Переводчик с инского
Шрифт:
«Хватит с меня того раза, когда мы так сделали. А пока они собирались, тот ухитрился упасть на шину, а ток еще не отключили, – ему не терпелось, наверное.
Стоит проверить, что за тип».
«Стоп, стоп. Он вроде бы прирос к одному месту. Может, просто пытается что-нибудь услышать? Осторожный, падла. Нас перехитрить хочет, что ли? Не пойму. Уж не ведет ли своих ребят? Если он решил, что мы уже и листву принесли… Стоит проверить, а?»
Снова пауза. Тишина такая, что отчетливо слышится, как падают – медленно, размеренно – капли сверху в том месте, которое я миновал с четверть часа тому назад.
«Значит, так: я остаюсь тут, а вы отсечете оттуда. Чтобы мигом!»
«Ладно. Три минуты».
«Через три минуты выхожу».
Так. Я напрягся. Интересно: у них там свой выход наверх? Скорее всего, да. А тот, что решил остаться, собирается проверить туннель – как он будет туда выбираться? Снаружи или у них в этом подвале есть и дверка сюда, в коммуникации?
Но так или иначе – забрезжил выход, хотя вокруг все та же тьма.
Из дырки донесся длинный скрип. Дверь заявила о своем существовании. Значит, там – выход на поверхность. А второй лаз, сюда?
Черт!..
Я в последний миг успел отшатнуться, попятиться, сделать два шага в сторону.
Оказывается, все это время я стоял возле самой двери – оттуда, из подвала, в трубу. Вообще-то это не было дверью, конечно, но люком – для инспекции и ремонта. И открылся он в нижней части бетонного цилиндра. Я невольно зажмурился: хотя вылившийся в отверстие свет был достаточно слабым, но меня он почти ослепил.
Всего лишь луч. Я напрягся. Если светлый конус сейчас повернется в мою сторону – придется мысленно извиниться перед владельцем фонарика. Лучше уж ему не смотреть в эту сторону…
Он посмотрел. И, естественно, заметил меня. Осветил. Но, по-моему, ничуть не испугался. Жаль. Потому что я рассчитывал на его замешательство и мой выигрыш во времени хоть на какую-нибудь секунду. Секунда – это много, если воспользоваться ею с толком. И будь на моем месте профессионал, он бы даже сейчас сумел ее выгадать. Нет, таким, как я, не следует ввязываться в подобные истории. Но сожаление часто приходит слишком поздно.
Тем не менее, я постарался поступить так, как на моем месте стал бы действовать какой-нибудь Бемоль. Я считал, что уже готов к действию, а моему противнику за эту секунду следовало, во-первых, выбрать способ действий, то есть либо атаковать меня, либо разорвать дистанцию, чтобы обезопасить себя от моего нападения; во-вторых, ему надо было переложить фонарь из правой руки в левую, чтобы затем правой выхватить оружие и тем обозначить свое преимущество. Но его руки только начали двигаться, а центр тяжести тела он даже не успел перенести на одну ногу, чтобы второй сделать шаг, а я уже одним прыжком налетел на него, сбил с ног и, пока мы оба падали, нашарил его оружие в кобуре на поясе и вытащил его. Всего лишь малый дистант, но в этой обстановке он был вполне достаточным, чтобы я почувствовал себя хозяином положения. Все-таки я – лихой мужик.
Тем более что в свете все еще включенного фонарика я успел увидеть, что даже с оружием мой оппонент не смог бы оказать серьезного сопротивления: он был уже в том возрасте, когда люди уходят на покой, и наверняка дорабатывал свои последние месяцы, а может быть, даже дни. Прижатый ко дну трубы, он даже не сделал ни одной попытки высвободиться. Только проговорил укоризненно:
– Смотри ты, какой прыткий! Да не жми, пожалуйста, так на брюхо, я поел недавно, а этак ты заставишь харчем хвалиться… Прямо раздухарился – хоть за пивом посылай. Чего ты от меня хочешь – листиков? А товар принес? А почему отсюда пришел, а не как сказано было?
Комедия, и только. Я ослабил колено, которым упирался в его брюхо, и проговорил:
– Не бойся, ничего я тебе не сделаю. Выведешь меня наверх – и гуляй на здоровье…
Проговорил?
Да нет. Я хотел сказать это. А на деле получилось:
– Нео… нио… ене… ела… ууу.
Чертова дребедень! Что это со мной?
Я еще раз попробовал сказать то же самое – и лишь повторил ту самую несуразицу. Распластанный подо мною ветеран, похоже, даже обеспокоился моим состоянием. И спросил:
– Эй, с тобой все в порядке? Чего зря стараешься? Захворал? Или перебрал слегка?
Я не ответил. Потому что уже понял, в чем дело.
В анатомии было дело, ни в чем другом. В инской анатомии, а точнее – в том, что совсем недавно я сам перестроил свое лицо именно по ее канонам. Так что теперь мой речевой аппарат полностью или почти полностью соответствовал инскому, а значит, я мог издавать лишь те звуки, какими пользуются ины и которые составляют лишь треть из того набора, что используется нами. Не случайно ведь ины не владеют большинством языков, существующих в населенной Галактике. Не из-за своего высокомерия, как считают люди, не понимающие сути дела; не потому, что не хотят, но по той причине, что не могут!
Вот и я теперь не мог. Родной язык, как и еще дюжина известных мне – все они никуда не девались, они сидели во мне, но теперь уже сидели как в тюрьме: не имели возможности выйти. Идиот, как можно было не подумать об этом перед тем, как преобразовывать свое лицо?
Веселая ситуация: мне, переводчику с инского, отныне был необходим переводчик с инского: без него я не то что не мог бы вести переговоры, мне не под силу стало даже попросить глоток воды. Вот так бывает, когда принимаешь поспешные решения, не взвесив всех возможных последствий.
Впрочем, объясняться я еще мог. Но только в письменном виде. Похоже, так и придется поступать.
Казалось, ветерану уже надоело лежать на жестком и сыроватом бетоне, он начал шевелиться все более решительно. Возможно, не получая от меня никаких объяснений или предложений, готовился к контратаке. Мне это совершенно не было нужно. Да и ему я не хотел никакого зла.
Ладно, говорить я не могу, но способность действовать никакого ущерба не претерпела. Я вскочил на ноги, не забывая, что во весь рост тут распрямляться нельзя, схватил лежащего за руки и рывком поднял. Завладел наконец и фонарем. И осветил свое лицо, чтобы мой пленник сообразил, в чем дело – если ему вообще когда-нибудь приходилось встречаться с инами. Похоже, что такой опыт у ветерана был, потому что он негромко, самому себе, пробормотал:
– Я так и подумал сразу, что это ты явился… Ребята, это он и есть, чучело, так что все в порядке. Только что-то нервничает. Успокойте его.
После чего мне сзади хорошо, плотно приложили по шее. Не так, чтобы свалить с ног, но достаточно для приведения в сознание. И сказали:
– Дай-ка ствол сюда – тебе же спокойнее станет.
И, не ограничившись оружием ветерана, быстро и умело обшарили меня. Из трех предметов вооружения, взятых мною в убежище, два перешли к противникам. Впрочем, может, они и не были противниками? Странная возникла ситуация.