Перегрин

Чернобровкин Александр Васильевич

Когда я вышел из каюты, ветер ревел с такой силой, что заталкивал слова в рот при попытке отдать приказ. Я жестами показал матросам,

чтобы перерубили оба якорные канаты, благо они пеньковые, и приготовили к поднятию брифок, взятый по-штормовому на все рифы. При северо-западном ветре у нас был шанс отжаться от берега, уйти в бушующий океан. Правда, я понятия не имел, далеко ли этот берег. Темно было так, что бак видел с трудом.

По тому, как шхуна резко повернулась бортом к ветру, я догадался, что перерублены оба каната, и скомандовал:

— Ставьте брифок!

Секунд через пять шхуна вздрогнула от удара, печально затрещали доски. Затем последовал второй удар, третий… Мы, сев на мель, бились

о подводные камни. Я услышал, как в оба трюма мощными струями затекает вода.

— Спускай на воду баркас, грузи в него экипаж и плывите к берегу, туда, — показал я рукой.

— А ты? — спросил он.

— Я вас догоню, — ответил ему и пошел в каюту, чтобы облачиться в доспехи, пристегнуть и привязать к телу оружие, сверху надеть спасательный жилет, изготовленный в период строительства шхуны, благо пробковых дубов пока что много по всему Пиренейскому полуострову, а затем закрепить лямки кожаного мешка с деньгами, едой, флягой, наполненной вином с водой, и всякой мелочевкой, которая пригодится в следующей эпохе, потому что не сомневался, что этот шторм по мою грешную душу.