Перекресток для троих
Шрифт:
– Я... от нашего знакомого, - сказал я и как-то невольно закряхтел.
– Да-да, я знай...
– Глазки у него невинно опустились. Чувствовалось, нервничал он не меньше моего - все время дергал себя за пальцы, и они у него мерзко хрустели.
– Э...
– Я покосился на портфель.
– Открыть, давай показать, - сказал он торопливо. Я вытащил иконы, размотал бинты туалетной бумаги. Минут пять он обнюхивал доски, ковырял их когтем и изучал по-всякому, единственное - на зуб не попробовал.
– Николя, - сказал он, ткнув в Николая-угодника волосатым
– Точно, - подтвердил я задушевно.
– Чудотворец. Семнадцатый сэнчери. Будем брать? Или как?
– Я хочу иметь большой разговор, - подумав, сказал он и спохватился: - А вы не воровай эту штука? Икскьюз ми, но... я честный человек и скандал... Вы понимайт, да?
– Ее, сэр, - сказал я.
– Как не понять. Вам крышка - нам крышка. Все очень даже понятно.
– У меня есть каналь, - сказал Кэмпбэлл.
– Я не везу. Другой человек... Но это есть секретный дело!
– Он поднял палец.
– И я иметь разговор...
– Ну, - перебил я, - разговор разговором, но сначала дело. За каждую доску - пятьсот долларов. Века, сами понимаете, семнадцатый, восемнадцатый древние, так что по-божески...
– Это кошмар...
– Кэмпбэлл сел и протер очки штаниной висевших на спинке кровати брюк.
– Я даю тысяча для всё. Фор олл. Я не имей много. И разговор...
– Стоп, - сказал я.
– Тут наш знакомый... В туалете. Миша. Надо посоветоваться.
– Оу, Мишя?
– заулыбался Кэмпбэлл.
– Туалет, - сказал я. И пошел звать Мишку.
Но в туалете никого не было. Я просто остолбенел... Но тут послышался упорный шум воды, дверца кабинки распахнулась и, воровато озираясь, появился мой компаньон и сообщник.
– Толкнул?
– выдохнул он.
– Есть?
– Дает тыщу, - доложил я.
– Пойдем... Ждет. Когда мы ввалились в номер, иконы уже как ветром сдуло, а на месте их лежала пачка серо-зеленых бумажек. Мистер Кэмпбэлл опять ломал себе пальцы.
– Мы согласны, - сказал я, сгребая "капусту" и усаживаясь наконец в желанное кресло.
– Все олл райт.
– Я имей разговор, - шепотом откликнулся Кэмпбэлл, пожал Мишке руку и полез в холодильник, вытащив оттуда бутыль виски, две банки с ананасовым соком, сыр и консервы.
– У нас есть бизнес. Вы можешь зарабатывай, я можешь тоже.
– Я знай коллекционер в Англия и Америка, очень богатая люди...
– Виски он разлил в казенные гостиничные рюмашки.
– Я оставляй телефон свой дрюг... Вы - звонить и приезжай, он - отдавать деньги. Он честный человек, вы не надо дрожать от страха...
– Только с политикой мы не связываемся, - строго сказал Мишка и насупился.
– Вы нас не впутывайте!
– Какой политик!
– воскликнул Кэмпбэлл.
– Я математик! Я бедный человек! Я тоже нужно деньги...
– Ну выпьем, - сказал Мишка мрачно. Он думал.
– Но доставать икона до восемнадцать век!
– сказал Кэмпбэлл, записывая на клочке бумажки номер телефона.
– Древний вещь. Плохой не надо мазня.
– Ясно.
– Мишка, сопя, до краев наполнил рюмки.
– Ежу понятно, сделаем.
– Это есть опасность!
– откликнулся Кэмпбэлл и ловко опрокинул рюмашку. Лысина его покраснела, очки сползли на нос.
– Я тоже дрожать от страха. Если поймай, меня сюда не пускают потом. Я изучай топология. У вас колоссальный ученый. Но меня поймай и не приглашает никто. Вы не воровай икона! Я говорил с человек, и он знает: надо покупать у старуха и дедушка в деревня. За рубель. Или очень хорошо - водка. Мне в деревня нельзя. Виза.
– Он помедлил.
– Я бедный человек, - повторил заученно.
– Моя мама в госпиталь, и нет страховка. И я имей девушка, но нет дом.
– Такая же история...
– подтвердил Мишка с грустью.
– Жить негде. С родителями - сам понимаешь...
Кэмпбэлл его не слушал.
– У вас дешевый квартира, - говорил он, покачиваясь корпусом.
– У нас дорогой дома. Моя девушка иметь родители... Это есть кошмар! Нет дом - нет ее. Надо пятьдесят тысяча долларз...
– Он полез в бумажник, извлек фотографию какой-то особы и дал нам оценить ее лик. Затем вновь выпил, и в голубых глазах его появилась ангельская мечтательность и просветленность.
– У меня есть долг! Сто двенадцать тысяча долларз! Это есть кошмар! Если не отдать - тюрьма. Но моя мама болеть. Я делаю еще долг...
Я соболезнующе кивал, уминая анчоусы. Под виски они идут паршиво словно одеколон с селедкой.
– Если вас...
– Мишка взял себя за шиворот, - то вы нас не знаете! А если нас... мы не знаем вас.
– Мы есть джентльмен!
– выпятил впалую грудь Кэмпбэлл.
– Очевидная поведение.
– И, поразмыслив, добавил: - Большая опасность! Пойматься нельзя. Но это - жизнь!
– У-у-у, еще какая!
– подтвердил Мишка.
– Еще та!
– А вы, - Кэмпбэлл обернулся ко мне, - какая профессия? Художник?
Я помедлил, закуривая... Ответил так:
– Занимаюсь вопросами... парапсихологии, - заметив, как Мишка, информированный о моих телепатических фокусах, настороженно и даже, как показалось, неодобрительно прищурился.
Кэмпбэлл уставился на меня, как на придурка. Впрочем, благожелательно улыбаясь. Зубы у него были белые и ровные, как клавиши у рояля.
– Но это... фантазия!
– заявил он таким тоном, будто бы убеждал меня, сам между тем сомневаясь.
– Хотите спор?
– изящно стряхнув пепел, пошел я в атаку.
– Ну вот телепатия, верите?
– На... дистанция?
– уточнил он, помахав, как веером, растопыренными пальцами у лба.
– Мысль?
– Да!
– Я кружил глазами по комнате, словно отыскивая некий необходимый предмет. Затем, озарив лицо рождением идеи, полез в "президент" и вытащил колоду карт, которую с недавнего времени в ожидании подходящего случая постоянно таскал с собой.
Михаил взирал на мои манипуляции отчужденно.
Я втолковал математику суть: друг-телепат, вытаскивай карту, звони, получай ответ. На кон, после краткого торга, была выставлена сотня рублей номинал, оговоренный с Олегом.