Переплавка
Шрифт:
— А почему я должен об этом говорить неспокойно?
— Потому что это унизительно. Разве это не ранит твою гордость?
— Ну… — Никита на секунду задумался. — Вообще-то мне, конечно, хотелось бы быть таким спортивным, как ты. Я думаю, что тут дело не в одной только прививке, наверняка ведь ты ещё и тренируешься.
— Конечно, как же без этого, — подтвердил Серёжка.
— Ну вот. Конечно, меня не радует, что я тебе уступаю. Но ведь я действительно уступаю, что ж мне теперь, вешаться что-ли? Или врать, что я на самом деле такой великий биатлонист,
— Нет, конечно.
— Ну вот, — повторил Никита. — Я считаю, что-либо не уметь — не стыдно. Все люди чего-то не умеют, потому что никто не умеет всего. И ещё все люди что-то умеют, но плохо, хуже чем другие, которые в этом деле мастера. Стыдно своё неумение превращать в предмет гордости. Вроде как "не умею на лыжах ходить — и не надо, не это делает человека человеком". Не это. Но и гордиться тут всё равно нечем. И ещё стыдно своё неумение выдавать за мастерство. Выйдет такой «мастер» на каток: ноги разъезжаются, как у коровы на льду. А потом говорит, что откатал, как Игорь Бобрин.
— Как кто?
— Игорь Бобрин. Был такой великий фигурист. Давно очень.
— А ты про него откуда знаешь? Тоже на коньках катаешься?
— Да не, я на коньках совсем чуть-чуть, — признался Никита. Он прошлепал обратно к краю бассейна, уселся на него и начал обуваться. — Мама у меня любит посмотреть его выступления. У нее целая коллекция старых записей. Вот я и запомнил. Игорь Бобрин, Константин Кокора, Елена Водорезова, Ирина Роднина, Александр Зайцев, Людмила Пахомова, Александр Горшков, Наталья Линичук, Геннадий Карпоносов…
Никита прервался, чтобы вдохнуть воздуха.
— Хорош, — замахал руками Серёжка, — я всё равно никого их не знаю.
— Слушай, — Никита поднял голову и впялил в Серёжку из-под нависающих волос хитрый взгляд. — А знаешь, как мы проверить можем, кто прав?
— Как проверить? — машинально переспросил тот.
— А очень просто. Я тебе задачку дам из тех, что на олимпиаде мы с Обамой решали. А ты попроси Игоря её решить. Если он сможет, то я признаю, что у него хорошее образование. А если не сможет, то тогда ты согласишься, что я имею право сомневаться.
— В чём?
— В том, что Игорь такой знающий.
Серёжка нахмурился.
— Нет, ну ты пойми, — произнёс Никита, вставая на ноги. — Я эту задачу решил за несколько минут. Я же не претендую на то, что знаю физику лучше инженеров-авиаконструкторов. Не лезу в конструкторское бюро Камова или Сухого: ну-ка, я теперь тут руководить буду. Одно дело решить общую задачку и совсем иное спроектировать самолёт или вертолёт. там столько всего знать надо. Понимаешь?
— Понимаю, конечно. Я ж и не спорю.
— Ну и вот. Но если не уметь такие задачи решать, то в конструкторском бюро уж точно делать нечего. Разве только полы мыть.
Расценив Серёжкино молчание как знак согласия, Никита нанёс удар:
— И если такой незнающий вдруг окажется во главе конструкторского бюро, это будет означать только то, что он занимает не своё место.
— Никит, ну сколько раз тебе объяснять, что это невозможно, — почти умоляюще произнёс Серёжка. — У нас не может некомпетентный человек оказаться на руководящем месте. Просто не может — и всё. Если он командует, значит он способен руководить и управлять. Конструкторским бюро, звездолётом, планетой — неважно. Понимаешь, у нас каждый человек делает то, для чего он предназначен. Не что ему нравится, а для чего предназначен. Понимаешь?
— А как это проверить? Вот мне физика нравится. Я ей занимаюсь. Но откуда мне знать, что я для этого предназначен? И что такое предназначение? Способности? То есть, если у меня талант к тому, чтобы быть художником, то я должен быть художником? А если к тому, чтобы стать агрономом, то я должен стать агрономом? Так? То есть вы умеете заранее сказать, к чему у каждого человека талант? И никакой ошибки? А тебя проверяли на предназначение? Оно у тебя какое?
Ворох обрушенных Никитой вопросов обескуражил Серёжку.
— Ну ты и спросил… — протянул он растерянно.
— Пойдём.
— Куда?
— К Робику, куда же ещё. Валерка с Паоло туда вернуться. Может, они пришли уже, а нас нет. Идём.
— Идём, — согласился Серёжка.
Но едва ребята тронулись по аллее, как Никита напомнил:
— Так ты про предназначение-то объясни.
— Да чего тут объяснять? — устало ответил пионер. — По-твоему проверять предназначение это что-то вроде медосмотра?
— Ну да, типа того.
— Таких проверок у нас нет. Всё по-другому.
— А как?
— Да очень просто. Человек должен доказать, что он способен выполнить то дело, за которое хочет взяться. Можешь — бери и делай, никто не станет смотреть на то, сколько тебе лет и вообще. Не можешь — не берись. И старыми заслугами хвалится не надо.
— Ээээ… это хорошо огород копать. Прикинул свои силы — и берись. Да и то, возможны варианты: когда силы прикидываешь, рассчитываешь на среднюю погоду, правильно? А если дожди сплошные? Град? Буря? Раз и не успел к сроку. И кто виноват? Тот кто взялся?
— За такое не винят, — ответил Серёжка, вспомнив царившую пару лет назад засуху. Кокоринцы тогда, как не старались, госзаказ по зерну и овощам выполнить не смогли. даже если бы выгрести семенные до зернышка, всё равно не смогли бы.
Но никто же с них не требовал: вынь да положь и наплевать, как ты это сделаешь. Яснодольский губернатор просто перенес долги по госзаказу на следующие три года. Клёновы, как и большинство односельчан, расплатились уже ближайшей осенью. Потому что умели работать и работали на совесть. Другое дело, если кто-то только и ищет предлога от работы увильнуть. Ясное дело, что у такого каждый год будет неурожай, в любую погоду. И ясно, что для крестьянского труда такой человек уж точно не предназначен. Ну, так в Кокорино таких и не водилось. Так что, всё было так, как и должно было быть: селяне занимались тем делом, к которому были предназначены. Непонятно было только, как Никита может этого не понимать: такой умный, а в самых простых и ясных вещах путается.