Перелетная птица
Шрифт:
Разумеется, пришлось чуточку изменить текст и заменить врача и учительницу на нечто, более соответствующее времени и месту:
'Попал в очень приличную семью. Отец — депутат парламента, мать — держит литературный салон, сын — оболтус. Пятнадцать лет парню, а уже полный обалдуй. Но мне-то что? Не мой же сын. Так нет, не выдержал. Два дня молчал, а на третий говорю:
— Папаша, вот вы врач, а сынок у вас, между прочим, курит!
Он говорит:
— Та-ак. И часто?
— Нет, — говорю, — не часто. Только когда выпьет.
Мамаша как закричит:
— Как? Разве он пьет?
— Иногда, — говорю. — Когда в карты много проигрывает.
Ну, тут мама с папой забыли, что они воспитанные люди, взяли ремень и всыпали ему по первое число. Двадцать восьмого начали — первого кончили. А второго он меня взял в охапку — и на птичий рынок'.
В концовке только поменял товарищей на леди и джентльменов, а всё остальное т так прекрасно:
'Но я и здесь молчать не буду:
— Леди и джентльмены! В зоопарке тигру не докладывают мяса! Пока не поздно, спасайте хищника!
Если спросят — откуда знаете, ссылайтесь на меня. Я ничего не боюсь. Потому что я попка-дурак, попка-кретин, попка — полный идиот'!
Зрители рыдали от смеха, от аплодисментов чуть не упала люстра. Александр сошел с эстрады и вернулся к столу:
— Ваше слово, дорогой Эндрю.
— Неужели мои рассказы такие же? — промямлил Эндрю.
— Глория, откройте глаза брату.
— Мистер Павич абсолютно прав: тебе надо публиковаться, милый Эндрю!
— Вот на этой ноте мы и завершим наш вечер. — решил Александр — Почему-то я ужасно хочу спать, и с вашего позволения отправлюсь в постельку.
Глава 2
Укоренение
С утра Александр выбрался на один из мостков, тянущихся от кромки прибоя в сторону моря, уселся на плетеный стул и закинул удочку в море. Впрочем, наживку на крючок цеплять не стал — зачем ему рыба, причём за такую цену? Ухмыляясь про себя, он посчитал: удочка, а к удочке поплавок (почему-то отдельно) и банка с червяками. Стул, зонтик, табуретка под ноги, корзинка с бутылкой, а в бутылке разбавленное вино. К вину прилагается несколько сэндвичей, поштучно упакованных в бумагу. Бинокль. Правда, непонятно зачем, зато пехотный, образца какого-то там года. Плюс услуги пацана-носильщика, и пожалуйте к уплате два шиллинга. Правда, пообещали больше не пускать на этот мосток других рыболовов, что, безусловно, утешило, поскольку последнее было совершенно бесплатно. Так-то теоретически пойманная килька оказалась бы по себестоимости равной осетрине, доставленной из устья Волги. Впрочем, плевать. Александр собирался просто посидеть, созерцая море: он до сих пор не пришел в себя от восторга попадания в молодое, здоровое и такое восхитительно безболезненное тело. Чёрт возьми, у него даже рассосался на шее синяк от удавки — это обнаружилось с утра, у зеркала.
— Алекс! — если бы ты не оставил записку у портье, мы бы тебя ни за что не нашли! — раздался сзади девичий голос.
Ах, да! Они же вчера перешли на «ты»!
— О! Добро пожаловать, друзья мои!
Александр встал, приподнял шляпу и приложился к ручке Глории.
— А нас не хотели пускать! — радостно объявила Глория — Пришлось размахивать твоей запиской как мандатом какой-нибудь революционной директории!
— Вот на что способны животворящие два шиллинга!
— Какие два шиллинга? — заинтересовался Эндрю подходя.
— Вот эта куча хлама — Александр обвёл рукой стул и вещи вокруг него — обошлась мне в круглую сумму, зато береговые жулики обязались никого ко мне не пускать. Кроме вас, конечно!
— Да ты необычайно ловок! — восхитилась Глория — Если бы я не слышала твою речь, то решила что ты американец, это они прославились как деловые люди.
— Вы удивитесь друзья мои, но я действительно американец.
— Владея английским языком с юга Шотландии? — удивилась Глория и пояснила — Я изучала различия в произношении жителей регионов Великобритании.
— Ого! Я и не знал, что ты такой тонкий языковед! — восхитился Александр.
Он хотел пошутить по поводу пьесы «Пигмалион» великого Бернарда Шоу, но вовремя остановился: неизвестно, написана ли пьеса или ещё нет.
— Открою вам свою биографию, друзья мои, чтобы не было между нами недопонимания. Мои родители приехали в Англию с Балкан и до десяти лет я жил здесь, вот мое знание английского языка. Родной речью я не владею, поскольку мои родители стремились поскорее ассимилироваться, и даже дома говорили на английском. А потом они перебрались в Североамериканские штаты, где я подрос, получил образование и профессию. А в Англию я приехал с надеждой внедрить здесь своё изобретение, и с тем прославиться и разбогатеть.
Говоря это, он проводил Глорию к стулу и усадил её. Сам разулся, уселся на доски мостка и опустил ноги в воду. Блаженство! Эндрю уселся с другой стороны и тоже сунул ноги в воду.
— Что же за изобретение ты хочешь внедрить на этом грешном острове? — спросила Глория и взяла в руки удочку.
— Холодильники. Механические устройства для создания холода. Эти устройства могут быть как стационарные, для охлаждения складов, допустим, для хранения мяса, так и передвижные, помещенные на корабли или железнодорожные вагоны. А могут быть малые холодильники, для оборудования кухни.
— И каковы успехи?
— Пока никакие. Я приехал недавно и только провёл переговоры с двумя дельцами, но вряд ли у меня с ними что-то получится.
— Почему?
— Они такие хитрые, что вот-вот сами себя обманут. А вот выйти на солидного джентльмена с весомой репутацией мне ещё не удалось.
Эндрю тяжко вздохнул, а Глория пояснила причину его терзаний:
— Видишь ли, Алекс, Эндрю мог бы стать таким джентльменом, но только лет через двадцать, поскольку сейчас кроме диплома Кембриджа, в активе у него только карманная мелочь.
— А у тебя?
— А у меня и того меньше. Если Эндрю наследует всё отцовское достояние, то для меня предназначено только приданное. А вот наш отец действительно имеет значительный вес.
— Расскажите о себе, друзья мои! — попросил Александр — Чувствую, что мы можем прийти к взаимовыгодному союзу.
— Хорошо. Слушай. Главой семьи является наш отец, генерал Хьюго Уэйк. Он важная шишка в палате лордов.
— То есть, к Эндрю следует обращаться, используя слово «сэр»?
— Разве что в виде лести или ядовитого сарказма. — уточнил Эндрю — Но льстить мне нет ни малейшего смысла.