Перешагни бездну
Шрифт:
Он сознательно толкал своего полководца на военные действия в горной стране, чтобы утвердиться там оружием и поставить Англо-Инднйский департамент перед свершившимся фактом. Он не знал, что Ибрагимбек, начиная военные действия, думал не об эмире, а о себе. Локаец вел переговоры с английским командованием.
На станции Барода, на полдороге между Дели и Бомбеем, были задержаны странные люди, несмотря на тропическую жару, в меховых шапках и толстых ватных халатах. Полиция быстро установила, что эта «публика» ехала в Дели с письмами, в которых упоминался Бадахшан как государство истинного
Планы независимого Бадахшана, или Тибетско-Бадахшанского государства, еще во многом казались фантазией. Однако зернышко упало в тучную почву.
26 марта 1930 года советская печать поместила сообщение ТАСС из Стамбула: «О попытках Британии создать кордон на восточных границах СССР».
Шла речь о том, что Тибет — высокое горное плато, малодоступное, но открывающее пути из Индии в Кашгарию и Таджикистан. Англичане с огромным вниманием относятся ко всему тому, что связано с горным узлом Памира, где в гигантский клубок спутаны горные цепи Тибета, Таджикистана, Кашгарин, Северной Индии, Афганистана и международных самых жизненных интересов.
Английские газеты писали об угрозе России индийским владениям Британии и независимости Афганистана, интересам Китая в Синцзяне Снова все интриги империалистов всплыли на поверхность.
Дождавшргсъ Бадму, Сахиб Джелял вышел с ним в прихожую
— Серьезна его болезнь? —спросил Сахиб Джелял.—Сколько болезни, сколько притворства?
— Болен. И тяжело, но не так, чтобы забросить дела. Однако поехать в Бадахшан или на север он лично не в состоянии,
— Ибрагимбека он боится. Ибрагим — соперник. Претендент на трон. А Алимхан никому не верит. Любого подозревает. Вот он и выбрал Резван. Он думает: «Я её облагодетельствовал. Сделал женой. Теперь она мне предана». Резван — дочь владетеля одного из княжеств британского Бадахшана Мастудж, н Алимхан думает, что через брак с ней он приобретёт право на Мастудж, а вместе с тем и на весь Бадахшан, включающий не только бухарские, но и афганские и северо-индий-ские территории. Сама Резван поверила, что теперь царица. Она не знает, сколько у нее врагов: и Ибрагимбек, и Ага Хан, и местные феодалы, и Пир Карам-шах.
— Царства, царицы, князьки, Бадахшаны, Тибеты, — думал вслух Бадма, — одно ясно: Бадахшаи удобный плацдарм для нападения на СССР. Кабул не позволит англичанам без войны пройти через афганскую территорию на помощь Ибрагимбеку. Англичане решили избрать другой путь, и этот путь — Бадахшан.
— И кто-то должен инм закрыть этот путь. Тсс!
Дверь скрипнула. Да, из-за болезни эмира дверные петли давно не смазывались курдючным салом в смеси с кунжутным маслом, И скрип выдал Начальника Дверей. Сам виноват. Ему на сей раз не удалось подслушать, о чем говорили два первых лица при дворе эмира.
Сахиб Джелял воскликнул:
— Заходите же, господин Начальник Дверей. И давайте, отец мудрости, посоветуемся, что же нам делать для укрепления здоровья нашего великого и прославленного эмира.
ОТЪЕЗД РЕЗВАН
Чтобы завоевать мужчину, достаточно разбудить
самое неизменное, что в нем сеть.
О. Уайльд
На доктора Бадму Начальник Дверей поглядывал искоса я даже высокомерно.
— Вот вы человек мудрый, из страны мудрецов и волшебников, из Тибета, а над нашим эмиром насмешничаете. Вижу, все вижу.
Доктор пожал плечами.
— Светильник лжи не даст света. Вы тут все поддаетесь самообману. Играете в ашички.
Слова его, туманные, неясные, Начальник Дверей мгновенно понял.
— Что я говорил. Насмехаетесь, не уважаете.
— Не говорите так, таксыр. Пользующийся гостеприимством не осуждает хлебосольства хозяина. Но насмешки подхалимов превращает слона в... осла.
— Вот-вот! — заныл Начальник Дверей. — Несомненно я простой джарчи — глашатай и югурдак — мальчик на побегушках. А имею звание кушбеги! Вроде первый министр! А еще Носитель Посоха. Но со стороны посмотреть, вроде какая-то глупость. Торчу у хауза Милости и от имени их высочества продаю водоносам тухлую воду. Или суечусь на половине Бош-хатын, у которой хожу в должности Бош Ошчисы, то есть Главы Плова. Наша госпожа скуповата. Она сказала эми-ру: «Ничего! Твой Начальник Дверей пусть походит в моих Бош Ошчисы — меньше расходов». — Он хихикнул, зыркнул по сторонам.— Вы над моим министерством посмеётесь.
Осторожно взяв длинными желтыми пальцами доктора за рукав, Первый министр, он же Носитель Посоха, он же Начальник Дверей, он же Глава Плова, проводил доктора в курынышхану.
— Слепой в своих делах зрячий, — продолжал он. — И наш эмир, хоть и безрогий буйвол, но здесь у него, — и он постучал себя ногтем по лбу, — есть. Вон там, вы говорите, стул, а на самом деле бухарский трон. Входит вроде беглец с той стороны, из-за Аму-Дарьи, измученный, голодный, нищий. Вводят его сюда, и что он видит. И необязательно он нищий, а какой-нибудь курбаши, отчаянный вояка или бай-купец, который при деньгах... Входит он и видит не безрогого буйвола, не слона в яме, не змею, ослабевшую от ран, на которую и лягушка садится... Нет, он видит эмира, сидящего на троне в сиянии своего величия, возложившего ладонь на бриллиантовую рукоять меча ханов, грозного и мудрого. И управляет он своей бухарской державой по-прежнему, на основе священного шариата и законов древнего обычая. И вроде ничего не произошло и не стряслась беда. Эмир остался, как и был, наместником пророка Мухаммеда, халифом. Каждый да проникнется почтением к Бухарскому ханству и его эмиру. И тут у трона мы — правая рука эмира — кушбеги, министр их высочества в государственных делах. А по другую сторону трона вершитель справедливости, грозный судия — казикалан, простирающий и поныне свою длань ко всем духовным лицам Туркестана и взимающий со всех верующих десятину, словно и нет никаких большевиков. И тут же место пребывания их превосходительства Исмаила Диванбеги, столпа финансов. Его вы не увидите сейчас, ибо он, как вы знаете, живет в городе Пешавере и Индостане и занят делами нашего эмира с инглизами, умеющими и осла проглотить вместе с хурджуном, могилу пожрать вместе с покойником. Наш Исмаил Диван-беги всех их может напоить досыта, а уйдут они все равно, умирая от жажды.