Перевёрнутый мир
Шрифт:
Но и главвор отряда стоит достаточно высоко в теневой лагерной иерархии. Ниже его располагаются его подручные — “глав-шнырь” (так сказать, завхоз), “угловые” (влиятельные персоны, спящие на нижних угловых койках), старшина и “бугры” (бригадиры), “бойцы”, затем уже идут прочие “воры” и “подворики”. И все это верхняя каста!
Главвора никто не называет по “кликухе” (кличке), обращаются к нему по имени-отчеству, разумеется на “вы”. Он обедает за отдельным столом, с ним могут разделять трапезу только угловые, старшина или бугры. От всех передач ему относят лучшую долю.
В условиях лагеря одному очень трудно продержаться. Каждый заключенный вступает в своеобразный союз с одним-тремя зэками своего же ранга, своей касты — “кентами”. Кенты — это как бы побратимы. Они поддерживают
Когда в большом помещении, где стоит телевизор, весь отряд собирается смотреть передачу (считается, что воспитательную, например “Гражданин и закон”, а на деле — футбол или детектив), все располагаются по рангу: впереди на кресле — главвор, вокруг у ног его — “бойцы”, на двух скамьях за ними — знать: угловые, главшнырь, старшина, бугры, затем несколькими рядами — рядовые воры, подворики, далее на койках навалом мужики, а стоя у стен и выглядывая из дверей — чушки.
В этой уголовной иерархии, как в зеркальном отражении, в перевернутом виде, в искаженном свете, но все же повторяется официальная иерархия всего нашего общества. Как отклик: на силу — сила, на лестницу — лестница, на систему — система. Карикатура — и какая обидная!
5. Шкала террора. Итак, две власти. Которой боятся больше? Той, что бьет сильнее…
Администрация ограничена в своих наказаниях правом и формальностями. Выход за эти рамки возможен, но сопряжен с опасностью: самоуправство, произвол наказуемы, могут подпортить карьеру. Главвор такими рамками не стеснен. Никакие наказания, налагаемые администрацией (штраф, лишение переписки и передач, ПКТ и т. п.), не могут сравниться по силе с наказаниями за проступки против воровской власти и воровского “закона”.
Существует целая шкала наказаний. За мелкие нарушения воровского порядка двое-трое “бойцов” по мановению главвора тут же на месте быстро и точно избивают нарушителя. Молча. Слышны только возгласы: “Руки!” (заслоняться руками нельзя). После экзекуции дня два-три придется отлеживаться. Это первая мера наказания. Она обозначается нецензурным глаголом, похожим на “отъездить ”.
Наказания за более серьезные проступки производят ночью в общественной уборной — “на дальняке”. За проступки лишь немного более тяжелые полагается “тубарь ”, “тубарстка”: бьют табуреткой, стараясь угодить по черепу, пока не разломается то или другое. Обычно ломается табуретка: качество работы плохое, древесина подгнившая. Но и черепу достается — сотрясение мозга, правда, вылечивается быстро, аномалии психические могут остаться надолго.
Еще тяжелее, если решат “опустить почки”: нарушителя держат за руки и бьют ногами по пояснице, пока не начнет мочиться кровью. Следствие этого наказания — пожизненная инвалидность. Могут счесть, что и этого недостаточно, что нарушителя надо “заглушить ” — набрасываются на него скопом, валят на пол и топчут до потери сознания и человеческого облика, оставив на полу нечто истерзанное и кровоточащее, с множественными переломами, с пробитым черепом, с разрывами внутренних органов. Может и умереть, конечно, но как цель это не стояло. Помер, “откинул копыта” — значит, слабак, не выдержал. Если добиваются смерти, то приговор звучит не “заглушить”, а “замочить”. Этот приговор в каждой зоне приводят в исполнение по-своему. Говорят, что где-то на севере запихивают приговоренного в тумбочку и выбрасывают с верхнего этажа. Нс знаю, как они могут это осуществить: ведь на окнах решетки. У нас просто инсценировали самоубийство: повесился. Сам. Утром придете, а он уже висит.
