Пересадочная станция
Шрифт:
— Но, надо полагать, — сказал Инек, — против изготовления дубликата никто бы не возражал? Никаких священных запретов тут нет? Это не будет святотатством?
— Ни в коей мере. Более того, нам крайне необходим второй Талисман, потому что первый пропал. Исчез.
Инек даже подскочил в кресле.
— Исчез?
— Да, — подтвердил Улисс. — Потерян. Украден. Никто не знает, что с ним случилось.
— Но я даже не…
— Верно, ты не мог об этом слышать. — Улисс печально улыбнулся. — Потому что мы никому не сообщали. Не решались. Жители галактики не должны знать о пропаже Талисмана. Хотя бы какое-то время.
— Но как можно скрыть пропажу Талисмана?
— На самом деле это не сложно. Ты же сам знаешь, что хранители переносят его с планеты на планету, где Талисман выставляется для обозрения и к нему стекается огромное число жителей, черпающих с его помощью энергию духовности. Но передвижения хранителей не подчиняются каким-то расписаниям или графикам: они просто путешествуют по галактике. На некоторых планетах между посещениями хранителей проходит порой до сотни лет и больше. Люди не ждут этих визитов к какому-то определённому сроку. Они знают, что рано или поздно хранитель с Талисманом появится и на их планете.
— Но так можно хранить тайну годами.
— Да, — сказал Улисс. — Без всяких сложностей.
— Руководители планет, разумеется, знают? И их помощники?
Улисс покачал головой.
— Мы рассказали очень немногим. Только тем, кому полностью доверяем. В Галактическом Центре, конечно, все знают, но у нас не принято болтать.
— Тогда почему…
— Почему я рассказал тебе? Я не должен был этого делать, знаю. И признаться, сам не понимаю, почему сделал. Хотя, может быть, догадываюсь… Как ты себя чувствуешь, мой друг, в роли исповедника?
— Ты всерьёз обеспокоен, — сказал Инек. — Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу тебя таким.
— Это очень странная история. Талисман пропал несколько лет назад. И никто об этом пока не знает — кроме Галактического Центра и… — как бы это поточнее сказать? — иерархии, что ли. Организации посвящённых, которая занимается вопросами духовности. Но даже при том, что никто ещё не знает, галактика уже даёт слабину и кое-где трещит по швам. Со временем всё вообще может рухнуть. Как будто Талисман незримо объединял все расы галактики, оказывая своё воздействие, даже когда он находился далеко.
— Но ведь Талисман всё равно где-то существует, — заметил Инек. — Он по-прежнему должен действовать. Не могли же его уничтожить?
— Ты забываешь, — напомнил Улисс, — что он не действует без хранителя, без восприимца. Дело не в самом механизме. Он всего лишь связующее звено между восприимцем и энергией духовности. Продолжение восприимца. Талисман только усиливает его талант и действует в качестве некоего посредника, позволяющего восприимцу выполнять свою функцию.
— И ты полагаешь, что потеря Талисмана имеет какое-то отношение к тому, что происходит сейчас?
— Ты имеешь в виду судьбу этой станции? Не прямо, но это одна цепочка событий, и то, что существование станции оказалось под угрозой, очень симптоматично. Те же самые склоки и недостойные разбирательства, что поразили всю галактику. Случись это в прежние времена, все обсуждения велись бы, как ты выразился, по-джентльменски, достойно и тактично.
Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к негромкому свисту ветра за стенами дома.
— Не забивай себе голову, — сказал наконец Улисс. — У тебя и так забот хватает. Зря я тебе всё рассказал. Довольно опрометчиво с моей стороны.
— Ты имеешь в виду, что я никому не должен об этом говорить? Можешь быть спокоен.
— Я знаю, что ты этого не сделаешь. И никогда не думал иначе.
— Но ты действительно считаешь, что отношения между галактическими расами портятся? — спросил Инек.
— Когда-то все они были заодно, — ответил Улисс. — Конечно, по многим вопросам жители галактики придерживались различных позиций, однако они всегда пытались примирить свои взгляды — порой довольно искусственно, порой не очень успешно, но, когда к этому стремятся обе стороны, они, как правило, достигают цели. Потому что они этого хотят. А целью всегда было создание братства разумных существ. Все прекрасно понимали, что вместе мы располагаем огромным массивом знаний и опыта, что, работая бок о бок, объединяя эти знания и способности, мы добьёмся результатов гораздо более значительных, чем в состоянии добиться какая-то одна раса. Трудностей и проблем, как я уже говорил, хватало, но всё же содружество прогрессировало. Мелкие обиды и разногласия мы просто отметали в сторону и занимались только крупными проблемами, потому что знали: если нам удастся справиться с ними, мелкие станут ещё мельче, а потом и вовсе исчезнут. Но теперь всё по-другому. Откуда-то из тёмных углов извлекаются старые мелкие раздоры и раздуваются до совершенно безобразных размеров, в то время как решения крупных, важных вопросов попросту никто не ищет.
— Это здорово напоминает Землю, — заметил Инек.
— Да, очень, — ответил Улисс. — Внешне. Хотя речь идёт о совершенно иных вещах.
— Ты читаешь газеты, которые я тебе отдаю?
Улисс кивнул.
— Похоже, у вас тут тоже не очень спокойно.
— Похоже, у нас будет война, — без околичностей заявил Инек.
Улисс поёжился, но промолчал.
— У вас, насколько я понимаю, войн не бывает, — сказал Инек.
— В галактике, ты имеешь в виду? Нет, при нынешнем устройстве не бывает.
— Слишком для этого цивилизованны?
— Ты меня как будто попрекаешь, — сказал Улисс. — Раза два и мы стояли на грани, но это было давно. В содружество входят много цивилизаций, которые на раннем этапе своего развития тоже познали войны.
— Тогда и у нас, может быть, есть ещё надежда. Нужно только переболеть этим.
— На что требуется время.
— Ты не уверен, что мы справимся?
— Нет. Не уверен.
— Я много лет работал над таблицей, основанной на мицарской статистической теории, — сказал Инек. — По таблице выходит, что будет война.
— Тут и без таблицы всё ясно.
— Но дело не в этом. Я работал над ней не только ради точного ответа. Меня не оставляла надежда, что она подскажет, как сохранить мир. Должен же быть какой-то способ. Какое-то решение. Если бы мы только нашли его или знали, где искать, у кого спросить.
— Такой способ есть, — произнёс Улисс.
— Ты хочешь сказать, что тебе известно…
— Но это радикальная мера. И применять её можно, лишь когда ничего другого уже не остаётся.
— А ты считаешь, что у нас ещё есть шанс?