Перегрин
Шрифт:
— У меня пока недостаточно денег, чтобы последовать его примеру. В том числе и благодаря твоим родителям, — отрезал я. — Когда появятся, тогда и выберем место для жительства получше.
Второй причиной было то, что не хотел надолго расставаться с женой. Все-таки в Мизене я бываю намного чаще, чем в Риме. Элисия быстро вошла во вкус и оказалась очень темпераментной женщиной. Я даже сначала закомплексовал, смогу ли удовлетворять ее потребности? Впрочем, если женился на красивой, всегда найдутся помощники. Потом вспомнил, что не фригидную женщину в принципе невозможно удовлетворить, хотя они и стараются убедить мужчин, что все наоборот. Или она научится справляться со своими желаниями и будет вести себя пристойно, или нет. Во втором случае можешь отдуваться хоть каждый день и не выпускать жену из дома, все равно рога
В итоге в начале марта мы перебрались в Мизен, где поселились в не самом лучшем доме, который можно было купить за двенадцать тысяч сестерциев, зато расположенном в самом лучшем районе, возле Морских ворот. Я купил трех рабов: мужчину-египтянина и женщину-нумидийку с двенадцатилетней дочерью. Они скрасят жене жизнь в провинции, ведь в Риме ей приходилось все делать самой.
За неделю до начала навигации прибыл Ганнон Стритан и поселился у нас.
— Жена еще не уморила тебя голодом?! — первым делом весело спросил он. — В нашей семье только матушка и я знаем толк в гастрономии, — и пообещал: — Мой повар поможет тебе вернуть вкус к жизни!
Пожилого повара-раба Гаструбала мой деверь всегда возил с собой. В оправдание говорил, что его жена и дети все равно не смогут оценить всю глубину таланта повара.
— Я заплатил за него цену пяти рабов! — похвастался как-то деверь. — И поверь, это была самая выгодная покупка в моей жизни!
Действительно, моя жизнь сразу превратилась в гастрономический праздник. Заодно Гаструбал научил моих рабынь готовить многие очень вкусные блюда.
Ганнон Стритан привез и очень интересную новость: консулом стал Квинт Сервилий Цепион в паре с плебеем Гаем Атилием Серраном. Вместе с ним выдвигал свою кандидатуру его зять Квинт Лутаций Катул, но проиграл выборы. Поскольку мои родственники были завязаны на нового консула, в нашей жизни могли наступить приятные изменения.
— Я попросил отца, чтобы похлопотал за нас с тобой. Может, получится, и нас переведут на квадрирему или даже на пентеру! — сообщил деверь.
Пентера — это нынешний линкор. На верхнем и среднем ярусах по два гребца на весло. Вооружена восьмью катапультами и имеет на борту три сотни морских пехотинцев. Первый центурион на ней получает сто тысяч сестерциев, как в легионе. В придачу пентеры редко выходят в море. То есть служба на ней — курорт с очень высокой зарплатой.
— Давай не будем раскатывать губу, — предложил я. Значение этого выражения объяснил деверю еще во время плавания из Испании. — Получится — хорошо, не получится — и на триреме можно заработать неплохо. Нас прикрепили к армии Гая Мария. Поплывем воевать с нумидийцами и их новыми союзниками мавретанцами. Югурта уговорил своего тестя Бокха, царя Мавретании, присоединиться к войне с нами. Значит, теперь можно грабить мавретанские порты. Это заманчиво еще и потому, что Гай Марий отдает всю добычу тем, кто ее захватил.
— Думаешь, нам разрешат этим заниматься? — усомнился Ганнон Стритан.
— Было бы желание, найдется и возможность, — ответил я. — На всякий случай не перегружай трирему, чтобы влезло больше добычи.
— Как скажешь, — не стал спорить он.
Мы пополнили запасы воды и еды и отправились в африканский Табрак в составе большой флотилии, состоявшую из квадриремы под командованием центуриона Феста Икция, четырех трирем, девяти либурн и четырнадцати судов, предназначенных для перевозки лошадей. На квадриреме плыл со свитой квестор Луций Корнелий Сулла, которого Гай Марий посылал в Рим для набора вспомогательной конницы. На остальных судах и везли — люди отдельно, лошади отдельно — шестьсот завербованных всадников, в основном галлов.
43
Агномен Сулла был мне знаком. Вроде бы так будут звать жестокого диктатора, который превратит Римскую республику в Римскую империю. Будет ли это Луций Корнелий Сулла или кто-то из его родственников, я не помнил. Скорее всего, кто-то из его потомков, потому что квестор производил впечатление человека мягкого и скользкого. Глядя на него, на ум приходил мокрый кусок мыла, без помощи которого Луций Корнелий Сулла залезет куда угодно. Мы познакомились с ним по прибытию в Табрак.
