Перекрестки судеб. Стася и Тим
Шрифт:
Он дергается, как от удара. Сжимает кулаки и вдруг…улыбается широко, как будто только что выиграл в лотерею. Холод ползет по коже противными мурашками и липким потом. И каждая мышца в ослабленном теле каменеет, предчувствуя беду.
— Глупая, наивная девочка, — в его неожиданно смягчившемся голосе – обещание всех мук ада. А в пружинистом шаге – обманчивая легкость.
Лишь однажды я видела его таким, когда он едва не свернул шею моей матери. Остановился, напоровшись на меня, чумазую, с гордо вскинутой головой и ножом в руке. Хотя сейчас мне кажется, что остановила его вовсе не я, а нежелание мараться о такую шваль, как его бывшая любовница.
И вот сейчас он снова похож на того сорванного
А я вжимаюсь в больничную койку, из последних сил загоняя свой страх куда подальше, когда он приседает рядом и прижимает мою ладонь к своим губам.
И не отвожу взгляд, когда отцовский пригвождает к кровати. В глотке застревает колючий комок. Такой же бултыхается где-то в желудке, но я стискиваю зубы и до крови кусаю себя за щеку изнутри, отрезвляя. Заменяя противный страх острой злостью. А отец суживает глаза, с усмешкой наблюдая за моими эмоциями, и хочется верить, что на моем лице не отражается ни одной. «Свидания» с Удавом научили не только делать «покер-фейс», но и контролировать собственное тело, ведь Удаву не нравится, когда он не в состоянии доставить удовольствие. Оказывается, симулировать оргазм достаточно легко: немного практики, парочка шрамов и дикое желание отключиться от реальности. Играть в удовольствие даже интересно, если не думать, чей член долбит тело.
И отцовское презрение в тяжелом взгляде – никакая не проблема для меня. Я с легкостью выдерживаю и его мягкие поглаживания, словно он и правда пытается меня поддержать, как это происходит в нормальных семьях. Но мы ничерта не семья, так, отдельные особи, по нелепой прихоти моего братца живущие под одной крышей.
— Все будет хорошо, Настенька, — улыбается, не переставая поглаживать мою ладонь. И я улыбаюсь ему в ответ, подыгрывая его мнимой любви. Но желание забраться к нему в голову и докопаться, какой омерзительный план он уже выстроил в отношении меня, щекочет нервы. — И ты мне в этом поможешь, правда, доченька? — ласковое слово в его устах звучит ругательством. И я только силой воли удерживаюсь от колкого замечания. Не сейчас, когда он так близко и в его глазах клубится тьма. Не та манящая и спасительная, обнимающая ласково и дарящая странное ощущение покоя и защищенности. Нет, эта тьма пахнет сумасшествием. И колючие мурашки ползут по спине.
— В чем помочь, папа? — спрашиваю внезапно севшим голосом.
Но ответить он не успевает – в палату входит высоченный мужик в белом халате поверх синей врачебной робы. Я узнаю его слету: волшебный доктор Марика. Интересно, где он сам? И как я все-таки оказалась в больнице?
— Здравствуй, Анастасия, — вежливо здоровается, не обратив никакого внимания на вмиг напрягшегося отца. — Рад, что ты пришла в себя, — и его молодое лицо озаряет широкая улыбка. — Меня зовут Алексей Николаевич, — представляется так, словно впервые видит и пресекает мою попытку напомнить, что я не страдаю амнезией и его прекрасно помню, лаконичным: — Я твой лечащий врач.
Он присаживается рядом на стул, по-прежнему игнорируя отца. Сосредоточенно смотрит на пузырек с лекарством, там еще половина жидкости, прикручивает ролик на системе, ускоряя ритм капель. А потом так же внимательно осматривает меня: кожные покровы, зрачки, даже зубы, считает пульс. И все это в полном и напряженном молчании.
Кивает немного озадаченно, а отец крепче сжимает мое запястье. Не удерживаюсь и шиплю сквозь зубы:
— Мне больно, папа.
