Перегрин
Шрифт:
— Всё, идите готовьтесь к завтрашнему сражению, — сказал консул и встал из-за стола.
Квинт Лутаций Катул, который сидел по правую руку от него, открыл было рот, чтобы что-то спросить или высказать недовольство, но Гай Марий уже повернулся к нему спиной. Говорить в спину неудачливый командир не захотел. Захлопнув рот, резко и шумно встал и, оттолкнув двух легатов, первым вымелся из шатра. Остальные участники совещания, тихо переговариваясь, последовали за ним. Я вышел последним. На этот раз Гай Марий не счел нужным как-либо мотивировать меня.
80
Как отдыхать, так погода обязательно испортится, а как в бой идти — прекрасная. С вечера набежали было тучки, но утром ветер разогнал их. Хотя солнце уже взошло, было прохладно. Может быть, благодаря северному ветру, который охладился, огибая вершины Альп. Он приятно освежал голову и кисти рук, потому что я пока не надел кольчужные перчатки и бронзовый шлем,
Бойцы должны издали узнавать своего командира, чтобы не вздумали сбежать раньше него. Я предупредил, чтобы следили за мной и сигналами трубача. Мол, возможно, нам придется отступить, вытянуть врагов на себя и потом разбить по частям или без всякого потом. Предполагаю, что сегодня римляне победят, но бывает всякое. Кимвры в отчаянии, поэтому способны совершить невероятное. Погибать вместе с опять струсившей римской армией я не намерен. Мои воины думают так же, поэтому будут следить за мной внимательно.
За два месяца ожидания мы изъездили вдоль и поперек места возле вражеского лагеря и, в том числе, возле места предстоящего сражения. Едем по знакомой лесной тропе, огибая с юга холм, который с юга ограничивает долину. В том месте, где он невысокой седловиной соединяется с другим холмом, есть большая ложбина, поросшее травой и кустарником. К ней из долины через седловину ведет дорога. Здесь, видимо, раньше был сенокос. Пожелтевшая трава осталась некошеной уже второй год и начала зарастать кустарником. Я приказываю спешиться, но коней не стреножить, держать на поводу. Своего коня оставляю Мабону и в сопровождении Перта и Дейти поднимаюсь на вершину холма, продираясь у подножия через заросли максвиса. Выше растут деревья: дубы, вязы, каштаны… Наверху находим голый скалистый выступ, с которого долина видна почти вся.
Римляне уже построились. Их строй напоминает толстый лук, повернутый рогами на восток, в сторону врага. Крайними на флангах расположились турмы всадников. Легионеры стоят ровными рядами и неподвижно, из-за чего создается впечатление, что это не живые люди, а металлические истуканы. В придачу, в лучах восходящего солнца надраенные, железные и бронзовые доспехи ярко отсвечивают, из-за чего образуется что-то типа ореола. Воины света, черт побери!
Кимвры и их союзники еще строятся. Впереди плотной группой расположилась конница. Ее меньше, чем у римлян, даже без учета моего отряда. Пехота строится в шеренги, которые длиной от края до края долины. Я попробовал подсчитать количество шеренг, но быстро сбился. У германцев нет той выучки, что у легионеров, поэтому строятся криво, уплотняясь возле племенного вождя и растягиваясь на флангах. В итоге их строй представляет собой огромную трапецию, более широкую сзади. В передних шеренгах стоят облаченные в шлемы и панцири или кольчуги и держат узкие овальные щиты, оббитые спереди вертикальными железными полосами. У многих поверх шлема шкура с волчьей или медвежьей мордой. Вооружены копьями двух видов: тонкими и короткими, метра полтора, с широкими листовидными наконечниками длиной сантиметров тридцать с наточенными боковыми гранями, которыми можно не только колоть, но и рубить, и более толстыми и длинными, метра три и даже больше, с десятисантиметровыми узкими наконечниками, которые пехотинцам хороши для уколов из второй-третьей шеренги или удержания противника на дистанции и против конницы. Вторым главным оружием были топоры, двуручные, одноручные и метательные. В том числе и у всадников, хотя у многих были обоюдоострые мечи-спаты длинной с метр и шириной сантиметров шесть — любимое оружие конных галлов, которые, видимо, и составляют большую часть кавалерии кимвров. Луков ни у кого не разглядел, хотя не могу поручиться, что их совсем нет. Видел бойцов с мешком за спиной с тремя-пятью дротиками и одним в руке. Наверное, тоже из какого-нибудь негерманского племени, примкнувшего к походу. Было кимвров и их союзников немного меньше, чем римлян, хотя разведка доносила, что наших врагов раза в три больше. Видимо, считали вместе с женами и детьми.
Сражение началось неожиданно для меня. Привык, что легионы действуют по сигналу труб, а кимвры тихо и просто пошли вперед. Сначала передние шеренги, а за ними, немного отстав и потом догнав, задние. Пехота словно бы подтолкнула конницу, которая поскакала на левый фланг римлян. Обычно этот фланг более слабый. Только не сегодня, потому что там должен быть Гай Марий. Хотя, возможно, решили напасть на левый фланг именно потому, что увидели там консула.
