Переиграть войну! Пенталогия
Шрифт:
– А ты вообще зачем подходил?
– Так, извиниться хотел.
Я уставился на Казачину:
– Извиниться? Ну ты, брат, даешь! Но спасибо! Мне приятно.
– Да не за что… Тош, я еще тебя попросить хотел…
– Ну?
– Ты меня отдельно не поучишь? – Я вспомнил, что еще там, в нашем времени Ваня собирался прийти, поучиться, но все както у него не складывалось.
– Вань, о чем разговор? Конечно, поучу.
– А то знаешь, хочется соответствовать высокому званию советского «сверхдиверсанта»… – И Ванька лукаво улыбнулся.
Я дружески ткнул его кулаком
– Заметано. Через неделю будешь кирпичную стену с одного удара разваливать. Головой. Причем независимо от твоего согласия.
Отсмеявшись, мы разошлись по своим делам: я – к своим «баранам», а Казачина пошел экспериментировать со смолой и порохом.
* * *
Погоняв «курсантов» еще с полчасика, я объявил об окончании занятия. В быстром темпе выдал персональные рекомендации каждому и, довольный собой, направился к командиру с целью получения дальнейших указаний.
Идя по полю, я обратил внимание, что неприятный запах, в самом начале чуть не вырубивший нас, стал менее заметным, хотя, может, мы просто привыкли к нему. А может, то, что мы похоронили погибших, позволило лесному ветерку немного «проветрить» поляну? Размышления о запахах натолкнули меня на мысль, что неплохо бы устроить баннопрачечный день, а то вот уже четверо суток – это с учетом поездки в Минск на поезде и подготовки к игре, – без душа и ванны! И тут я вспомнил то важное, что забыл утром…
«Гиммлер! Твою мать! Через месяц в Минск приедет Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС будет инспектировать лагерь военнопленных и минское гетто!» – Я читал об этом в какойто книге за несколько месяцев до приснопамятной поездки в Минск.
Как ужаленный я рванул к командиру.
– Как позанимались? Не сильно бойца помял?
– Саш, не время. Это позже… Я что вспомнилто! Четырнадцатого, а может, и пятнадцатого августа в Минск приедет Гиммлер!
Саня даже рот раскрыл от неожиданности.
– Бродяга, ко мне! – закрыв рот, рявкнул он. Всетаки реакции и скорости мышления командира и молодые должны завидовать!
ШураДва нарисовался буквально через пару минут.
– Так, – взял быка за рога Фермер, – ты представляешь, что этот разгильдяй начитанный только что вспомнил?
– Нет, откуда?
– В Минск. Приедет. Гиммлер! – раздельно произнес командир.
– Еп… А не зря мы поутру про индивидуальный террор говорили, не зря!
И, повернувшись ко мне, Бродяга спросил:
– Когда? На сколько?
– То ли четырнадцатого, то ли пятнадцатого августа… – неуверенно ответил я. – Он там какуюто айнзацкомманду инспектировать должен…
– Месяц на подготовку. Нормально.
Фермер задумчиво поскреб заросший подбородок, а потом произнес:
– Так, в течение следующей недели проводим серию диверсий, смещаясь вдоль шоссе на восток, потом делаем крюк и идем на Минск.
– А зачем диверсиито на шоссе устраивать? – не понял я.
– А мы возможных «кураторов» отвлечем, – пояснил Бродяга.
– Да какие, на фиг, «кураторы»?! Кто о нас знает? Кому мы тут нужны?
– Ты, Тоха, немцев не недооценивай! Они педанты еще те. Это пока за нас не взялись, поскольку мы – «чокнутая бабуся». [42] Но будь уверен, если мы маху дадим, прилетит нам столько, что и поднять не сможем.
ГЛАВА 39
Появившаяся
42
Термин «чокнутая бабуся» применяется в спецслужбах и службах охраны как синоним неучтенного действующего лица, руководствующегося неясными мотивами. «Автомобиль Президента переехал любимого котика старушки, и теперь чокнутая бабуся организовала покушение».
С другой стороны, были, как это ни странно, аргументы и против: маниакальное упорство, с которым Гиммлер создавал боевые части СС, лишало вермахт довольно значительной части качественных призывников, а вооружение этих частей «второсортицей» разгружало оружейные заводы Германии для производства оружия «первой», так сказать, очереди.
Хотя, побоку экономику, за одно только введение «газенвагенов» и приказ о перепрофилировании части лагерей из концентрационных в «лагеря смерти» эту тварь на куски порезать надо.
«Так, что я помню об этом визите?» – задал я сам себе главный вопрос. «Практически ничего!» – тут же пришел ответ от сознания. Но при этом мне вспомнилась одна нехитрая методика по активизации подсознания, которую я частенько применяю, когда потеряю какуюнибудь вещь дома. Смысл в том, чтобы не сосредотачиваться на поисках предмета, а позволить разуму «скользить» от одной вещи к другой. То есть вместо лихорадочного перерывания книжных шкафов и тумбочек я спокойно брожу по квартире и позволяю телу делать неосознанные движения. Обычно через пять минут руки сами открывают нужную дверцу или, приподняв какуюнибудь газету, находят ту самую вещь. Аналогично, когда ктонибудь из моих друзей при метании в мишень теряет в густом подлеске нож, я вместо судорожного вытаптывания травы просто иду в направлении броска и, как бы машинально, поднимаю «потеряшку» с земли. Конечно, потом, при анализе, я понимаю, что здесь вот веточка была надломлена, а здесь на коре след от отскочившего ножа остался, но картинка обычно возникает сама собой, не разбиваясь на детали. Эта методика, которую мне «показал» один из моих наставников, здорово выручала меня, когда я учился на химфаке одного из вузов – сложные формулы органических соединений я запоминал целиком, а не вычерчивал, высунув язык и скрипя мозгами.
Вот и здесь, я присел в тенечке и бездумно уставился на бегущие в небе облака…
«Минский… аэродром… Кубе…» – всплыло в голове через какоето время. Потом появилось еще несколько слов: «Юбилейная площадь», «гетто», «сто тысяч»…
Вскочив, я направился на поиски Дымова. Сержанта я нашел сидящим под «оружейным» тентом в компании Алика и Трошина. Совместными усилиями они пытались разобрать чешский ручной пулемет. И, судя по количеству деталей, лежащих на коврике, и отсутствию мата, получалось это у них неплохо.