Пересмешник
Шрифт:
— Убить родственника правящей династии, чтобы сместить Старого Лиса с поста главы Палаты Семи, — слишком круто, не находишь?
Мы перешли через второй мост, и находящиеся впереди усыпальницы увеличились в размерах.
— Но ведь они выиграли на случившемся. Ты не можешь отрицать этого, Не Имеющий Облика. Или ты не понял, что стало причиной того, что Гуго эр'Картиа потерял власть?
— Это не причина, а всего лишь следствие.
— Нет! — внезапно оглушительно рявкнул Данте, потеряв всю свою беспечность, и за его лицом мелькнул жуткий Облик. — Именно это является причиной! Они
— Поверь, я ничего не забываю, — благожелательно ответил я ему, не обращая внимания на то, что Зефир и Ио едва зубами не стучат от страха. — Когда я найду виновника моих бед, то убью его просто и незатейливо, и без всяких лишних разговоров.
Мой друг пристально посмотрел на меня и внезапно улыбнулся:
— Сегодня я нервничаю больше обычного. Извини.
— Разве я выгляжу обиженным?
— Знаешь, чем мне нравится наша дружба? — Он сорвал с куста сухую пепельную розу. — Ты не перестаешь удивлять меня, несмотря на свою молодость. Все эти старики, включая меня, иногда безнадежно глупы, раз считают, что нам нечему научиться у юнцов. Это далеко не так. Возвращаясь к теме, я говорил тебе, что ты жив только потому, что множество совершенно разных людей из уважаемых семей были бы недовольны, если бы тебе снесли голову. Слишком много вопросов оставило после себя то «расследование». Поэтому Князь решил не рубить с плеча, а упрятать тебя в камеру, так сказать, «условно живого», пока страсти не поутихнут и о тебе не забудут. Но я не давал им забыть.
Он подмигнул мне и бросил сухой цветок в воду, как только мы взошли на третий, и последний, из мостов. Бутон упал в маслянистую, блестевшую в свете тусклых газовых фонарей воду.
— Что ты собираешься делать, когда все кончится? — невзначай спросил Данте.
— Ты об истории с Ночным Мясником? — Да.
— Рано еще об этом говорить, на мой взгляд.
— Строить планы никогда не рано. Даже если они не осуществятся. Лично я все-таки собираюсь отправиться на курорт к Жвилья, несмотря на войну.
— А я подумываю отправиться на эту самую войну.
Он, вопреки моим ожиданиям, даже не засмеялся, но в его глазах я увидел какую-то ранее не виданную мною у Данте эмоцию. Что это было, я так и не понял: горечь, понимание, сожаление, фатализм? Стэфан, ошеломленный моим решением, пораженно молчал, а Анхель излучаяа тревогу и неверие.
— Зачем тебе влезать в кровь, Пересмешник?
Я, прежде чем ответить, оглянулся, посмотрел на зарево пожаров, которые сейчас бушевали в Рапгаре, неловко пожал плечами.
— Талер хотел послужить своей стране, но у него не получилось. Быть может, получится у меня? Если здесь все кончится, я потеряю свою цель в жизни, пускай она и не слишком значима. Атам… у меня не бог весть какой Облик и Атрибут, но, возможно, моя помощь будет не лишней.
— Возможно, — не стал спорить Данте и перевел разговор. — Почти пришли.
Площадь в виде неправильного эллипса была идеально чистой, на черном, блестящем мраморе не лежало ни единого листочка. Справа и слева от дороги застыли статуи, сделанные из все того же черного мрамора. Каждая из них превышала в высоту двухэтажный
— Ты никогда здесь не бывал? — участливо заглянул мне в глаза Данте.
Я покачал головой:
— Что я здесь забыл? Красивые скульптуры.
— Это Князья, которые правили Рапгаром после завершения Смутных времен. [40] Можешь познакомиться.
Князья были совершенно разными и в то же время похожими друг на друга. Не внешним сходством, а одинаковым выражением жестокой властности на лицах. Их было двадцать шесть, по тринадцать на каждой стороне дороги, и нам пришлось пройти мимо них всех, чтобы оказаться возле последнего отрезка пути, ведущего к комплексу усыпальниц.
40
Смутные времена — период после ухода Всеединого и восхождения на престол первого Князя. По сведениям историков, длился от двух до шести тысяч лет.
Здесь умиротворяюще шумели фонтаны, работающие благодаря старой магии даже зимой.
Ребристые полусферы гробниц, каждая величиной с пятиэтажный дом, облицованные мрамором, походили на панцири каких-то неведомых бронированных животных. Каждая из усыпальниц располагалась близко к другой, между ними вились дорожки, хорошо освещенные газовыми фонарями, и росли старые каштаны. Одни строения были больше и массивнее, другие — меньше и казались приплюснутыми сверху, но каждое из них довлело над тобой, и я ощущал себя не слишком уютно.
— Раз ты здесь не был, тебя это должно заинтересовать. Идем, я кое-что покажу.
Данте привел меня к находящейся справа гробнице с высоким гребнем. Ее вход был обращен на восток, в сторону от площади. Здесь облицовка выглядела новее, чем на других частях усыпальницы, а работа казалась более грубой и очень поспешной. Вокруг необычайно сильно пахло осенней травой и отчего-то шоколадом.
— Что скажешь? — полюбопытствовал Данте.
— Создается такое впечатление, что мастера оказались криворукими.
Он понимающе улыбнулся и похлопал по стене:
— Именно из нее выпустили душу одного из лежащих здесь Князей. Прадед, он прожил почти восемь веков, рассказывал, что после случившихся событий она выглядела так, словно была разорвана изнутри. Это потом подлатали да повесили ворота обратно. Видишь, они до сих пор немного погнуты.
Я посмотрел на знакомый многоугольник, выбитый на большом замке, на усиленные петли, на замурованные створки:
— Как его загнали назад? Данте весело рассмеялся:
— Вернись на землю, Пересмешник! Загнать это назад сложнее, чем уничтожить! По-твоему, он будет спокойно сидеть в узилище, пока рабочие повесят новые ворота, заделают прорехи в стенах, а волшебники наложат чары?!
— То есть его уничтожили?
— Возможно, что и так, — нехотя ответил Данте. — Знаю лишь, что Академия Доблести потеряла почти всех магов, прежде чем они додумались, как причинить этому вред.
— И что же это за чудо-оружие?