Перекресток для троих
Шрифт:
– Са... фо!
– доносится мечтательное.
– Или нет... может, Мандельштампа, а?
– Мандельштама.
– Ну да.
– Второй вопрос, - нагло говорю я.
– Да, да...
– рассеянно кивают очки.
– Назовите хотя бы одно произведение Плавта!
– Бабушка, похоже, начинает приходить в себя и, более того, начинает сердиться. Развязка близка.
Я мелю откровенную чепуху, бросая взгляд на парня. Тот, двигая челюстью, думает...
– Ну а что писал Плавт?
– слышится сзади настойчиво.
– Стихи, прозу?
– Ну... и все, - быстренько произношу я и честно смотрю в очки.
– Послушайте, - хрипло говорит парень, тоже раздражаясь.
– Вы меня спрашиваете так, будто я профессор!
Мой экзаменатор потерянным жестом раскрывает зачетку и пишет в ней "хор.".
– Вы меня извините, - начинает старушенция мелодраматически, но я уже не слушаю и, мысленно благодаря коллегу по несчастью, покидаю аудиторию. В теории я должен быть счастлив. Впереди защита диплома и некоторые формальности. Затем - долгожданное верхнее образование, воплощенное в благоухающих типографией корочках. Вопрос только, что оно мне дало и дает? Я пишу стихи, а сочинять их можно и без диплома. Информация о литературе, как таковой, мною в этих стенах получена, но особой ценности в ней не нахожу. Поэт все-таки образовывается самостоятельно, а не с помощью лекций. Диплом - как подспорье в продвижении по службе? Но карьера меня не занимает. Короче, кончаю институт на всякий случай и ради престижной бумажки.
Я застегиваю шубу и вижу, как по коридору идет спасший меня антик-великомученик. По лицу его бродит бессмысленная улыбка. Он лезет в карман, достает зачетку, раскрывает ее и, удостоверясь, что оценка "уд." и подпись экзаменатора на месте и это не приснилось, мотает головой от удивления, усталости и восторга.
– Отстрелялся?
– вопрошаю я холодно.
– Это было такое!
– сообщается мне со страстью и с нецензурными словами.
– Теперь - стакан!
Интересно, а ради чего высшее образование получает этот вот друг изящной словесности? Спросить не спросишь, но все-таки любопытно.
Я сажусь в разбитую машину-труженицу и смотрю сквозь запорошенное поземкой стекло в пространство. Впереди куча дел. Сейчас - на киностудию. Планируется что-то типа совещания, где я должен высказать свои пожелания актерам. Что им желать только? Чтобы вдохновенной игрой компенсировали ущербность пустенького сценария? Стоп, милый. А не проще ли, чем изощряться в самокритике, поступить так: не хочешь жить с женой - уходи. Не нужен диплом не учись. Халтура опротивела - откажись от халтуры! Но что остается?
Я пускаю движок и держу курс на киностудию. Я думаю. О ремонте машины, о том, увижу ли сегодня кинозвезду Марину Осипову, думаю, что в принципе не так все и плохо складывается: диплом, считай, в кармане, а значит, есть вероятность перебраться в ответственные секретари, коли принять всерьез обещания главного... Пьяницу Славу Вареного на место ушедшей Грачевой назначат едва ли, а я - кандидатура вполне приемлемая... Стихи? Дойдет и до них. Раскручусь вот маленько с текучкой... Впереди ведь целая жизнь. Ну ладно, половина ее. Все равно - поживем. Главное - без меланхолии. Утрясется. Заживет. Успеется. Жаль только, что жизнь у меня какая-то бессюжетная. У всех, кого ни возьми, сюжетная, а у меня вот...
МАРИНА ОСИПОВА
Ненависть, гадливость и разочарование - вот чувства, с какими я покидаю киностудию. Секрет моих удачных проб теперь не секрет: оказывается, дальновидный режиссер сумел разглядеть в актрисе Марине Осиповой перспективный образ своей новой любовницы. Подобные отношения как в искусстве, так и вне его неоригинальны, но мне от того не легче. Противно до холодной судороги. Хам! Мерзкая, по брови заросшая войлочной шерстью обезьяна с узким лобиком, одетая цивилизацией и связями в эффектные зарубежные тряпки, кое-что уяснившая в плане внешних приличий, кое в чем чудом поднаторевшая и после всего этого стремящаяся урвать банан пожирней, повкусней и чтоб не подавиться. Напрямик, естественно, сказано ничего не было, все на намеках, а в глубине маленьких, скользких глазок отчетливо мерцают жадность, масленая похоть, подлая, свирепая хитреца.
– Марина?
Передо мной автор сценария. Как его? Владимир. Этот куда симпатичнее. Внешне, по крайней мере. Мужчина, во всяком случае, а не просто мужского полу. Лицо грубоватое, резко очерченное, но красивое. Глаза прозрачно-злы, тоскливы, запойно-усталы, но, кажется, честные глаза.
– Вот эта растерзанная машина, - продолжает он низким, надрывным чуть голосом, - в состоянии доставить вас куда только потребуется. Кстати. Может, по чашечке кофе за знакомство? Есть тут поблизости ресторанчик...
Поскольку расположен ресторанчик на отшибе, а день пока лишь на переломе к вечеру, мы оказываемся среди пустыни белых скатертей. Официантка, приметив мое лицо, является немедленно, светясь доброжелательностью и готовностью всяческой. Официанты почему-то любят артистов. Очевидно, в наших профессиях много общего.
– Поесть, - говорит Володя, и тут же косой взгляд его срезает мои возражения.
– Кофе. И... что у вас - портвейн-глинтвейн? Ясно. Бутылку шампанского.
Официантка, понимающе улыбаясь, скрывается.
– Но я не пью, сегодня спектакль!
– уверяю я, но он просто и дружески накрывает мою руку своей, перебивая:
– Ты, кажется, подзадержалась у режиссера? И что же сказала тебе эта пантера?
– Н-ну...
– Уладим!
– рубит он воздух ребром ладони. Лукаво недоумевать? Глупо.
– Спасибо.
Мы пьем шампанское. Я мигом косею. И предлагаю тост:
– За фильм!
– За тебя!
– смеется он тоскливыми глазами.
– За фильм мне неудобно. Даже перед собой. Я ведь, - усмехается легонько, - поэт. Стихами не известный, возможно, никчемный, потому как кто поэт - копеечной сатиркой не грешит, но все-таки... имеющий определенные поползновения к творчеству, а не к халтуре, занимаюсь коей. За тебя!
– Он поднимает бокал. В резной хрустальной грани дрожит фиолетовый зайчик.
– А чем творчество отличается от халтуры?
– вопрошаю я. Люблю риторические вопросы. Порой на них получаешь парадоксальные ответы. Как правило, от умных. Но случается, и от дураков тоже.
– Творчество?
– вздыхает Володя в раздумье.
– Это самоутверждение через самопознание. И еще. Желание продлить жизнь. Ну... зацепиться в ней на подольше. А халтура - она без сверхзадачи. Нет?
– Да, - улыбаюсь я, не слишком, впрочем, и вдумываясь в его слова. Мне хмельно и приятно. Я отдыхаю. Редко встречаются мне люди, с кем отдыхаешь вот так - бездумно-весело.