Переулок капитана Лухманова
Шрифт:
— А переулок Капитана Лухманова? — быстро спросил Валентин Максимович. — Неужели и его куда-то «согнали»?
— Это какой? — оживился Мак. — Тот, про который вы рассказывали?
— Костик! Ребята там даже не бывали?
— Чук, я же тебе говорил! — досадливо напомнил Дядюшка Лир. — Мы познакомились недавно. Ребята многого еще не знают. Придет время — все покажу и объясню… Переулок на месте… Думаю, что и колечко никуда не девалось…
— Тогда устройте там регату, как в прежние дни, — попросил капитан Чук. Похоже, что всерьез. — Чтобы ожил обычай…
Дядюшка
— Господа гардемарины, есть предложение! Раз уж вы сегодня официально зачислены в славный ТЭК, не будем тянуть время. Прогуляемся на берег, я покажу вам Лухмановский переулок. То место, где наш «тайный экипаж» впервые спустил на воду свои корабли… Идет?
Все прокричали, что «идет». Константин Петрович завел во дворе «этот несчастный драндулет, будь он неладен!» и привез друзей к Ильинской церкви, остановился там, где кончалась кирпичная стена, ограждавшая монастырь (он был женский, в нем жили монашки, но их почти никто никогда не видел). В жестких кустах желтой акации стена поворачивала и спускалась по речному откосу. Далеко внизу, за кустами и зарослями сухого репейника, виднелись небольшие дома и будки, торчала башенка речного вокзала. Тянулись рельсовые пути с замершим на них товарным составом. Поднимались в небо два решетчатых крана — больших, но каких-то очень уж неподвижных. За домами виден был серый, покрытый мусором лед реки.
Вдоль стены, среди зарослей, вела под уклон еле заметная тропинка.
— За мной! — скомандовал Дядюшка Лир и своим крупным телом вломился в сухие «джунгли».
Его спутники (что делать-то!) устремились следом.
Константин Петрович, не оборачиваясь, объяснил:
— Раньше здесь была вполне удобная лесенка. А теперь — увы…
Маша жалобно спросила:
— Надо спускаться до самой реки, да?
Головки прошлогоднего репейника безжалостно цеплялись за колготки.
— Не до самой! — весело успокоил Дядюшка Лир. — Вон у того столба свернем налево…
Свернули. Уперлись в гнилой забор с дырами среди досок. Пролезли в самую большую дыру.
Ну и что?
Слева вздымалась монастырская стена из обшарпанных кирпичей. Из-за нее выглядывала квадратная колокольня. Справа тянулась другая стена — с провалами оконных проемов. Скорее всего, остатки длинного одноэтажного здания. За провалами были уходящие вниз кусты с торчащими среди них застывшими кленами, а дальше — река со вмерзшими в лед баржами.
— Я знаю, о чем вы подумали, — догадался Константин Петрович. — «Никакой романтики. Бурьянная пустошь».
Мир, Мак и Маша виновато промолчали.
Дядюшка Лир снисходительно объяснил:
— Если ничего не знающему человеку завязать глаза, перенести его на Луну и снять повязку, что он увидит и что подумает? «Камни да щебенка под ногами, пустырь какой-то…» Не ощутит волшебства неведомого мира. Так и здесь… Но это и есть переулок Капитана Лухманова. Мы в ребячьи годы сами придумали такое название, и это был для нас таинственный морской край. Здесь жил наш ТЭК. Здесь мы отправляли в плавание свои корабли. На этом берегу придумывали сказки — такие, что Стивенсон и Купер усохли бы от зависти…
Старик увлекся. Вдохновился. Можно было подумать, что они с другом Чуком только что посидели в кают-компании старого парусника и осушили на двоих бутылочку ямайского рома.
— В марте здесь во всю длину разливалась лужа, синяя такая… Мы спускали на воду кораблики и устраивали парусные гонки. Регаты. Нам нравилось это слово… Ветер всегда дул вдоль переулка, с востока на запад. Ровный такой. Толик Бамбук всегда говорил про него: «Войновский пассат», потому что в южной стороне лежала деревня Войновка. Сейчас-то она уже слилась с городом…
— Все равно ту окраину зовут Войновкой, — уточнил Мак. — А раньше там был учебный аэродром.
— Так оно и есть, — согласился Дядюшка Лир. — А в летнюю пору мы убегали вниз, чтобы искупаться и позагорать на песке за пассажирской пристанью… Сейчас там все разломано, сюда тянут от центра набережную и хотят строить музейный комплекс. Но память о прежних временах крепко впиталась в эти берега. Все не сотрешь… А когда мы поднимались от воды на это место, в переулок, то обязательно смотрели на край стены. Во-он туда. На якорное кольцо. Это и есть наша эмблема, наша «Фита»…
Старик махнул вверх вязаной перчаткой.
— Вы приглядитесь…
Они пригляделись. На фоне бурых кирпичей чернело колечко с перекладинкой. Отсюда оно казалось крохотным, а на самом деле было, наверное, размером с чайное блюдце. Похоже, что его надели там на железный штырь.
— Звено от якорной цепи, — сказал Мир.
— Именно! Именно…
— Здесь в самом деле здорово, — признал Мак. — Будто на окраине морского порта…
— Может, как в Севастополе, — подтвердила Маша.
— Ага, почуяли! — обрадовался Дядюшка Лир.
— Просто мы раньше здесь не бывали, — объяснил Мир. — То есть бывали изредка, но не обращали внимания. Казалось, будто не на что смотреть… Потому что не знали…
— А откуда взялось кольцо? — спросил Мак.
— Внизу, у самой воды, стоит старинный дом, — приключенческим шепотом поведал Дядюшка Лир. — В нем в позапрошлом веке располагалась контора пароходства. А на задворках дома лежали морские корабельные якоря с обрывками цепей. Самый большой якорь — метра четыре длиной…
— Откуда они? — удивился Мак.
— Кто знает. Может, они с морских фрегатов, и привезли их сюда Северным путем, из Архангельска, после войны с Англией и Францией, которая была в нахимовские времена. Пристанские инженеры говорят, что эти якоря использовались при лесосплаве, когда нужно было тормозить караваны плотов… Рядом с обрывками цепей валялись отдельные звенья… Летом сорок шестого года мы прибрали одно такое колечко, чтобы превратить его в наш талисман…
— А как на стену-то прибили? — нетерпеливо спросил Мак.