Переломныи? момент
Шрифт:
Боль усиливается, когда я думаю о том, что я почувствовал, когда узнал. Обида. Гнев.
— Это, должно быть, было больно.
— Организация скрыла это.
Во имя победы они скрыли правду. Как будто я был слишком хрупким или глупым, чтобы справиться с этим. Как будто я был машиной, а не человеком.
Это было напоминанием о том, что победа для них важнее правды и уважения ко мне.
— И это было началом вашей борьбы.
Я киваю, во рту пересохло.
Он имеет в виду, что это было начало самых
Я не знал, кем хочу быть и хочу ли вообще. Много пил, спал целыми днями и избегал тренировок — и это лишь некоторые из способов, которыми я пытался заполнить пустоту.
Мои товарищи по команде начали смотреть на меня так, будто у меня не было надежды на выздоровление, и они были правы.
Понадобился Джей, который играл за команду соперника, чтобы снова направить меня на правильный путь и вернуть к финалу.
Это также заставило меня потерять доверие к людям в костюмах.
В конечном счете, это научило меня тому, что нужно было сосредоточиться на поле и игре в баскетбол.
— Что нужно сделать, чтобы открыть себя для общения с другим человеком? Без осуждения и цинизма? — спрашивает мой психотерапевт.
— Чудо.
Но лицо Новы всплывает в моем сознании, и, несмотря на многолетний багаж и неприятие всего, что не связано с баскетболом, я хочу попробовать.
18
НОВА
— Мы близко? — спрашиваю, глядя на Клэя, забившегося на пассажирском сиденье.
Даже когда сиденье отодвинуто назад до упора, машина все равно кажется слишком маленькой для нас обоих.
Когда я сказала, что хочу встретиться с Робин, Клэй предложил взять меня с собой. Завтра он улетает в Атланту на предсезонную игру, но до тех пор он свободен. Я согласилась без колебаний, правда, с условием, что я смогу вести машину.
Мы проезжаем холмы, усыпанные домами, и во мне нарастает напряжение.
— Сколько еще осталось? — спрашиваю.
— Поверни здесь, — я следую его указаниям.
— Ты помнишь все это без GPS?
— Провел здесь много времени, пока проходил реабилитацию.
Из ниоткуда появляется дорожка, поднимающаяся из рощи деревьев. Внезапно перед нами раскинулся лагерь — зеленые холмы, флаги и знамена, бревенчатые строения. За окном сверкает ярко-голубое озеро, вдоль берега стоят разноцветные каноэ и байдарки.
Это мечта всего в получасе езды от Денвера.
Напряжение в моей груди ослабевает, пока я рассматриваю окружающую обстановку.
— Это потрясающе! — восклицаю я.
Едва мы вышли из машины, как к нам подошла улыбающаяся женщина с атлетическим телосложением и седеющими волосами.
— Вы, должно быть, Нова. Я Робин, директор лагеря, — она пожимает мне руку, а затем поворачивается к мужчине, сидящему рядом со мной. — Привет и тебе.
Робин обнимает Клэя, и я с удивлением вижу, что он ей позволяет.
— Я буду занят. Встретимся здесь через час
— Спасибо, что уделил мне время, особенно с такими сжатыми сроками, — говорю я.
Я дополняю то, что рассказала ей по телефону, объясняю, что пытается сделать Харлан и что я хотела бы задать несколько вопросов, чтобы улучшить план.
— Почему бы нам не начать с небольшой экскурсии?
— С удовольствием.
Мы поднимаемся по дорожке к главному зданию — огромному бревенчатому домику. Внутри мы ходим по периметру здания, пока она отвечает на один вопрос за другим. Я делаю несколько заметок в своем телефоне, но в основном знаю, что запомню.
— Здесь прекрасно.
Она указывает вдоль озера.
— Вон домики для отдыхающих. Летом они переполнены, но в данный момент только по выходным и во время внеклассных кружков, — она обводит нас жестом. — Сейчас мы в административном здании. Мы работаем над новым художественным кабинетом.
Я выпрямляюсь.
— Можно посмотреть?
— Конечно.
Робин показывает мне следующее здание, потрясающую А-образную конструкцию с окнами повсюду. Торцевая часть здания отведена под просторную сводчатую комнату с огромными столами, мольбертами и красками. Солнечный свет проникает в каждый уголок.
— Свет здесь такой классный. Каким видом искусства занимаются дети?
— Всевозможным. Их последнее занятие — изготовление масок медведей, — она показывает мне коллекцию папье-маше, разложенную на столе для просушки. — Ты увлекаешься искусством?
— Да, — признаюсь я. — Я поступила в художественную школу, но так ее и не окончила.
— Ты всегда можешь вернуться к искусству. Я работала адвокатом, прежде чем оказалась здесь. Я не жалею о том, что занималась юридической практикой, но руководить этой программой? Это воплощение мечты.
— Раньше я считала, что мы должны сами найти свой путь, — продолжает Робин. — Потребовалось время, чтобы понять, что жизнь полна путей, как дерево, разветвляющееся на тысячи возможностей. В отличие от дерева, мы можем вернуться назад и выбрать другой путь. Жизнь полна вторых шансов.
Ее философия заряжает энергией.
Я задаю ей еще несколько вопросов о том, что нужно иметь в виду при создании программы с нуля, что она сделала бы по-другому, и делаю заметки для Харлана.
Когда мы заканчиваем разговор, я смотрю в окно, где дети собрались вокруг баскетбольной площадки.
Тротуар свежевыкрашен, поле окружен сетчатым забором. Он выглядит новым, за исключением сетки, которая беспорядочно свисает с обруча.
— Здесь ничто не остается идеальным. Мы заменили ее на прошлой неделе, но дети уже качаются на ней, — говорит Робин. Ее это забавляет, но не расстраивает, что идеальный образ испорчен.