— Твой бывший центурион Фест Икций рекомендовал тебя, как отважного воина, к тому же, хорошо знающего дорогу к Заме, куда, как мне сказали, вскоре должен прийти со своей армией Гай Марий, — начал разговор Луций Корнелий Сулла, приняв меня в кабинете командира гарнизона Табрака — комнате, которая казалась большой, потому что в ней из мебели были только прямоугольный стол, сколоченный из плохо оттесанных досок, и три табуретки, да в дальнем левом углу были свалена в кучу какие-то тряпки, видимо, сменная одежда хозяина. — Я хочу, чтобы ты взял свой отряд и проводил нас.
— Есть! — коротко произнес я.
Вообще-то, у меня не было желания шляться по дорогам, давно зачищенным римлянами, где никакой добычи не захватишь, но нужно было встретиться с Гаем Марием и сделать ему предложение, от которого не сможет отказаться. Заодно погоняю своих подчиненных в условиях, приближенных к боевым, а то они стали жирком заплывать от нехлопотной корабельной службы. Я взял всех. Пусть трирему и кормчего охраняют матросы и гребцы.
Выступили на следующее утро. Поскольку проводников не брали, положившись на меня, мой отряд шел впереди. Сразу за нами скакал квестор со свитой, а за ними — вспомогательная конница. Я заметил, что в первый день Луций Корнелий Сулла постоянно оглядывался, словно боялся, что нанятое им воинство сбежит. На второй день перехода подлые мысли покинули его голову.
Заму захватили в конце прошлого года. Мужчин перебили почти всех, а женщин и детей продали в рабство. После чего поселили в городе лояльных римлянам греков, финикийцев, египтян… Часть домов была все еще пуста. В них и расположились нанятые кавалеристы и мой отряд. Луций Корнелий Сулла решил подождать здесь неделю, а если Гай Марий не придет или не даст о себе знать, последовать дальше вглубь Африки. В этом случае моему отряду придется сопровождать его.
Чтобы не сидеть без дела, я по утрам отправлялся на охоту. Пока что диких животных в этих краях несчитано. Стада антилоп встречаются по несколько сотен голов. Первые два дня я охотился на них, а потом подстрелил зебру. Подкрался к пасущемуся табуну голов в сто и тупо пульнул из лука в самую гущу, на кого бог пошлет. Послал он в молодого жеребца, которому стрела попала в шею у туловища. Когда все рванули от меня, подранок остался скакать на месте, лягаясь, словно отбивался от львиного прайда. Пришлось добивать его еще двумя стрелами.
Как-то в двадцать первом веке я грузился кофе в конголезском порту Матади. Город расположен на восточном берегу реки Конго, километрах в ста двадцати от ее устья, на склоне холма, отчего напомнил мне Ялту: все время приходится подниматься или спускаться. Я решил навестить местный ресторан и обогатить свой гастрономический опыт. Выбрал не возле порта, где втридорога втюхивают иностранцам, а чуть подальше, в районе, где живут местные буржуа, если к неграм в принципе применимо такое слово. На открытой террасе под жестяной крышей стояли полтора десятка столиков разного размера. С потолка свисали два больших пропеллера, явно стянутые с «боинга-777», и со скрипом гоняли горячий воздух и эскадрильи мух. Дело было в полдень, но за одним из больших столов гужбанила компания из восьми негров в белых рубашках и незатянутых галстуках. Пили вискарь, почти не закусывая, а запивая кока-колой из банок. В Африке часто можно встретить типов, которые разгуливают по городу с пустой банкой колы в руке, делают вид, что крутые, при деньгах, могут себе позволить такую роскошь. Моего тогдашнего запаса французских слов (Республика Конго — бывшая колония Бельгии) хватило, чтобы заказать кусок зебры. Запекали его прямо на моих глазах. Довольно большой и толстый кусок мяса слегка посекли длинным ножом, поперчили, добавили еще каких-то пряностей, посолили, а затем завернули в тесто и положили на решетку над углями. Минут через пятнадцать сняли, специальной колотушкой сбили тесто, щедро полили какой-то жидкостью, похожей на бражку. Официант объяснил мне, что это пальмовое вино с прокисшими сливками (сметаной). Замоченное мясо без теста положили на решетку и дожарили. После чего повар обрезал обгоревшие части, а остальное подали мне с овощным рагу в банановом пюре. Отрезав и попробовав первый кусочек мяса, я почувствовал себя кровожадным дикарем, вернувшимся с охоты в джунглях. После пятого подумал, что надо будет снять негритянку, благо они здесь пятачок за пучок. С последним куском пришла гармония с окружающей средой и желание прилечь и покемарить, пока мой желудок усвоит это божественное угощение.