Перерождение
Шрифт:
— Ты же знаешь, зачем я здесь? — спросила мама.
— Ты пришла убить меня, — произнёс Клаус.
— Никлаус — ты мой сын, — ответила мама, — и я здесь, чтобы простить тебя.
Её слова удивили всех нас. Мама решила простить Клауса. Клауса. Она бы никогда этого не сделала. Столько вопросов появилось. Как мама сюда попала? Она всё это время была жива? Она спаслась как-то от Клауса. Так всё запутано. Мама повернулась к нам, посмотрела на нас и заявила:
— Я хочу, чтобы мы стали семьёй. »
Я резко вздыхаю и просыпаюсь, чуть ли не подскакивая. Сердце бешено стучит. Я глубоко дышу. В комнате мгновенно становится жарко и невыносимо душно. Голова снова кружится, и мне кажется, что вот-вот я потеряю сознание. Ощущаю острую боль в области грудной клетки, словно кто-то вонзил кинжал в мою слабую грудь. Однако же никакого
Мне снился ещё один сон. Головной боли не было, или я вовсе её не почувствовала. Но сон снова был не просто сном. Очередное видение. Тёмное, как я его называю. И это видение было слишком мрачным и жестоким. Я видела, как Ребекка и её братья мстили Клаусу за что-то. Я слышала его крик, видела ухмылки на лицах Майклсонов. Самое главное: я чувствовала всю злость, которую испытывала Ребекка к Клаусу. Когда Ребекка вонзила в Клауса кинжал, она полностью насладилась триумфом, и я тоже. Ребекка была рада той боли, что испытывал Клаус, и я тоже. Что же произошло? А ещё я отлично запомнила главные слова Ребекки: „Мы оставляем тебя, Ник. Но сначала я убью ту девку-двойника.“ Кого она имела в виду? Меня? Или существуют ещё какие-то двойники? Второй вариант наиболее вероятен. Если бы Ребекка говорила обо мне, я уже давно была бы мертва. Или у неё не получилось совершить задуманное… Мне не верится, что Ребекка хотела меня убить, иначе зачем ей показывать эти воспоминания. Воспоминания… Воспоминания… Они, словно тяжкий молоток, который всячески пытается меня сломать. И это почти удалось. Каждое воспоминание даётся мне с трудом. Очень тяжело их видеть. Мне больно не только физически, но и душевно. Мне тяжело испытывать всё то, что чувствовала Ребекка. Что-то во мне поменялось. Я не та, что была раньше, и это пугает меня. И очень тяжело с этим справляться. Я нуждаюсь в чей-то помощи. Ещё больше, я срочно должна увидеть Ребекку и поговорить с ней. Вот только вряд ли она будет слушать меня. Она же первородная вампирша, и из-за этого я её боюсь. Но, может, её не следует бояться? Может, она сама хочет поговорить со мной или помочь? Я не знаю. Я совсем запуталась. Мне так нужны ответы на вопросы. А вопросов множество. Почему Ребекка хочет со мной поговорить? Почему мы с ней так похожи? Зачем она заставляет меня смотреть её воспоминания и чувствовать все те эмоции, которые испытывала она? Что ей нужно от меня? Действительно ли она вампир, и все эти сверхъестественные существуют? И ещё много-много разных вопросов. Если я смогу встретиться с ней, то обязательно подготовлю список всех вопросов. Их все не запомнить.
Сейчас же мне не хочется ничего делать. Я подавленна. Как Клаус, когда его семья встала против него. Семья… Точно! В конце появилась их мать! И она сказала: „И я хочу, чтобы мы снова стали семьёй“. Интересно, они всё же стали семьёй? Наверное, нет. Я видела только четыре воспоминания, но уже могу сказать, что эта семья не самая дружная. Много зла, лжи, предательства, убийств и слёз. Никакой любви. Только зло. Я никогда бы не хотела стать частью этой семьи. Никогда. А их мать… Кто она? Вампир? Оборотень? Она выглядит чуть старше своих детей. Похоже, ей тоже более тысячи лет. Но Ребекка думала, что её мать мертва. Что, её убил Клаус. Клаус, как он мог? Убить родную мать. Каким нужно быть извергом, чтобы пойти на такой ужасный и жестокий поступок? Каким надо быть отчаянным? Я заметила, что Клаус отличается от остальных. Он гибрид (на половину вампир, на половину оборотень), а его братья и сестра — вампиры. Может, это и стало причиной убийства? Но это ничего не меняет. Клаус — тиран. И теперь я ненавижу его ещё больше, хотя мы с ним вовсе и не знакомы. Мне достаточно было увидеть воспоминания, чтобы сделать выводы о нём. И напрашивается ещё один вопрос. Если Клаус убил свою мать, то как она ожила? Это же невозможно. Противоестественно. Никто не может вернуться из мира мёртвых. Природа создала равновесие. Баланс. Ничего не понимаю. Совсем.