Издали действия конницы казались несерьезными, что ли. Вот они подскакали к римской коннице, смешались с ней. Звон оружия, крики и ржанье лошадей практически не прорывались через топот и бряцанье оружием тысяч шагающих пехотинцев, из-за чего трудно было поверить, что идет кровавая сеча. Вскоре стало понятно, что римские конники потеснили кимврских. Впрочем, и тех, и других захлестнула волна пехотинцев, которая застопорилась на флангах, но свободно продолжила течь в центре, пока не добралась до первой линии бывших легионов Квинта Лутация Катула. Напор кимвров был так силен, что вскоре прорвал ее в нескольких местах. Легионеры попятились, слились со второй линией. Еще немного, и они все вместе побегут. Прав был Гай Марий, когда поставил там трусливые легионы. Наверное, кимвры почувствовали, что победы близко, надавили сильнее, втягиваясь в мешок. Когда влезли основательно, с флангов их атаковали легионы консула. Вот тут и началось жестокое рубилово, гул стал слышен и нам, причем так четко, будто сражаются где-то рядом.
— Пора и нам вступить в дело, — решил я и начал быстро спускаться к подножию холма.
На седловине дорога проходит под кронами деревьев, из-за чего кажется, что следуешь по тоннелю. Среди веток беспечно щебечут птицы. Слушая их, наслаждаемся последними звуками мира. Дальше будет брутальная музыка войны.
В долине ветер сильнее, из-за чего кажется прохладнее. Я молча машу рукой над головой, приказывая растянуться во всю ширину ее. Спешить нам некуда. Римляне вроде бы еще держаться, а кимвры не мешают нам. До задней вражеской шеренги метров семьсот. Молодые воины, которые стоят в ней, не оглядываются, смотрят только вперед, туда, где идет бой. Наверное, боятся, что их заподозрят в трусости. Да и, подозреваю, уверены, что позади только свои. Дождавшись, когда первая шеренга почти достигает противоположного края долины, поднимаю над плечом легкую пику и подгоняю Буцефала шпорами. Было бы, конечно, эффектнее ударить всем шеренгой длинными тяжелыми копьями, но седло и стремена есть только у меня, а без них при такой сильной отдаче наездник запросто слетит на землю. Следуя моему примеру, легкими пиками обзавелся почти весь отряд.
Дистанция достаточная, чтобы разогнать коня до галопа и на большой скорости врезаться во вражеский строй. Тут важно не дать коню притормозить. Трусливое животное старается избежать столкновения. Даже опытный конь, неоднократно проделывавший такое, начинает притормаживать, пытается отвернуть. Левой рукой я твердо держу повод, не давая Буцефалу свернуть, а шпорами подгоняю. Какое-то время жеребец пытается сопротивляться. Когда дистанция сокращается настолько, что столкновения уже не избежать, высоко задирает голову и защищенной грудью врезается в строй молодых парней, которые успели развернуться, но не смогли остановить его или уклониться.
Два кимвра сразу падают, сбитые конем с ног. Третьего я колю пикой в голову у правого уха, потому что начал оборачиваться и подставился. Дальше колю, не выцеливая и не приглядываясь особо. Правая рука с пикой быстро движется вперед-назад, словно игла в швейной машинке, зачищая пространство впереди и справа от коня, а левая держит повод и работает щитом, закрываясь от ударов слева. Неопытные кимврские вояки пытаются попасть мне в незащищенное лицо своими короткими копьями вместо того, чтобы легко и быстро убить коня, а потом уже разделаться со мной, спешенным. Времени осознать ошибку у них мало, потому что слева от меня орудует пикой кто-то из моих подчиненных. Я вижу голову его коня, которая мотается из стороны в сторону, не желая двигаться вперед, наваливаться на орущих людей, размахивающих копьями.
После очередного удара моя пика застревать в теле убитого кимвра. Он успевает перед смертью крутануться, выдернуть оружие из моей руки. Я сразу достаю саблю и начинаю короткими резкими ударами сечь всех, до кого могу дотянуться. Так продолжается долго. Или мне так кажется, потому что время становится тягучим, как разжеванная ириска, только без ее сладости. Вдруг мой конь начинает без команды и легко двигаться вперед. Там еще есть люди, но их мало, и стараются обогнуть меня слева, где я больше не вижу морду другого коня. Догоняю еще двоих и бью размашисто, от души, запросто рассекая кожаные шлемы и разламывая черепа до шеи. После чего останавливаю Буцефала и оцениваю ситуацию.
Уцелевшие кимвры убегают с поля боя. Кто-то сумел просочиться сквозь мой отряд, но большая часть рванула в лес, который подступает к долине слева и справа. Там их не догонят всадники и туда не пойдут построенные римские когорты. Наверное, побежали в назначенном месте, но вряд ли для того, чтобы дать нам еще один бой. За ними скачут римские всадники, убивая самых медленных или нерасторопных. Мои воины гоняются за врагами по долине. Бой превратился в игру.
Я разворачиваю Буцефала и, размахивая над головой окровавленной саблей, неспешно скачу на восток, в сторону вражеского лагеря. Это знак моим подчиненным следовать за мной. Свою задачу на поле боя мы выполнили, пора подумать о трофеях. Пусть легионеры снимают с трупов окровавленные, дешевые доспехи и оружие, а мы захватим кое-что подороже. Мои подчиненные были проинструктированы перед сражением, что делать после его успешного окончания, поэтому следуют за мной. Даже те, кто был впереди, ждут, когда я проскочу мимо, после чего пристраиваются сзади. Это негласное признание моего авторитета. Меня уважают не потому, что командир, а потому, что лучший из них.