Перелет
Шрифт:
При этом Янош Вёрёш старательно изображал, что он интересуется информацией, связанной с Венгерским фронтом. Сегодня мы бы сказали, что он умело использовал мою «подставку». На самом же деле я теперь понимаю, его не интересовала ни моя информация о положении в Будапеште, ни деятельность движения Сопротивления, ни прочая информация о положении на родине. Он уже тогда считал себя признанным «вождем», наследником наместника, чувствовал себя на коне…
Наконец 5 декабря генералов и остальных членов преобразованной в комитет делегации отвезли к Молотову. Там Габора Фараго, Белу Миклоша, Яноша Вёрёша и Домокоша Сент-Иваньи познакомили с окончательным списком Временного правительства, потом утвержденным Временным
премьер-министр — Бела Миклош Дальноки;
министр финансов — д-р. Иштван Вашари;
министр иностранных дел — Янош Дьёндьёши;
министр внутренних дел — Ференц Эрдеи;
министр культов — граф Геза Телеки;
министр обороны — Янош Вёрёш;
министр земледелия — Имре Надь;
министр торговли — Йожеф Габор;
министр юстиции — д-р. Агоштон Валентини;
министр промышленности — Ференц Такач;
министр социального обеспечения — Эрик Мольнар.
Список министров Временного правительства все присутствующие одобрили, никто не высказал никаких замечаний. С радостью все узнали о том, что завтра же выезжают поездом на родину. Молотов также сообщил присутствующим, что заседания Временного Национального собрания пройдут в родном городе Кошута — Дебрецене.
Путешествие наше длилось довольно долго, несколько дней. На советско-румынской границе мы пересели из советского поезда, колесные пары которого были рассчитаны на более широкую железную дорогу, в спецпоезд. (При этом Бела Миклош, как будущий премьер-министр, тут же занял салон-вагон.) На этом поезде мы прибыли вечером на разбомбленный вокзал города Дебрецена.
Глава десятая
ДНЕВНИК МАТЕРИ
(1944 год)
ДНЕВНИК МАТЕРИ
14 ДЕКАБРЯ, ДЕБРЕЦЕН. Позавтракав, мы отправились втроем пройтись по городу и сразу же за воротами здания, в котором нас разместили, натолкнулись на огромную тушу Андраша Чизмадиа. Он спросил нас: не знаем ли мы, куда ему теперь идти? Он, мол, слышал, что надо где-то появиться, но не знает точно где. Мы пошли вместе, и он рассказал нам, как два дня назад его подняли ночью с постели, приказав: «Одевайтесь, быстро!», посадили в автомобиль, и вот он оказался в Дебрецене. Здесь он уже успел поужинать, провести ночь, позавтракать, слышал, что надо всем куда-то идти, но точно не знает, куда именно. Ему толком не объяснили, зачем вообще его сюда привезли. Вдруг его посадят или расстреляют? И он был очень благодарен Эрнё, когда тот растолковал ему, что речь идет о рождении новой Венгрии и что он один из тех, кто будет олицетворять волеизъявление венгерского народа… Старик был счастлив, что никто не собирается его трогать.
В городе я заходила в знакомые магазины. Делала это я намеренно, так сказать, с пропагандистскими целями. Владельцы магазинов с плачем заключали меня в объятия. Наш родной город сильно пострадал.
Мы ненадолго заглянули к Матушке (моей бабушке), потом направились к лесу. Нашим глазам открылось грустное зрелище: повсюду разрушенные, пострадавшие от бомбежек и артобстрела здания. Мы осмотрели и загородный дом бабушки, стены его уцелели, но крыша была сильно повреждена и поэтому протекала. Внутри тоже все было разбито и разгромлено, книги валялись в беспорядке, посуда перебита…
Правда, здание университета осталось целым, за исключением кое-где выбитых стекол. Занятия сразу же возобновились. Историю преподает Деже Сабо (не писатель, а его тезка историк).
Аладар (так мы прозвали Белу Миклоша Дальноки) за ужином, подойдя к нашему столику, громко и очень любезно приветствовал нас. (К чему бы это?).
15 ДЕКАБРЯ. Утром мы опять были удостоены приветствия Аладара. Может быть, это связано со слухами о взятии Будапешта. [53]
53
На самом деле Будапешт был освобожден советскими войсками 13 февраля 1945 года.
Мы навестили Лаци и Эмилию (наши родственники). К сожалению, и их дом пострадал.
16 ДЕКАБРЯ. После завтрака мы опять отправились в город. Все наши знакомые по-прежнему в ужасе замирают при нашем появлении, когда мы с ними заговариваем, они начинают оглядываться по сторонам; при этом кое-кто пытается нас успокоить, обещая никому не рассказывать о том, что видели нас здесь. Мы же собираемся просветить этих людей, всячески пропагандируя наступление новой жизни.
Пообедали мы у Матушки, она каждому наложила по полной тарелке картошки. Побывали мы у наших дебреценских знакомых Гачаи, которые рассказали о событиях последних месяцев, о своих злоключениях.
17 ДЕКАБРЯ. Сегодня день рождения моего дорогого отца. Где-то он сейчас вместе с детьми? Между нами теперь проходит граница двух миров…
Я встретилась с Евой Вашари (с младшей сестрой мэра Дебрецена, а потом министра в одном из коалиционных правительств). Она рассказала мне, что целых 78 часов была замурована в одном подвале. Потом ей пришлось изображать юношу и дряхлую старуху.
18 ДЕКАБРЯ (понедельник). Эрнё утром был на богослужении в оратории [54] по случаю начала нового учебного года в школах, там же он разговаривал с учителями. Встретил Эрнё и Юци Юхас (эта женщина отдала свою пишущую машинку вновь создаваемому министерству обороны Венгрии). Юци пришла к нам в гости после обеда. Она повторяла, что на нее сильное впечатление произвели слова Эрнё, с которыми он обращался утром к учителям. Его речь была первым лучом надежды за долгие недели безысходности. Он вернул, по ее словам, веру в будущее венгерского народа, она вновь обрела способность улыбаться и верить в завтрашний день. Вот только бы еще и муж ее вернулся домой… Вскоре он действительно возвратился с фронта.
54
Один из залов Дебреценского кафедрального собора, где 21–22 декабря 1944 года состоялось заседание Временного Национального собрания Венгрии.
19 ДЕКАБРЯ (вторник). Итак, у венгерской армии, кажется, будут пишущие машинки. Одну машинку дала нам Юци Юхас, вторую принесла Эмилия Ц., а еще две мне обещали дать знакомые. Правда, машинки старые, с множеством дефектов и неисправностей…
Я встретилась еще с Катинкой Фазекаш (когда-то она учила мою мать). Катинка Фазекаш тоже восторженно отзывалась об Эрнё. Сказала, что ей очень понравились его трезвые, умные слова, которые так резко отличаются от разного рода экстремистских выступлений и шатаний из стороны в сторону…
В холле «Золотого быка» (гостиница в Дебрецене) началось священнодействие, окрашенное в цвета национального стяга. Повсюду трехцветие: красно-бело-зеленые повязки, флаги… Приятно, что в городе, который пока еще лежит в развалинах, медленно, но верно начинает налаживаться жизнь. Искореженные трамваи оттаскивают с путей в мастерские, на рыночной улице заменили четыре дуговые лампы, в магазинах проводится учет, убирают помещения, распродают оставшиеся товары, повсюду чинят крыши, все больше людей осмеливаются выходить на улицы. Я видела нескольких женщин в кокетливых шляпках.