Перелом
Шрифт:
Она вышла – на ней, как всегда, были сапоги и брюки для верховой езды, – и мы услышали, как, повысив голос, она принялась отчитывать подвернувшегося ей под руку бедолагу, совершившего какой-то проступок.
Роули Лодж не мог обойтись без Этти Крэйг. А вот Алессандро Ривера нужен был ему примерно как пуля в лоб.
Он появился далеко за полдень.
Я совершал вечерний обход, осматривая лошадей. Мы с Этти добрались уже до пятой конюшни, после чего оставалось обойти малый манеж и по противоположной его
Один из наших пятнадцатилетних учеников неуверенно приблизился ко мне, когда мы вышли из очередного денника.
– К вам пришли, сэр.
– Кто?
– Не знаю, сэр.
– Владелец?
– Не знаю, сэр.
– Где он?
– У подъезда, сэр.
Я посмотрел поверх его головы. С другой стороны манежа, на площадке, посыпанной гравием, виднелся большой белый “Мерседес”. Шофер в форме стоял у капота.
– Заканчивайте без меня, Этти, ладно? – сказал я.
Чтобы выйти к подъезду, мне пришлось пересечь манеж. Шофер стоял, скрестив руки на груди и поджав губы, явно давая понять, что он – противник панибратства. Я остановился в нескольких шагах от машины и заглянул внутрь.
Задняя дверь, ближняя ко мне, открылась, и из нее высунулся черный полуботинок небольшого размера, а за ним – нога в темной брючине. Потом появился хозяин ботинка и брюк.
Ошибиться было невозможно, хотя сходство с отцом начиналось и заканчивалось диктаторским крючковатым носом и немигающим взглядом черных глаз. Сын был меньше ростом и выглядел самым настоящим дохлятиком. Его густые черные волосы завивались с боков, а изжелта-бледная, болезненная кожа лица, казалось, давно уже не видела солнца.
Помимо всего прочего, в нем угадывалось возрастное беспокойство полового созревания – он так решительно выставил вперед нижнюю челюсть, что послужил бы прекрасной рекламой при распродаже мышеловок.
Может, ему и исполнилось восемнадцать, но, во всяком случае, прошло много-много лет с тех пор, как он был ребенком.
Я почему-то подумал, что у них с отцом одинаковый голос – четкий, без акцента, со старательным выговором.
Я оказался прав.
– Меня зовут Ривера, – заявил он. – Алессандро.
– Добрый вечер, – сказал я, стараясь говорить вежливо, спокойно и безразлично. Он моргнул.
– Ривера. – повторил он. – Меня зовут Ривера.
– Да, – согласился я. – Добрый вечер. – Глаза его сузились, и он посмотрел на меня более внимательно. Если он думал, что я буду перед ним пресмыкаться, то его ждало горькое разочарование. И, видимо, он это почувствовал, потому что на его лице появилось слегка удивленное и довольно надменное выражение.
– Насколько я понял, вы хотите стать жокеем, – сказал я.
– Так будет.
Я одобрительно кивнул головой.
– Чтобы добиться успеха, надо сильно к нему стремиться. – Голос мой звучал снисходительно.
Он
– Я привык добиваться всего, чего захочу, – сказал он.
– Прекрасно, – сухо ответил я.
Теперь мы определенно расположились по разные стороны баррикады. Я чувствовал, что он старается перестроиться, собирается с силами, чтобы самому принять участие в сражении, которое – в чем он не сомневался – давно уже выиграл его отец.
– Я приступлю немедленно, – заявил он.
– В данный момент, – небрежно пояснил я, – мне необходимо завершить вечерний обход. Если вас не затруднит подождать, то по окончании обхода мы обсудим ваше положение в конюшнях. – Вежливо поклонившись, совсем как постороннему, и не дожидаясь, пока он снова ринется в бой, я плавно развернулся и, не торопясь, отправился к Этти.
Мы методично обошли все конюшни, коротко делясь замечаниями о резвости и скоростной выносливости лошадей и составляя программу тренировок на следующее утро, а затем остановились у четырех наружных денников, один из которых пустовал, молчаливо напоминая об утрате Лунного Камня.
"Мерседес” все еще стоял на прежнем месте. Ривера с шофером сидели внутри. Этти, с вполне объяснимым любопытством, посмотрела в их сторону и поинтересовалась, кто это приехал.
– Новый клиент, – лаконично ответил я. Она удивленно нахмурилась.
– Как же вы могли заставить его ждать?
– Не бойтесь, – с горькой, понятной лишь мне иронией ответил я. – Никуда он не денется.
Но Этти не впервой приходилось принимать новых клиентов, и она твердо знала, что их нельзя заставлять ждать в машине. Она метеором промчалась со мной по трем последним денникам. Я подумал, что завтра она уже не будет проявлять подобного рвения.
Открыв заднюю дверь “Мерседеса”, я коротко сказал:
– Пройдемте в контору.
Алессандро пошел вслед за мной без единого слова. Я включил радиатор, уселся на место Маргарет за столом и указал ему на вертящееся кресло. Он не стал спорить по пустякам и также молча опустился на сиденье.
– Итак, – заговорил я голосом журналиста-профессионала, берущего интервью, – вы желаете приступить к работе завтра.
– Да.
– Простите, а кем вы хотите работать? Он замялся.
– Жокеем.
– Как же так? – резонно возразил я. – Скачки еще не начались. Сезон открывается примерно через четыре недели.
– Знаю, – сдержанно ответил он.
– Я имел в виду совсем другое. Хотите работать в конюшнях, ухаживать за двумя лошадьми, как все наши ребята?
– Конечно, нет.