Перестройка 2.0
Шрифт:
– Парни, да он, оказывается, жмот!
В каждой такой полукриминальной компании есть своя иерархия и распределенные роли для всех остальных. В частности, начинают всегда «торпеды» – как правило, более мелкие и младшие по возрасту, но очень наглые пацанчики. Конечно, наглость их проистекает из уверенности, что за ними стоят старшие, сильные и авторитетные. Те, как правило, потом как бы вступаются за, якобы, обиженных маленьких. Оно даже, вроде как благородно! Я же говорю – классика жанра!
Повесив на лицо наглую улыбку, я произнес как можно более язвительный тоном:
– Курить вредно, ты разве не слышал, малыш?
– А ты чё, спортсмен, чё ли? – продолжал коверкать язык в подобии блатного жаргона мелкий. Видимо, ему казалось, что так круче.
– Ну, типа того.
– Ща проверим, какой ты спортсмен. А ну, выворачивай карманы!
– Пошел на х..! – Эх, не люблю я материться, честное слово. Но здесь требовалось подстегнуть события, не до утра же с ними препираться! А лучший способ для этого – нарываться в полную силу.
– Э-э-э, ты чё, борзый?
Я спокойно повторил свое предложение проследовать по известному маршруту.
Нет, я оценил их правильно. Уж в этот раз, поверьте, я был настороже. Повторения американской истории я допускать не собирался. Компания была слаженная, роли распределены заранее, как и порядок действий. Короче, они бросились на меня все одновременно – быстро, умело. Было видно, что опыт у них имелся. Ну, так им казалось, по крайней мере. Для меня же они просто застыли как в густом сиропе – в самых разных позах, но все устремленные ко мне с решительными лицами. Любо-дорого посмотреть – картина маслом: «Решительный штурм лоха отважными героями подворотен»!
Я не торопясь обошёл эту скульптурную группу, плотно заматывая носовым платком правый кулак, чтобы не сбить костяшки пальцев. Начал я с главного – рослого и даже красивого, если бы не портящие лицо подростковые прыщи, парня лет 18-ти – 19-ти, с наколотым перстнем на пальце левой руки. Значит, скорее всего, уже успел побывать в местах, которые почему-то принято называть «не столь отдаленными», хотя порой они расположены далековато.
Нет, я не ветеран дворовых сражений. Старался их по возможности избегать. Да и силачом никогда не был. Однако случалось в моей жизни всякое, в том числе драки. Куда ж без них? К тому же, класса до восьмого я ходил в секцию бокса. Вершин, правда, не достиг, а потому и бросил. Чего задаром по голове получать, если чемпионства тебе не светит? Так что, кое-какой опыт и некоторые навыки у меня все же были. А для увеличения силы удара, я зажал в кулаке подобранный с земли камень.
Резко, с разворота, ударил в нос и одновременно в губу главному «авторитету». Гарантированно кровь брызнет оттуда и оттуда. Но не сейчас, лишь когда я разрешу, дав мысленный отбой ускорению. Следующий удар в ухо наверняка увеличит его в размерах. И напоследок – мощный хук в солнечное сплетение. Да, не забылись навыки, хотя о боксе сейчас только сломанная переносица напоминает. Кстати, надо бы ее в этой жизни выправить!
Так, этому хватит, я перешел к следующему. В общем, не буду я описывать сцену избиения, скажу лишь, досталось всем прилично, но разнообразно. Я дал волю своей фантазии. При этом я старался никому ничего не ломать, зубы не выбивать и т.д. Мне нужно было преподать урок, а не покалечить. Да и честно говоря, мне было жалко этих глупых ребят, обманутых блатной романтикой. Они хотели красивой жизни, но кого-то из них ожидали лишь тюремные нары и сломанные судьбы. Совершенно ничего красивого в такой жизни нет. Подумав об этом, я даже немного отвлекся, задумавшись о том, как мы в юности были уверены, что надо попробовать всё, чтобы потом в старости было о чем вспомнить. Наивная ошибка, свойственная многим молодым людям! Горькая ирония этого юношеского лозунга заключается в том, что большинство из того, что мы тогда отчебучивали, в старости вспоминать вовсе не хотелось. Наоборот, хотелось это забыть, как будто и не было ничего. Почему? – Да просто потому, что становилось стыдно за те выходки, что по дурости младой мы себе позволяли. Они ведь только молодым идиотам кажутся крутыми.
Закончив, я отошел в сторону, щелкнув воображаемым переключателем. Вот только что они с решительными и уверенными лицами неслись разобраться с залетным фраером.… И вот они уже падают с криками боли на грязный асфальт, в свете уличного фонаря брызжа кровью из разбитых носов, губ и бровей. Да уж, ничего себе! Эффектная картина получилась!
Впрочем, хватило с первого раза не всем, что и понятно – ребята молодые, здоровые, горячие, привыкшие, что их все боятся. И всё повторилось сначала. На этот раз никто вставать не спешил – лежали, стонали, охали, приходили в себя.
Я подошел поближе:
– Ну и что мы тут разлеглись, девочки? – вспомнил я американские фильмы. – Не на пляже в Гаграх. Давайте, вставайте, продолжим беседу.
– Слышь, мужик, – приподнимаясь и сплевывая кровь, прохрипел вожак. – Ты ваще кто такой?
– Я-то? Я твой личный ночной кошмар. А вот кто ты, щенок?
– Ты, слышь, извини. Мы, того, ошиблись малёхо.
– Вставай, есть разговор, – протянул я ему руку.
Он подумал и принял помощь. А я подал ему все равно уже испорченный платок.
– Вытри кровь, и давай отойдем. – И, обернувшись к остальным, хохотнул:
– А вы девчонки, можете пока подмыться, я скоро вернусь.
Они злобно зыркнули на меня, но промолчали.
Мы с их главным отошли в сторонку и сели на лавочку под кустами акации. Прямо, как на первом свидании – романтика! А запах какой, ум-мм!
– Обзовись, – начал я «серьезный базар».
– Федя я, ну, то есть – Фёдор, – поправился новый знакомец. – Погоняло «Кошак».
– Кошак?! – хохотнул я.
– Да, бл…, фамилия у меня – Кошаков.
Я ухмыльнулся и кивнул на наколку-перстень:
– Бывал у хозяина?
– Было дело. – Он помолчал, но все же добавил: – Малолетка на Костроме.
Я кивнул, как будто для меня все это было хорошо знакомо.
– Баклан14? – задал я следующий вопрос.
– Ну! – сплюнул он кровью.
– Меня Егором зовут, я вон в том доме хату снимаю.
– Да я в курсе, – ответил Федя Кошак.
– Будем знакомы? – предложил я, протягивая руку. Все же с местной гопотой лучше быть в хороших отношениях. Да и мало ли пригодятся для чего?
– Надо бы обмыть знакомство, – ухмыльнулся он, пожимая мою руку.
М-да, контингент, конечно, неисправимый. Я вообще всегда удивлялся, отчего колонии для заключенных называют исправительными? Я лично не знаю никого, кто бы там исправился. Хотя я и не эксперт в этом вопросе, но с бывшими сидельцами в прошлой жизни общаться приходилось много. Практически все мои коллеги – бомжи из прошлого будущего отсидели не по одному разу. От них я, в общем, и нахватался жаргона и прочих тюремных ухваток.