Переплавка
Шрифт:
— Наверное могли, — согласился Никита. — Этого я не предусмотрел.
— А ещё критиковать берешься, — тут же встрял Аннит.
— Всё равно об авторотации грамотный пилот должен был подумать, — объяснил мальчишка, словно не замечая явно недружелюбного тона. — Подумать и удивиться. Верно, Ром?
— Должен был, — кивнул Ромка.
— Ребята, как уже было сказано, автор пишет не про вертолёты, — попытался ещё раз направить разговор в нужное русло Игорь. — Главное здесь — как Олег спасал своего друга. Ну, упомянул бы автор про авторотацию? И что? Кому это интересно кроме вас двоих? Большинство бы ребят просто не поняло, зачем
— Спасение? — переспросил Никита. — Хорошо. Но ведь оно тоже описано так, что ни Олег ни автор не понимают, что происходит в вертолёте.
— Что ты имеешь ввиду?
— Как там сказано? У Пашки не было даже пары секунды, чтобы занять место в кресле? Верно?
— Точно, — подтвердил кто-то из ребят.
— Ну так вот, у него было в десять раз больше времени.
Никита подошел к висящей на стене грифельной доске и взял в руки кусочек мела. То, что ребята разместились в школьном классе, оказалось ему очень на руку. Несколькими уверенными движениями мальчишка набросал рисунок.
— Итак, что мы имеем? В момент аварии вертолёт двигался горизонтально на постоянной, не поднимался и не спускался. Для съемки самый подходящий способ движения. Считаем, что с прекращением работы винта подъёмная сила исчезла моментально. Сопротивлением воздуха пренебрегаем. Значит, движение вертолёта по оси Y происходит только под действием силы тяготения и описывается формулой Эс равно А Тэ квадрат пополам. Поскольку сказано, что Шумерла по своим параметрам практически совпадает с Землей, то заменяем А на Же и считаем его равным десяти. То есть время, которое мы получим в расчете, будет даже несколько меньше, чем Пашка имел на самом деле.
Ребята внимательно следили за его объяснением.
— Едем дальше. Вертолёт потерпел аварию на высоте три километра. Катапультироваться на высоте один километр абсолютно безопасно. Значит, вопрос: сколько времени займет снижение машины до высоты один километр?
Никита немного подправил рисунок, добавив пару черточек, обозначающих высоты в три и один километр и обозначив разницу между ними латинской буквой h.
— Переносим сомножители, получаем: Тэ равно квадратному корню из два Аш деленное на Жэ. Подставляем цифры, получаем корень из два умноженного на две тысячи и деленного на десять.
— Почему две тысячи, а не два? — спросил кто-то из ребят.
— Потому что расчет ведем в СИ, значит и расстояние нужно указывать в метрах. Сокращаем и получаем корень из четырехсот, то есть двадцать. Итого, в распоряжении Пашки было двадцать секунд, чтобы добраться до кресла. На самом деле даже больше. Во-первых, потому что ускорение свободного падения несколько меньше десяти, а раз мы увеличили знаменатель, то уменьшили результат. Во-вторых, мы пренебрегли сопротивлением воздуха, а оно окажет влияние и немного затормозит падение.
— Вот только Олегу некогда было решать задачи, — не утерпел Аннит.
— А ему и не нужно было это решать. Грамотный пилот в состоянии оценить время, за которое его машина снизится на определенную высоту. И не станет панически метаться по кабине, имея в запасе уйму времени. А своим суперспособностям он мог бы найти и лучшее применение.
— Какое же? — не утерпел Серёжка.
— Починить двигатель, — не моргнув глазом ответил Никита.
Пионеры весело расхохотались. Даже Игорь присоединился к их смеху. В эту минуту он почувствовал, что ситуация начинает возвращаться в норму. Да, чужаку удалось на время смутить ребят, но он должен был допустить ошибку и вот он её допустил.
— А что я смешного-то сказал? — как ни в чём не бывало поинтересовался Никита., когда смех стих.
— Как он мог его починишь? — спросил Серёжка. — С гаечным ключом туда лезть? Сказано же, что набиски выводят из строя механизмы так, что те кажутся полностью исправными. Крути, не крути — никакого толку. Да и времени на это у Олега не было. Что можно собрать за двадцать секунд?
— Я ничего не говорил про гаечный ключ, — парировал Никита. — Пусть бы он починил двигатель так же, как набиски его сломали. Силой своего разума.
— Это как?
— А я знаю? — пожал плечами мальчишка. — Просто логика: то, что можно сломать, можно тем же способом и починить.
— Не всегда…
— Конечно не всегда. Но раз сказано, что двигатель оставался целым, то ведь можно было попробовать. Олег же сумел защитить себя и экипаж дирижабля от атаки командира набисок-пограничников. Так почему же в вертолёте он заранее сдался?
— Он не сдался, — возмутился Аннит.
— Он даже не попробовал использовать свою силу, — жестко заявил Никита. — Одно из двух: либо он даже не подумал, что его сила может помочь, тогда получается, что он не умел ей пользоваться и вообще не понимал, чем владеет. Либо же был уверен, что она не поможет, тогда получается, что он признал в душе поражение от набискок. Без всякого боя, просто сдался и всё.
Ребята молчали: возразить на то было невозможно. То, что подавалось как геройский поступок на проверку оказалось истерикой несмышленыша, получившего огромное могущество, но оказавшегося не в состоянии не только им разумно распорядиться, но даже просто понять, чем он обладает.
— А тебе не кажется, что ты оскорбляешь русского дворянина? А тот, кто оскорбляет русского дворянина оскорбляет Россию, — холодно и очень спокойно спросил Игорь. Его растерянность ушла. Он точно знал, что он должен сделать. Конечно, его поступок нарушит планы Городова, но полковник, как дворянин и офицер, его наверняка поймет. А если даже и не поймет… Всё равно, Игорь Мурманцев знал, что он прав: такие мерзавцы права на жизнь не имеют. Россию от них надо очищать так же холодно и безжалостно, как и от умственно неполноценных. Даже ещё безжалостнее: неполноценность по крайней мере не заразна, она способна передаться только по наследству. А эти каждым словом отравляли всё вокруг себя, заражая хороших людей подлейшим неверием в высоту и справедливость русского дела.
— Я оскорбляю? — изумился Никита. — Я просто оцениваю то, что сказано. Я что ли виноват, что автор изобразил губернатора глупым неучем, который не знает возможностей спутниковой картографии? Я виноват, что Пашка не понимает возможностей пушек и не умеет обращаться с пулемётом? Разве я заставил этого Олега истерично метаться по кабине, когда у него в запасе уйма времени? Или я виноват в том, что он даже не попытался побороться с набисками своими умениями? Конечно, Пашку он спас красиво. Только ведь Пашка мог спокойно сесть в кресло и катапультироваться. Это факт. Вот скажи, спасти утопающего — это подвиг?