Переплавка
Шрифт:
И падали мёртвыми набиски в блестящих металлических доспехах, не способных защитить своих обладателей от зарядов боевых плазмомётов. Падали, пронзенные родовыми шпагами, зарубленные казацкими саблями или попросту топорами: вместе с юными дворянами мстить шли и их местные сверстники — казачата и колонисты. И не только сверстники. После одного из боёв Игорь познакомился с уже немолодым седоволосым поселенцем, которого все ребята, годившиеся ему в сыновья, уважительно называли "дядя Федя". Удивительно, но тот вовсе не был военным человеком, отслужил срочную службу — и сразу ушел с головой в мирную жизнь, перебрался на Шумерлу, чтобы пахать землю и сеять
Но три года назад на его ферму напали набиски. Разумеется, он вместе с семье держал оборону, но нелюдей было слишком уж много, да и появились они слишком внезапно. Ферму спалили дотла. Перебили лошадей, скот, поломали технику. Но главное — убили его жену. Убили бы и детей, и его самого, если бы не подоспела помощь.
После этого сыновья поначалу попытались уговорить отца перебраться в более безопасное место, но Фёдор был непреклонен:
— Теперь или мы — или они, парень. Или они нас в эту землю положат — или мы их в нее закопаем. Но я теперь отсюда не уйду. Это моя земля, твою мать… сейчас — еще больше, чем раньше.
И решение вопроса, кто кого положит в эту землю, дядя Федя не перекладывал на чьи-то плечи, он решал его сам, при любом удобном случае увеличивая число отправленных в небытие нелюдей. Воевал он так же спокойно, обстоятельно и деловито, как. наверное, пахал землю или косил траву. Немудрено, что из похода он вернулся целым. невредимым и с длинным рядом свежих зарубок на прикладе старенькой, но безотказной плазменной винтовки, каждая из которых означала одного лично убитого набиску.
Обогнать ветерана "в личном зачете" удалось немногим, хотя мстители отстреливали нелюдей без колебаний. И тех, кто пытался сопротивляться, и тех, кто убегали в надежде сохранить свои никчемные жизни. Обычно убивали и тех, кто пытался сдаться в плен: в бой шли вовсе не за тем, чтобы брать пленных. Хотя, порой таких щадили и потом отпускали на все четыре стороны: пусть живут, ведь всё равно Домб-Добжанского не воскресить, даже если перерезать всех набисок до последнего.
Это был славный поход, и Игорь по праву гордился своим участием в нём. точно так же, как гордились ходившие в набег его одноклассники. А те, кто по каким-то причинам не смогли участвовать, по-доброму завидовали счастливчикам.
На Сипе должно было также, потому что иначе быть не могло. Одна Империя — одни порядки. Для всех и без всяких исключений. А значит, и отношение к такому поступку должно быть однозначное. Серёжка должен был двумя руками ухватиться за идею пройтись с огоньком по землям сипов. Понятно, что не прямо сейчас, когда идёт война, но в будущем. А вместо этого проявил позорное слюнтяйство…
И это называется пионерский звеньевой? Позор, вот как это называется. Форменный позор.
Впрочем, строго судить Серёжку Игорь не собирался. Видно было, что мальчишка он хороший, правильный, вот только излишне мягкосердечный. Будь он девчонкой, это бы недостатком вообще не считалось. Им, известное дело, только дай возможность проявить свою доброту. Даже за безмозглым дауном ухаживать не побрезгуют, будут сопли ему вытирать, да выносить за ним горшки. Удивительно, но такое порой прорывалось даже у боевых девчат, в другое время своим поведением просто неотличимых от мальчишек. А то и превосходящих многих в традиционных мальчишеских доблестях. И тут уж оставалось только вздохнуть и согласиться: спорить с такими девчатами себе дороже. Одна такая уволокла у Игорева дружка Стёпки из-под носа раненого набиску лечить-перевязывать, хотя по правде эту тварь нужно было добить и дело с концом. Ладно, уволокла и уволокла, ребята почти сразу про это забыли: не хватало ещё себе из-за нелюдя нервы мотать. Не стоит он того.
А вот для мальчишки излишняя мягкость — это уже порок, с которым Серёжке нужно бороться. Прямо сейчас, потому что она могла стать той слабостью, через которую «земляне» могли воздействовать на мальчишку и перетянуть его на свою сторону. Разумеется, Игорь не собирался им этого позволить. Его долг был в том, чтобы помочь Серёжке разобраться в происходящем и занять верную сторону в происходящей борьбе. К счастью, Игорь знал, как именно нужно помочь и решил заняться этим завтра. Прямо с утра.
А у Серёжки и правда на душе было мутно. Он ещё надеялся, что всё благополучно разрешиться, что Игорь и Никита обязательно найдут общий язык, но чувствовал, что шансов на это становится всё меньше. И главное, он сам не мог понять, где же правда. Игорь говорил то, что Серёжка слышал с самого рождения, к чему привык и что казалось безусловно правильным. Но эта правда не могла ответить на Никитины вопросы, трещала по швам при столкновении с ними и рассыпалась в бессильную труху. Серёжка представлял себе, как вернется в класс и вынужден будет ответить Никите, что задачек Игорь не решил. А тот сразу скажет, что заранее был уверен, что так и случиться, и ответить на это пионеру будет нечего.
Но Никита ни о чём Серёжку спрашивать не стал. Ему было не до вопросов. Они вместе с Паоло пристроились в углу, склонившись над своими «плашками» и были поглощены какими-то своими делами. Пионер хотел было тихонько залечь спать, но совесть не позволила, к тому же её союзником выступило любопытство. Осторожно, чтобы не разбудить уже заснувших, Серёжка прокрался в обитаемый угол. Там его заметили не сразу. Всё внимание ребят приковывали к себе экранчики, на которых мелькали какие-то схемы.
— А вы что, задачу решаете? — осторожно спросил Серёжка.
— Угу, — кивнул взлохмаченной головой Никита. И совсем по-домашнему добавил: — Мы недолго. Сейчас ещё немного поработаем, и спать.
— Сложная, наверное, — уважительно протянул пионер. Схемки и символы, сменявшиеся на экране, ему ничего не говорили.
— Ага, — так же односложно, не всплывая из глубокой задумчивости ответил Никита.
— Удачи…
— Спасибо.
Разговаривать сейчас с Никитой смысла не имело. Серёжка отправился к своему спальному месту, не будучи до конца уверенным, что Никита вообще заметил с кем он разговаривал. Может, принял Серёжку за мирно спящего Валерку.
Сразу заснуть не удалось. Сомнения нахлынули на мальчишку с новой силой, он долго ворочался, но, наконец, усталость взяла своё, и так и ничего не решив, Серёжка уснул. Если бы Валерка умел читать чужие мысли, то наверняка бы вспомнил о том, что отец в таких случаях говорил: "Утро вечера мудренее".
Глава 7
"Тень! Знай своё место!"
(Е.Шварц. "Тень")
Валерка вспоминал совсем другие пословицы. С того момента, когда во время разговора со Стригалёвым он прочувствовал, куда занесла их судьба (не то, что понял, в голове то до конца ещё никак не могло уложиться, а именно прочувствовал, ощутил, можно сказать, до самой глубины души), подросток не мог толком думать ни о чём, кроме как о том, чтобы уберечь своих спутников от угрожавшей им опасности.