемую. Чем-то всегда приходится жертвовать, но какой смысл отдавать в жертву свое здоровье, а то и жизнь?! Их ведь ни за какие деньги не купишь. Вот и среди захваченных нами пиратов я заметил одного, который явно был не в своей стае. Ему бы тихо и тупо пахать землю или ловить рыбу, а он подался в морские разбойники, чтобы разбогатеть. Не понимает, что богатый — это не тот, у кого много денег, а тот, кому хватает того, что имеет. Скорее всего, был гребцом и в боях участия не принимал, но будет казнен вместе с остальными.
Я приказал привести его на либурну «Стремительная». Это был мужчина лет двадцати трех, не крупный, но жилистый, напоминающий мне мелкого работящего вола, который приноровился пахать в упряжке с крупным. Смотрел пират на меня со смесью испуга и настороженности. Наверное, видел меня в бою. Я заметил, что все наши пленники при моем приближении начинали обмениваться тихими репликами и подтягивать животы и ягодицы, словно ждали от меня удары с обеих сторон. Может быть, им рассказали, что видят перед собой бывшего пирата, перешедшего на службу в римский флот. Я жестом предложил пленнику сесть на складной стульчик возле низкого столика, на котором стояли бронзовые тарелка с куском вареной курицы и ломтем хлеба и чаша с белым вином, разведенным водой, и отведать, что бог послал. Все это уступил мне Сафон, с которым центурион поделился моим планом.
— Говоришь по-гречески? — когда он доел, спросил я, намереваясь в случае отрицательного ответа позвать лучника-иллирийца, чтобы переводил.
— Да, — вытерев рот тыльной стороной ладони, ответил пленник. — В юности работал на греческого землевладельца.
— Семья есть? — поинтересовался я.
— Жена и трое детей, — сообщил
— Наверное, сильно надоели тебе, раз занялся таким рискованным промыслом, — предположил я.
— Почему надоели?! Нет, скучаю по ним, — печально молвил пленник.
— Кто будет их кормить-поить, когда тебя казнят?! Наверное, у тебя есть богатые родственники, которые помогут им? — задал я вопросы, ответы на которые знал не хуже его.
— Сирота я, — печально молвил пират.
— Значит, и они вырастут сиротами, — предположил я и закинул наживку: — Если их отец не примет правильное решение и не спасет свою жизнь.
— Какое решение? — с надеждой спросил пленник.
— Того, кто покажет нам, где сейчас находится вторая либурна, мы отпустим на свободу, — огласил я условие договора.
— Она должна стоять возле нашей деревни, — признался он.
— Вот и покажешь нам вашу деревню, проведешь к ней так, чтобы мы напали неожиданно, — предложил я.
— Вы же побиваете там всех! — сразу смекнул пленник.
— Зачем убивать всех?! Только пиратов и тех, кто будет оказывать сопротивление. Остальных продадим в рабство. Кроме твоей семьи, конечно. Ты сможешь с женой и детьми уйти, куда захочешь, или остаться в пустой деревне, — сказал я.
— Мне потом житья там не будет, — догадался он.
— Не хочешь жить там, возьмем служить на нашу либурну. Нам нужны гребцы и матросы. Будешь получать постоянное жалованье, а через двадцать шесть лет станешь римским гражданином, — продолжил я искушать.
— Нет, не могу я так… — произнес он неуверенно.
— Не можешь, не надо, найду другого, для которого жена и дети дороже, чем чужие люди, все равно уже мертвые, а твою жену и детей продадим в рабство. Не хочешь, чтобы они стали римскими гражданами, станут римскими рабами, — спокойно произнес я.
Пленник тупо смотрит в пустое бронзовое блюдо, словно надеется увидеть там правильное решение. Такого нет в принципе. Ему надо выбрать из двух плохих вариантов: умереть честным и сделать жену и детей рабами или предать своих. Я не тороплю. Первый вариант выбирают сразу, быстро, а думают только перед принятием второго.
— А точно возьмете меня на службу? — спрашивает пленник.
— Сафон тебе нужен опытный матрос? — кричу я кормчему, который распекает одного из своих подчиненных на палубе у мачты.
— Конечно, нужен! — кричит он в ответ. — Эти безрукие болваны мне уже надоели!
Уверен, что и пленный пират, став матросом, сразу превратится в безрукого болвана, потому что у Сафона других не бывает, но ему пока что рано знать об этом.
— Слышал? — обращаюсь я к пленнику. — Кормчий согласен взять тебя. Будешь получать питание и триста сестерциев в год. Твою семью бесплатно перевезем в Мизен, где наша база. Зимой будешь жить с ней, а летом, во время навигации, как получится. Сам знаешь, что такое служба. Иногда неделями стоим в порту, а иногда гоняемся за такими, как вы. Кстати, будешь иметь долю от добычи. Иногда это очень даже большие деньги, сравнимые с теми, что ты получал пиратом.