Переиграть войну! Пенталогия
Шрифт:
Но после перевода последней фразы немец открыл рот и «запел». Алик только и успевал переводить. «Да, надо учить немецкий, а то вообще ни черта не понимаю, – пронеслось в голове, – а то английский – в совершенстве, поиспански – могу читать и худобедно объясняться, а понемецки – только понимать отдельные слова. Да и то, разборчиво напечатанные».
Далее, чтобы не утомлять читателя иностранным языком, приведу уже перевод беседы:
– Мы приехали из Zaslavl.
– С какой целью?
– Нашему сто семьдесят третьему отдельному саперному батальону приказали привести в порядок Старую Дорогу (шоссе Молодечно –
20
Скипидар ( нем.).
– Когда в части ожидают вашего возвращения?
– Не раньше восемнадцати нольноль.
Я бросил взгляд на часы, стрелки показывали половину второго.
– Какие еще ваши подразделения находятся в командировках? – Я поймал вопросительный взгляд командира и сделал ему успокаивающий жест рукой. Мол, все в порядке.
– Господин офицер, я всего лишь солдат… – Казалось, что этот долговязый немец сейчас заплачет.
– Sie lugen! Antworten! [21] – гаркнул я, использовав почти весь свой небогатый словарный запас.
21
Вы врете! Отвечайте! ( нем.).
Немец вздрогнул и продолжил:
– Я не знаю, господин офицер, я правда не знаю! Я только слышал от приятеля из второго взвода, что завтра они должны поехать в поселок Boubli, чтобы подлатать там мост. Он говорил, что его немного повредили во время наступления – местами сожгли настил, а потом повреждений добавили проходящие колонны. И еще он говорил, что они там будут осматривать бетонные укрепления русских.
Я бросил выразительный взгляд на Фермера.
– Как зовут командира этого взвода?
– Оберлейтенант Бронски.
Повернувшись к командиру, я спросил:
– Саш, вы еще его потеребите, а то я чтото подустал, да и в деревню собираться надо, за хавчиком.
– Да, конечно, иди. Неплохо у тебя вышло для первого раза.
На дворе Бродяга заканчивал доделывать фугасы. Увидев меня, он махнул рукой, подзывая:
– Тоша, ну как там успехи?
– Все путем. Раскололся. Но вот связанных бить не могу, не мое это.
– «Надо, Федя. Надо!» – процитировал Бродяга старую комедию.
– Да знаю, что надо, но воротит. Но я его и так уболтал. Да, чуть не забыл, как ты думаешь, в чем мне в деревню пойти? В «камке», я думаю, не стоит.
– Точно, не стоит. О, я, когда с рацией возился, на чердаке хламиду холщовую нашел. Она немного смолой заляпана, так я думал как растопку использовать. Сходи возьми.
В сарае я встретил Люка, который, следуя старому солдатскому правилу, отдыхал – пока можно.
– Ну
– Немца разговорили.
– И что сказал интересного?
– До вечера их не хватятся.
– Эт хорошо. Эт приятно. Работать когда будем?
– Я думаю, вечерком. Сначала с окруженцами вопрос решить нужно.
– А чего там решать. Их обучить мальца, и в бой.
– Не все так просто. Они по уставу партизанить могут только в самыхрассамых случаях.
– Дикие люди – дети гор!
Определенно мои друзья – большие поклонники Гайдая.
– А ты что делать собираешься? – продолжил Люк.
– В деревню с Казачиной пойдем. За хавчиком. Вот только на что менять – ума не приложу.
– А на это! – В руках у Люка появились старомодные наручные часы.
– Откуда дровишки?
– Да еще вчера, когда тех немцев прятал, – с документами отжал. Не с ДжиШоком же на руке рассекать.
– Верно. Угости сигаретой, я свои в штабе оставил.
Мы закурили Санин «Беломор». Не удивляйтесь, он всегда его на выезды берет. Привычка такая у человека.
– Ты как себя чувствуешь? – вдруг спросил Люк. – Не кошмарит?
– Нет. А что, должно?
– Вообщето да… У нас с командирами всетаки опыт какойникакой есть, а вот вы…
– Знаешь, Саня… Если честно, я пока не очень въехал. Иной раз мозгом понимаю, что это не игра ни разу, а вот не страшно пока. И немцы зарезанные ночью пока не приходили.
– Повезло. Мне мой первый «дух» года три снился… Ну, поживем – увидим…
Потом я искал упомянутую Бродягой «хламиду». Нашел. Да, если это – «немного смолой запачкано», то я – Дэн Сяопин! Ну, ничего, издалека, может, за крестьянина сойду. Поменяв куртку на это «нечто», я задумался о штанах. Мои понтовые «немецкоспецурные» брюки плохо гармонировали с остальным нарядом. О, есть идея! У меня в бауле треники лежат. «Пумовские», темносиние. Так, и ботинки на кроссовки махнуть надо.
Когда я вышел из «радиосарая» и направился к «штабу», где лежали мои баул и рюкзак, меня перехватил эксмайор:
– Товарищ старший лейтенант, можно вас на минуту.
– Да, слушаю вас, Вячеслав Сергеевич.
Он удивленно поднял брови, видимо, не ожидал, что я запомнил его имяотчество.
– Товарищ старший лейтенант, можно мне с вами остаться?
– В смысле?
– Лейтенант Сотников провел с нами беседу. Он приказал идти на прорыв. Говорит, что устав обязывает.
– Ну, так идите, я что, вам запрещаю?
– Я хотел бы остаться с вашей группой.
– Почему?
– Видите ли, товарищ старший лейтенант…
– А давайте без козыряния, лады?
– Видите ли, Антон Олегович, я в армии – всю жизнь. Но то, что я увидел этим утром, меня очень удивило. Не перебивайте меня, пожалуйста. Поймите, мы готовились к войне много лет. И что, спросите вы? А вот то! Две недели – и Минск сдали. По моим расчетам, немцы, если они такой же темп сохранили, уже должны к Смоленску подходить. Я видел, как мы воевали. Да, героизм, да – стойкость. На наших глазах батальон шестьдесят четвертой дивизии в контратаку ходил. Их подняли на пулеметы на трехстах метрах. Так они и ста шагов не пробежали – немцы половину выкосили. А вечером они снова в атаку пошли. И снова с большого расстояния в полный рост. А как рядовые у нас стреляют, я знаю не понаслышке, да и вы, я думаю, тоже.