Перевоспитать бандита
Шрифт:
— А почему сразу не подарил, он сказал? — интересуюсь осторожно.
— Во-о-от, — одобрительно тянет Юрьевна, — я тоже усомнилась. Так он говорит, до годовщины припрятал.
— Романтик, — хмыкаю, не в силах промолчать. — А что, у вас годовщина скоро?
— Да кто ж его знает? — бурчит она, задумчиво рассматривая серебряное пёрышко. — Я что-то растерялась даже и постеснялась уточнить, откуда он считает. Вот первый поцелуй наш помню. Тоже по осени было. На голубятне. Сверчки стрекочут, закат, у меня перо в волосах застряло…
— Что ж, похоже на правду. Вы у нас умница, красавица и достойны самого лучшего. Купил бы он браслет другой, так и вручил бы сразу, — мысленно ставлю крест на своей пропаже, глядя на то, как Юрьевна любовно гладит тонкие звенья.
— Тут ты, пожалуй, права. Себе оставлю.
— Правильно.
— Давай, Женька, ещё по одной.
— Может, достаточно?
— Что я одна пить буду? Это дурной тон! — её тон за мгновение достигает эмоционального максимума, и последнее она выкрикивает в искреннем возмущении.
— Может, ещё к кому-то заглянете в гости? — всё же рискую предложить, с сомнением глянув в рубиновый омут на дне своей рюмки. Чувствую, ещё немного и выплыву завтра где-нибудь в неожиданном месте.
— Что ты такое говоришь? В деревне все сплошь сплетницы! С тобой одной только и можно потрещать за жизнь. Или ты в чём-то со мной не согласна?
Молча допиваю наливку.
Что тут возразить?
Такая вырвет язык — и не заметишь. Как ей откажешь?
— Я попыталась вычислить, с кем он мне изменяет, — между делом добавляет Юрьевна. — Ну знаешь, чтоб не на пенсии и не на сносях, не кривая, не хромая и, главное, низкой социальной ответственности. Методом исключения осталась всего одна вертихвостка. И ты её знаешь, Белехова. Попробуешь угадать?
Меня бросает в жар.
Ну всё. Трындец. Ходить мне завтра с рожей расцарапанной.
— А что гадать? Это всё домыслы без доказательств, — предпринимаю слабую попытку оправдаться.
— Сейчас всё будет. И доказательства… и преступление… и наказание… — бормочет она, сжимая в кулаке несчастный бублик. В труху практически!
Треск раздаётся очень показательный.
Я привстаю, чтобы объясниться и быть подальше в случае чего, но Юрьевна движением ладони показывает: сидеть и не вякать.
— Бояться нечего, никто ничего не докажет, — продолжает она, интерпретировав моё выражение лица по-своему. — На улице слякоть, все по домам сидят. Идеальный момент устроить сучке тёмную.
Спасибо за подробности, мне аж «полегчало».
— А что Василий? — накрывает меня паника. — Может, с него начать?
Юрьевна усмехается, отряхивая с ладони крошки.
— А Вася ещё не вернулся с рыбалки. Опять мне кильку в томате принесёт. Знаешь, что из этого следует? — спрашивает вкрадчиво.
— Ну так, интуитивно…
— И что же?
— Что не стоит брать грех на душу. Время всех рассудит, — отвечаю уклончиво.
— Понятно. Значит, даёшь заднюю, — резюмирует она. — Жаль. Я надеялась,
— Ещё не поздно, — выжимаю из себя нетрезвую улыбку.
— Тогда скрепим наш альянс кровью.
— Чьей? — Опять привстаю, но в этот раз меня никто обратно не усаживает. Наоборот, Юрьевна и сама поднимается с места.
— Маруси. Не Васькиной же. Он, конечно, кобель, но не в этом дело. Мужик может быть хоть каким, расклад тот же. Эта гадина взяла чужое. Знает, что женат и всё равно влезла, профурсетка. Строит глазки, кому ни попадя. Я-то понимаю, чем она его взяла. На целых десять лет моложе, всегда пахучая, накрашенная, сиськи на прилавок вывалит — хочешь не хочешь, в вырез заглянешь. Обходительная, мозг не выносит. Не ей же его грязные носки по всему дому собирать. Он сначала слепым прикидывался, а теперь, видать, всё. Поплыл, голубчик.
— Маруся, которая продавщица? — начинаю истерично смеяться. Господи, я уже чего только не надумала!
— Ну да, тётка склочная. Королевишна! Будь у них любовь, я бы отошла в сторонку, хрен с вами, живите. Я вроде не совсем крокодил, тоже не пропаду. Но она же всем строит глазки! Кто дров наколет, кто огород перекопает — хорошо устроилась. Поэтому, дорогая, шельму нужно проучить. Будет ей уроком. Пошли, разворотим эту обитель разврата!
— Я за любой кипишь! — выдаю с наигранной бодростью.
Один чёрт этот каток возмездия мне не остановить. Хоть прослежу, чтоб бабы дров не наломали.
Хоть и время детское, темно из-за густых, тяжёлых облаков. Под подошвами чавкает грязь, ноги разъезжаются. На улице осенний ад!
Выходим за калитку и, из последних сил борясь с нарушенной координацией, направляемся к зданию магазина. Хорош карательный отряд. Как будто сами после передряги.
— Смотри, рабочий день уже час как закончился, а свет в окне горит! — издалека определят Юрьевна.
Однако на месте нас встречает табличка «Закрыто».
— Всё понятно. Здесь никого нет, а свет просто забыли. Расходимся.
— Белехова, ты дура? — спрашивает она шёпотом. — Ежу понятно, к себе домой Маруся мужика не приведёт. Соседи бдят. А в магазине всё под рукой — и выпить, и закусить. Чем не дом свиданий?
— Кровати нет.
— Интересный аргумент для твоих лет. Ты мужика безтрусого видела хоть раз?
Вопрос, полагаю, риторический, поэтому внимания на нём не заостряю.
— И что мы будем делать? — возвращаю Юрьевну к делам насущным.
— Ловить с поличным, для начала. Пошли! — Тянет меня за собой куда-то вдоль здания.
Прямо напротив окна раскинулся куст сирени, настолько лысый и хилый, что прятаться под ним едва ли придёт голову даже барану. А вот по мнению моей спутницы — место идеальное.
— Ты это слышишь? — шикает на меня Юрьевна, как только мы сгибаемся под мокрыми ветвями.
— Что там? — спрашиваю рассеянно, морщась от холодных капель, сбежавших за шиворот.