Я встаю с кровати и подхожу к письменному столу, где лежит распечатанная фотография. Смотрю на неё. Теперь я тут всех знаю. Брюнет в строгом костюме — Элайджа Майклсон, а симпатичный шатен — Кол Майклсон. Не хватает одного брата.
Утром ко мне в комнату приходит мама. Сегодня у неё выходной.
— Эмма, ты спишь? — заботливо спрашивает она.
— Нет, — бормочу я, не оборачиваясь в её сторону.
Я просто завёрнута в одеяло, и тупо пялюсь в окно. Все мои мысли путаются в голове. Мне не хочется ни с кем разговаривать. Совсем.
Мама подсаживается ко мне и берёт меня за руку.
— Ты не заболела? — спрашивает она обеспокоенным голосом.
— Нет, я просто устала, — говорю я.
— Тебе сегодня нужно идти на работу? — интересуется мама.
— Нет, у меня выходной, — отвечаю я.
— Хорошо, — говорит мама. — Завтракать будешь?
— Не хочу, — шепчу я и оборачиваюсь к маме. — И можно я побуду одна?
— Да, конечно, — улыбается мама.
– Спи.
Мама оставляет меня одну. Я совсем не хочу никуда выходить. Хочу просто сидеть дома и лежать в кровати. Именно это я и делаю.
Весь этот день я лежала в кровати и смотрела в окно. Не впускала в комнату родителей и брата, не спускалась вниз, ни с кем не разговаривала и не отвечала на телефонные звонки и сообщения (а их было много). Я решила избегать общения. Я только и думала о том, что со мной происходит. Я меняюсь, и неизвестно ещё в какую сторону: хорошую или плохую. Но что-то во мне меняется — это очевидно. Я не плачу. Слёзы не помогут, и я их все выплакала в прошлый раз. Я не бьюсь в истерике. Не кричу. Я просто убиваю себя мыслями. И это похоже на пытку. К счастью, мысли о суициде меня не беспокоят. Я прекрасно знаю, что это не решение всех проблем. Оканчивают жизнь самоубийством только слабые. А я не слабая. И я не сдамся. По крайней мере, не хочу этого допускать. Я буду бороться. Может, если я буду игнорировать воспоминания, то Ребекка поймёт, что я ничем не могу помочь? Всё возможно. Ведь я действительно ничем не могу помочь. Восемнадцатилетняя девочка-русалка ни за что не справится с жестоким тысячелетним гибридом. Даже пытаться не стоит. Ребекка зря просит о помощи меня. Я в этом бессильна.
Раздаётся ещё один телефонный звонок. Я не обращаю на него внимание. Конечно, я неправильно поступаю, игнорируя своих лучших друзей, но сейчас я хочу побыть одной наедине со своими мыслями и чувствами.
Проходит ещё полчаса. Я по-прежнему лежу в кровати. Родители уже оставили попытки поднять меня с постели, а телефон уже просто выключился от такого количества сообщений и звонков. И хорошо! Теперь мне никто не мешает.
Чуть позже (уже наступил вечер)в дверь снова стучатся. Родители.
— Я никуда не пойду! — восклицаю я.
Дверь всё равно открывается, не смотря на мои упрёки, и в комнату заходит мама в сопровождении Клео, Беллы и Рикки.
— И так она лежит уже целый день, — сообщает мама моим подругам. — Мне кажется, у неё депрессия.
— Сейчас всё узнаем, — усмехается Рикки.
Мама уходит из комнаты, закрывая дверь, а девчонки проходят ко мне и усаживаются на кровать. Смотрят на меня. Да, их удивляет моё подавленное состояние. Меня это тоже удивляет. Девчонки молчат, и я молчу, вовсе делая вид, что кроме меня здесь больше никого нет. Ну нет желания с кем-либо разговаривать.
— Ты в порядке? — наконец спрашивает Белла.
— Да, я в порядке, — сухо отвечаю я.
— Прекрати врать! — вскрикивает Клео. — Ты не в порядке! Ты не наслаждаешься теми вещами, которые любила. Раньше ты обожала плавать в море по четыре часа в день, а сейчас даже боишься прикоснуться к воде! Ты сидишь весь день в своей комнате и не отвечаешь на звонки и сообщения. Ты больше не выходишь гулять с нами. Ты не хочешь с нами разговаривать. Ты отталкиваешь всех нас прочь. Ты в депрессии и нуждаешься в помощи.