Перекрестки
Шрифт:
Слова поплыли у нее перед глазами.
И то, что надпись обрела вид “ПЕРРИ СИММОНС НЕДВИЖИМОСТЬ”, не утишило ее страх. Она вышла из машины, чтобы платье не провоняло табаком. В прохладном океанском воздухе едко пахло свежим асфальтом: на противоположной стороне дороги меняли покрытие. Слова на тенте были слишком странными, слишком уместными – не иначе как знак Божий. Но что он означал?
Последний их серьезный разговор с Перри состоялся три недели назад, вечером того дня, когда ему исполнилось шестнадцать. После ужина она задержала его на кухне и тайком сунула ему двести долларов – столько же, сколько Клему на Рождество. Перри поблагодарил ее, и она заметила, что кто-то так и не притронулся к торту; Перри признался, что это его кусок. Неужели он разлюбил
С помощью двух сигарет, выкуренных на тротуаре, она осознала, что здание с тентом – обычное агентство недвижимости. Мэрион огляделась по сторонам, увидела обычный асфальт, обычные фонари, прибрежный холм, красиво поросший вереском. Она развернула жвачку, села в машину.
Палос-Вердес был одним из множества районов, в котором прежде у нее не было причин бывать. На улицах ни души, дома более безликие и однообразные, чем в западном Лос-Анджелесе. В темнеющей морской дымке окрестности казались заброшенными и унылыми. Добравшись до улицы под названием Виа Ривера, она обнаружила, что явилась на десять минут раньше.
Дом Брэдли великолепием не блистал и не смотрел на океан, как она воображала; на подъездной дорожке стоял бордовый “кадиллак”. Она остановила машину рядом с ним, вынула изо рта жвачку. Вдруг ему не понравится дым? Или запах ее сигарет напомнит ему, как ей, ту кровать в Вестлейке?
Первое его письмо, прибывшее через неделю после того, как она написала ему, изобиловало неисчерпаемо интересными фразами – Я не могу тебе передать, как часто я думал о тебе, как часто гадал, где ты, как боялся, что ты попала в беду — и множеством менее интересных: например, оказалось, что Брэдли не женат. С Изабеллой он развелся после того как их младший сын окончил школу, а недавно расстался с женщиной, на которой, по-хорошему, не следовало жениться. Также интерес вызывало то, что здоровье у него отличное и, судя по всему, имеются кое-какие средства. Он теперь продает витамины, точнее, не сам продает, а владеет компанией, она находится в Торрансе, в ней работает сорок с лишним человек. Рассказ о сыновьях не заинтересовал Мэрион, однако она все равно внимательно прочитала подробности и спрятала в мысленный ящик, где хранились имена всех прихожан Первой реформатской. Она жена пастора, ей не привыкать вежливо помнить всё и вся, ее уже нечего бояться, и ей хотелось, чтобы Брэдли это знал.
В тридцать одну минуту первого она позвонила в дверь.
Ей открыл мужчина, смутно похожий на Брэдли, но с двойным подбородком, лысее и шире в бедрах. На нем были свободные льняные брюки и просторная рубаха наподобие тех, что носят тореадоры, голубая,
– Боже мой, – сказал он. – Это и правда ты.
Мэрион пришли в голову две мысли, связанные друг с другом. Первая – ей почему-то запомнилось, что Брэдли ростом с ее мужа, хотя Брэдли невысок. Вторая – что Расс не только выше, но и гораздо красивее. Мужчина на пороге неряшливый, краснолицый, и ногти на ногах у него желтые. Фантазируй она хоть сотню лет, все равно нипочем не представила бы его в сандалиях. Это влекло за собой третью, неожиданную мысль: согласившись на эту встречу, она сделала одолжение ему, а не наоборот.
– Я боялся, ты меня не найдешь. – Он жестом пригласил ее войти. – Как доехала? Вроде в этот час еще не так много машин.
Он закрыл дверь, шагнул ее обнять. Она отодвинулась. В доме, выстроенном на разных уровнях, витал старческий душок. Картины и мебель были уныло-восточные.
– Какой симпатичный дом.
– Да, спасибо моде на витамины. Идем, идем, я тебе все покажу. Я думал, мы пообедаем в патио, но что-то прохладно, не находишь?
– Ты приготовил обед? Как мило.
– Боже, Мэрион. Мэрион! Даже не верится, что ты здесь.
– Мне тоже.
– Ты выглядишь… ты выглядишь как всегда. Стала старше, да и седины прибавилось, но – красавица.
– Я тоже рада тебя видеть.
Толстозадый, заметно щадящий больное бедро, он повел ее вниз, в гостиную, откуда виднелась высокая изгородь и цветник. Липкость платья – остаток ее страха – теперь вызывала у нее лишь печаль. В стоящих вдоль стены книжных шкафах она заметила нового Мейлера, нового Апдайка.
– Я вижу, ты по-прежнему любишь читать.
– О да. И даже больше прежнего. Я еще работаю, но вообще дела в компании идут сами собой. Так что я частенько даже не езжу в офис.
– А я уже не читаю так, как раньше.
– Неудивительно, с полным домом детей.
Четвертая ее мысль была ужасной: она убила ребенка, отцом которого был Брэдли. В эти три месяца она не раз спрашивала себя: быть может, все же придется ему об этом сказать? Не сделать ли это прямо сейчас, подумала Мэрион. Их история туго свернулась в ее голове. И если о ней рассказать, то, наверное, она уничтожит реальность, в которой он кажется ей таким, и унылый запах его дома. Но хотелось ли ей сделать ему такое одолжение? Она со смущением осознала, сколько всего у нее есть по сравнению с ним. Не только долгие годы жизни, но и вся правда об их романе. История жила в ее голове, не в его, и Мэрион отчего-то расхотелось ею делиться, потому что она – единственный ее автор. А он всего лишь читатель.
Он смотрел на нее с какой-то дурацкой улыбкой. Было ясно, что она нравится ему, и Мэрион вспомнила роль, что играла когда-то, роль опасной сумасшедшей, роль той, которая говорит все, что приходит на ум.
– Ты здесь жил со второй женой?
Он словно не слышал вопроса.
– Даже не верится, что я вижу тебя. Сколько же лет прошло?
– Больше тридцати.
– Боже!
Он вновь шагнул к ней, она ускользнула к заднему окну. Он поспешил открыть застекленную дверь.
– Я покажу тебе сад. Мне нравится, что в нем уединенно.
Иными словами, дом его смотрит не на океан.
– Я заболел садоводством. – Он следом за ней вышел в сад. – После шестидесяти обычное дело. Раньше я терпеть не мог возиться в земле, а теперь не могу остановиться.
В саду была большая клумба роз. Серо-голубое небо затянула дымка, тени мебели в патио расплылись. В зеленой изгороди чирикала птица – наверное, крапивник. Мэрион ясно слышала ее голос.
– Твоя вторая жена, – сказала она. – Вы с ней жили здесь?
Он засмеялся.
– Я и забыл, какая ты прямолинейная.
– Правда? Забыл?
Жестокие слова. Она и сама на долгие годы об этом забыла.
– Расскажи мне обо всем, – попросил он. – Расскажи о детях, о… муже. О жизни в Чикаго. Расскажи обо всем.
– Меня интересует твоя вторая жена. Какая она была?
– Мне больно об этом вспоминать, – ответил он с кислой миной. – Это была ошибка.
– Она от тебя ушла?
– Мэрион, прошло тридцать лет. Неужели нельзя… – Он вяло махнул рукой.
– Ладно. Показывай свой сад.