Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Чайковский Петр Ильич

Застанет ли Вас письмо это в Cannes? Думаю, что Вы скоро уже будете в Belair. Дай Вам бог здоровья и всякого благополучия, милый, дорогой друг!

Сестру я нашел в отличном состоянии. Вообще у моих близких всё было бы благополучно, если бы не Таня.

Всем Вашим посылаю свои приветствия.

Ваш до гроба

П. Чайковский.

196. Чайковский - Мекк

[Москва]

23 марта 1884 г.

Дорогой, милый друг мой!

Вот уже четвертый день, что я в Москве, и до сих пор не собрался писать Вам, ибо, во-первых, с лихорадочною поспешностью работаю над некоторыми сценами “Мазепы”, которые ввиду сценических условий я решился изменить и сократить, а во-вторых, я простудился и теперь уже второй день сижу дома,

нездоровый. Теперь мне лучше. Мне придется прожить здесь еще несколько дней, прежде чем кончу свою работу, а в конце будущей недели поеду в Каменку. Москва, несмотря на всю мою любовь к ней, показалась мне очень неприглядна в это время года. Нельзя Вам изобразить, до чего она грязна, непроездна, а в особенности, до чего ужасен здешний воздух вследствие таяния всего, что зимой было сковано морозом. Бедная наша родина! Как она обижена климатом.

Не могу не признаться Вам, что я теперь совершенно поглощен мыслью сделаться обладателем хотя бы самого крохотного кусочка земли с домиком. Я просил разных лиц подыскивать мне где-нибудь поблизости Москвы какой-нибудь хуторочек, и, если только что-нибудь подходящее найдется, я постараюсь основаться наконец у себя дома. В самом деле, я устал от кочеванья и уж не знаю, право, отчего и как, но только с некоторых пор только и думаю об своем уголке.

Дорогая моя! хотя я знаю, что у Вас есть гувернантка или гувернантки для Милочки, но всё-таки, на всякий случай, хочу рекомендовать Вам одну особу, к которой питаю величайшую симпатию. Особа эта — M-elle Emma Genton, проживавшая девять лет у Кондратьевых и теперь ищущая другого места. Это девушка средних лет, очень достаточно образованная, превосходно владеющая французским и английским языками, а со стороны нравственных качеств — безупречная. В случае, если бы Вам понадобилась француженка, не захотите ли взять ее? Прошу Вас, милый друг, ответить мне на этот вопрос. Всё это между нами, ибо она еще не сообщала M-mе Кондратьевой о своем намерении покинуть их дом.

Брата и его семью я нашел здоровыми.

Будьте здоровы, дорогой, бесценный друг!

Ваш П. Чайковский.

Хотя Вы, вероятно, уже в Touraine, адресую письмо в Канну.

197. Мекк - Чайковскому

Belair,

6 апреля 1884 г.

Милый, несравненный друг мой! Простите, что я не сейчас отвечала Вам на Ваш вопрос по поводу M-elle Anna [Emma] Genton, но в новом своем помещении я нахожусь на бивуаке, потому что мои комнаты отделываются и мне негде пристроиться для писанья, и теперь я пишу в Юлином кабинете на ее бюро, чтобы уже не откладывать моего ответа к Вам. Я очень, очень сожалею, дорогой мой, что в эту минуту не могу взять M-elle Genton, потому что она, наверно, очень хорошая особа, так как Вы ее рекомендуете, но у меня при Милочке есть англичанка, молодая девушка, которая хоть живет у меня недавно, но, кажется, хорошая особа, и, во всяком случае, я еще не могу пожаловаться на нее и потому мне совестно ей отказывать. Если я узнаю где-нибудь хорошее место, то я буду держать на памяти M-elle Oenton, но для этого я очень прошу Вас, дорогой мой, не отказать сообщить мне, какое жалованье получает M-elle Genton, так как мне, конечно, первым делом сделают этот вопрос.

Как это хорошо, милый друг мой, что Вам вздумалось завести свой уголок, это так нормально, естественно и так приятно. Номадами могут быть только номады, людям же вообще необходим свой уголок, своя собственность и богема возможна только в самых юных летах. Вы не можете себе представить, сколько радости, сколько наслаждения испытываю я теперь, находясь в своем уголке. У меня всего только пять коров но как они мне кажутся красивыми, какое вкусное молоко, какие густые сливки. Полей у меня десять, но каждое из них est grand comme un mouchoir de poche [так же велико, как носовой платок], но как они мне нравятся, как интересуют меня. В моем маленьком chateau как всё хорошо, как красиво! В Париже я купила кабинетного Erard'a, и если Вы, дорогой мой, когда-нибудь осчастливите мой Belair Вашим пребыванием в нем, то этот инструмент может достойно служить Вам. Но я отвлекаюсь своими личными восторгами от Вашего проекта, милый друг мой. Я буду ужасно рада, если Вам найдется что-нибудь подходящее, и надеюсь, добрый мой друг, что Вы не откажете мне в удовольствии prendre ma part a l'execution de cette bonne idee [принять