Тот встряхивается, выпускает мою ладонь и резко встает. На короткое мгновение он схлестывается взглядом с доктором. Но даже этого мгновения достаточно, чтобы понять – они знакомы и ненавидят друг друга.
— Я скоро вернусь, — бросает мне с радушной улыбкой и, чмокнув в щеку, выходит из палаты.
Мне кажется или Алексей Николаевич выдыхает облегченно?
— Как я здесь оказалась? — спрашиваю, когда доктор прекращает свой немой осмотр.
— На машине, — коротко и веско. Хотя это ничегошеньки не проясняет, потому что и дураку ясно, что придти в больницу на своих двоих я вряд ли была в состоянии. Да и что эта за больница – не имею ни малейшего представления, хотя судя по обстановке: персиковые стены, мягкий диван у противоположной стены, телевизор, — не обычная городская. — Как давно ты принимаешь наркотики? И какие? — спрашивает, как будто бьет чем-то тяжелым по темечку. Я? Наркотики? От одной мысли об этом – тошнота подкатывает к горлу. Нет уж, становится опущенной наркошей, живущей от дозы к дозе, не мое. Но, похоже, этот доктор, как и Удав, все-таки накачавший меня какой-то дрянью, другого мнения.
— Я не наркоманка, — отчеканиваю каждое слово.
Доктор смотрит внимательно, словно сканирует, норовя уличить во лжи. Я выдерживаю и этот взгляд. Ничего у него не выйдет, потому что сейчас я честна, как горный хрусталь.
— Тогда как ты объяснишь наличие в твоей крови метилфенилпропанамина? — выдает он на одном дыхании, словно цитирует учебник по химии. Смотрю на него во все глаза, даже не пытаясь скрыть изумление. — Если по-простому — метамфитамин? Чистый, без красителей и других примесей, — продолжает доктор.
Так вот значит, чем напичкал меня Удав. «Льдом». Никакой фантазии. Хотя странно, откуда у него такой дорогой товар. Насколько я знаю, чистым «льдом» Удав не балуется, он предпочитает кокаин или «герыч», на который подсадил и моего брата. А вот Алексей Николаевич смотрит еще пристальнее, оценивая реакцию.
— И дорогой, — добавляю я. — Но я понятия не имею, как эта дрянь оказалась в моей крови.
— Врешь, — констатирует доктор. — Но это твое дело. Выпытывать у тебя ничего не буду. Это работа других специалистов. Твой отец вон как настырно желает забрать тебя отсюда. Главный уже и направление выписал в одну очень хорошую психиатрическую клинику.
— Значит, ничего выпытывать не будете, да? — усмехаюсь понимающе. Ясно, как белый день, к чему этот доктор клонит. Вот только зачем ему знать, где я получила дозу? Алексей Николаевич дергает плечом, не торопясь откровенничать. — Что вы от меня хотите?
— Имя, Ася, — вмиг подобравшись, словно готовящийся к нападению хищник, — всего лишь имя того, кто тебя траванул. А я тебе гарантирую, что в психушку тебя точно никто не упечет.
— С чего такая забота?
Не верю я в благородных рыцарей и принцев на белых лошадях. Наши принцы сплошь и рядом на игле торчат, а с благородством я еще в детстве завязала, когда из-за спасенной мной от насмешек класса девчонки-изгоя, меня вытурили из элитной школы за аморальное поведение. Тогда я уяснила одно: всему в этой жизни есть своя цена. И нынешнему предложению доктора.
— Потому что я вижу, что ты нормальная девочка. И психушка явно не рухнет без твоего в ней присутствия. Такой ответ тебя устроит?
Нет, но вряд ли кто-то даст мне другой. Зато вот сейчас я могу избавиться от Удава лишь одним словом. И он больше никогда меня и пальцем не тронет. И я почти готова сдать его с потрохами, но перед глазами всплывает перекошенное мукой лицо брата. Нет. Нельзя. Без Удава Вадька сдохнет в грязной подворотне, а я не могу этого позволить. Не могу.
Делаю глубокий вдох и на выдохе говорю то, что немало изумляет Алексея Николаевича.