Но и это не самое тяжелое наказание — ведь оно мгновенное, без муки. В запасе у воров есть еще жуткая медленная смерть'. начинают убивать вечером, кончают утром. На моей памяти к этому наказанию прибегли только один раз, и то, когда я уже покинул лагерь. Мне рассказали те, кто вышел на свободу позже. В лагерь прибыл “транспорт” наркотиков, пронес кто-то из обслуживающего персонала. Груз застукали и конфисковали, канал доставки провалился. Кто-то выдал? “Завалить коня” (выдать канал доставки) — это считается тягчайшим преступлением против воровской морали: “пострадала вся зона”. Подозрение пало на белобрысого паренька, которому оставалось несколько месяцев до выхода — уже разрешено было отращивать волосы. Я его знал. Скорее всего, подозрение ложное, но тут у воров все, как у людей: надо было найти козла отпущения. Парня приговорили. Не потребовалось ни свидетелей, ни улик, ни прокурора, ни адвоката. Вечером к нему приступили с ножами. Сначала пытались его кастрировать (судя по многочисленным порезам внизу живота), но он отчаянно извивался и операция не удалась. Потом просто кололи ножами, выпускали кровь, резали понемногу. Потом обливали кипятком, но парень все еще жил. Потом бросили его в люк канализации, но медицинская экспертиза установила, что и там он умер не сразу.
Палачей, исполнителей этого зверского убийства, выявили и отдали под суд. Их постигнет суровое возмездие, но, каким бы ни был приговор, свой, воровской приговор они привели в исполнение. В назидание всему лагерю.
Еще в тюрьме я завоевал авторитет среди заключенных. Вероятно, потому, что стойко переносил тяготы, в камере много занимался физкультурой (несмотря на возраст), не терял чувства юмора, а главное — добился пересуда, отмены первого приговора (второй был уже помягче), помогал и другим добиваться пересмотра. Поэтому, несмотря на принадлежность к интеллигенции и неподходящий профиль (не вор, не грабитель, не убийца и т. д.), я стал “угловым”, то есть лицом сравнительно высокого ранга, неприкосновенным. Звали меня исключительно по имени и отчеству. За все время в лагере меня никто ни разу не ударил и не обругал. Я пользовался относительной свободой поведения.
Офицер, начальник нашего отряда, был недавним выпускником философского факультета Университета и любил беседовать со мной о жизни и науке. Но как-то он сказал: “Не надо нам встречаться наедине. Прекратим это. Каждое утро я прихожу с чувством тревоги: не случилось ли с вами беды”. От подозрения и наказания меня не могли обезопасить ни “высокий ранг”, ни благоволение главвора, ни внимание начальства.
Я изложил стандартную шкалу физических наказаний. Но случается и импровизация. Так, однажды проштрафился главпидор — старейшина этого цеха, по прозвищу Горбатый. Он хотел отнять у новичка пайку хлеба. Положенное наказание боем не подходило: инвалид, слабый, не выдержит, а терять его не хотелось (нужный человек). Главвор был в полной растерянности и обратился за советом к свите. Кто-то сдуру предложил (смягчаю): “Выстебать его, и все дела!” Главвор на это: “Сказал тоже! Это ему в кайф”. И решено было задать главпидору публичную порку. Построили весь отряд (около 200 человек), перед строем разложили горбуна, спустили с него штаны и выпороли широким ремнем.
Есть наказания и не связанные с физическим насилием. Для воров существует такое наказание, как перевод в низшую касту. Это называется “опустить " человека. За поведение, несовместимое со статусом вора (не платит долги и т. п.), с него торжественно снимают черную одежду и выдают ему синюю или серую рвань. Это расценивается как огромное несчастье. “Опустить” могут и без вины. Как-то двое мужиков, доведенные до отчаяния свирепым “беспределом” одного крутого вора, поймали его на отшибе и… изнасиловали. Мужиков жестоко наказали (“заглушили”), но вор ничем не смог отстоять свой опозоренный статус. Его “опустили” в чушки, и он стал пидором. По ночам знатные воры подзывали бывшего товарища к своим койкам, и он выполнял все, что требовалось. Был тихим, скромным и забитым. Я его застал уже таким, и при мне его былое свирепство существовало только в легенде.