мое участие в выполнении этой хорошей мысли]. Как бы было хорошо, если бы нашлось около Плещеева; уверяю Вас, дорогой мой, что это самая красивая местность около Москвы. Если Вы в мае месяце будете поблизости Плещеева, не завернете ли Вы туда погостить у меня недельки две, так как я приеду в Россию не раньше 1 июня, а гостивши в Плещееве, Вы бы сами поискали для себя хуторочка; дай бог, чтобы это всё состоялось! В хозяйстве Вам очень может помочь Ваш Алеша: он молод, энергичен и легко справится со всем. Пожалуйста, дорогой мой, сообщите мне результаты Ваших поисков.

У нас очень холодно, по ночам только четыре градуса тепла, но, несмотря на это, я в восторге от своего Belair. Это такой прелестный кусочек, что нельзя довольно налюбоваться им, и как всё хорошо устроено; дал бы бог только скорее тепла. Жизнь здесь недорога, но профессора ужасно дороги, а мне их много надо для Макса, для Сашонка и для Милочки. Детям также очень нравится Belair.

Я ничего не знаю в настоящую минуту о Коле и Анне. Знаю только через Лиду, что они проехали в Рим, были у них, т. е. у Левисов, и что Анна им очень понравилась, а от них самих, с отъезда их из Парижа, не имею никаких известий.

К Вам первому, милый друг мой, я пишу из Belair; дал бы бог почаще это делать.

Как мне жаль Вас, дорогой мой, что Вы опять за работою над тем, что уже раз сделано, но, кажется, всегда так приходится с операми. Как я рада, как я горжусь, что Вы представлялись государю, дорогой мой, и как я довольна, что эта пытка кончилась для Вас, а то я боялась за Ваши нервы. Я думаю, что это письмо найдет Вас уже в. Каменке. Поздравляю Вас, милый друг мой, с приближающимся праздником светлого христова воскресенья, от души желаю Вам встретить и провести его в совершенном здоровье и спокойствии душевном.

В Каменке должно быть пусто, если Александра Ильинична еще не вернулась.

Пишу у окна, и очень холодно, поэтому кончаю. Будьте здоровы, мой дорогой, бесподобный друг. Всею душою неизменно Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

198. Чайковский - Мекк

Москва,

1884 г. апреля 1 — 12. Москва — Каменка.

1 апреля 1884 г.

Друг мой милый, дорогой!

Я совсем стосковался, быв так долго лишен прямых известий от Вас. Как я жалею, что не догадался раньше распорядиться о высылке всех писем, адресованных в Каменку, сюда. Но я никак не думал, что так долго проживу в Петербурге и Москве. Теперь все мои работы кончены (я, кажется, писал Вам, что сделал несколько капитальных изменений в “Мазепе”), и вся задержка за Алешей, который всё еще не может дождаться конца всех формальностей, сопряженных с получением свободы. Пасху надеюсь встретить в Каменке.

Погода несколько дней стояла здесь отличная, совсем весенняя, но со вчерашнего дня опять пошло несносное ненастье. Солнце наконец сделало то, чего московская полиция не хотела или не могла сделать: улицы очистились от снега, и ездить стало возможным.

Был здесь на прошлой неделе консерваторский спектакль. Давали “Волшебную Флейту” Моцарта. Исполнение было великолепное в отношении ансамбля и не особенно блестящее в отношении голосов солистов. Бедность на голоса в нашем отечестве вообще приводит иногда в отчаянье. Я пока еще тверд в своем намерении не писать больше опер; уж одна уверенность в том, что не найдется у нас вполне хороших певцов и певиц, способна охладить самое горячее рвение к оперному делу. Как давно я ничего не делаю! Как хочется мне скорее приняться за новый труд!

Не знаю, дорогая моя, писал ли я Вам, что в Петербурге снимался у Левицкого, а здесь у Канарского сегодня. Если позволите, по получении карточек, я вышлю Вам экземпляры тех и других.

Мой старый приятель Ларош приводит меня в недоумение и отчаянье. Это совсем погибший человек. По целым неделям он не является в консерваторию, не будучи в состоянии победить лень, приковывающую его к постели. Он только спит и ест — в этом проходит вся его жизнь, да еще по целым часам предается мечтанию о сотнях тысяч, которые он неожиданно получит, и. о том, как и на что будет тратить их. Ужаснее всего то, что ученики его и ученицы, ничего не сделавшие за весь год по причине постоянных манкировок, ропщут, и что консерваторское начальство в конце концов будет принуждено удалить его.