Периферийные устройства

Гибсон Уильям

– Как мы его достанем? – спросила Флинн.

– Сейчас открою шлюзовую камеру, – ответила Такома.

В задней стене салона сдвинулась панель и появилось отверстие. Флинн отстегнула ремень безопасности, встала на четвереньки, проползла в хвост машины, сунула голову в отверстие, нашла и вытащила лоток. Фольга была еще теплой. В «Джиммис» буррито держат под инфракрасной лампой, чтобы не остыли.

Флинн кое-как добралась обратно, села, держа лоток на коленях, застегнула ремень и оторвала кусок фольги с одного конца буррито.

– Спасибо.

– Желание

клиента для нас закон.

Буррито в «Джиммис» готовят классно. Омлет, рубленая ветчина, зеленый лук. Сейчас – самое то.

– Доброе утро, – сказал Недертон из «Полли».

У Флинн рот был набит буррито, так что она молча кивнула.

– Надеюсь, ты хорошо выспалась? – сказал он.

Планшет «Полли» скрипнул, поворачиваясь, потом запрокинулся, чтобы поглядеть в окно. Увидеть он мог только небо и, может быть, парочку дронов.

Флинн прожевала, глотнула кофе.

– Отлично спала, а ты?

– Я спал в джакузи гобивагена, – ответил он.

– Намок?

– Когда там не ванна, это наблюдательный купол. В хозяйской каюте лежит перифераль Коннера. Он был здесь раньше, периферально. Играл в саду с аналогами Льва. Смотрел, как мы на кухне едим сэндвичи. Потом мы спустились сюда, он уложил свою перифераль на койку и отправился тренироваться в чем-то, что приготовила для него Лоубир. Куда мы едем?

– Ко мне домой.

Планшет выровнялся, повернулся вправо, потом обратно.

– Мы внутри лимузина, замаскированного под грузовой вездеход, – объяснила Флинн. – Бомбопуленепробиваемого. Это Такома.

– Привет, – сказала Такома, продолжая следить за дорогой.

– Здравствуйте, – ответил Недертон.

– Такома работает на Грифа, – добавила Флинн. – Или вместе с ним.

– Или на тебя, если на то пошло, – сказала Такома.

– Я до сих пор не могу въехать.

– Ну вот смотри. Все, что ты видишь из машины, кроме неба и дороги, принадлежит тебе. Куплено накануне. Полоса на двадцать миль в обе стороны от шоссе.

– Издеваешься?

– «Сольветра» владеет сейчас большей частью округа, – сказала Такома. – Хотя доказать это в суде было бы не просто. «ККВ» соорудили матрешку.

– Чего? – спросила Флинн.

– Знаешь таких русских деревянных кукол, одна в другой? Подставная фирма внутри подставной фирмы и так далее. Поэтому не так очевидно, что вся эта земля принадлежит тебе.

– Не мне. «Сольветре».

– Вы с братом владеете «Сольветрой» практически на двоих.

– Зачем? – спросил Недертон.

– А кто эта говорящая голова в игрушке? – спросила Такома, и Флинн поняла, что она наблюдает за ними через камеру.

– Уилф Недертон, – сказала она. – «Сольветра». Из Лондона.

– Вы есть в списке, мистер Недертон, – сказала Такома. – Извините. Должна была выяснить. Такома Реберн.

– Реберн? – удивилась Флинн. – Ты ее сестра?

– Ага.

– А Такомой тебя назвали потому, что…

– Не захотели назвать Снокалми. Вы из будущего, мистер Недертон?

– Не

совсем. Из будущего, к которому пришел бы ваш мир, не будь меня здесь. А поскольку я здесь, это не ваше будущее.

– А чем вы занимаетесь в будущем, мистер Недертон? Чем там вообще люди занимаются?

– Уилф, – сказал он. – Управление общественным мнением.

– Значит, этим у вас там занимаются?

– Можно сформулировать и так, – произнес он после долгой паузы. Ответ, видимо, устроил Такому, а может, она просто не хотела показаться слишком настойчивой.

Флинн доела буррито. Они ехали примерно там, где Коннер убил четверых в прокатной картонке, но теперь это отдалилось настолько, что уже не казалось событием в конкретном месте, и Флинн почти ничего не почувствовала.

98. Юбилей

При дневном свете ее дом выглядел иначе. Недертон напомнил себе, что это время до ассемблеров. Только естественные процессы. Он привык ассоциировать неприбранность с клептархическими привилегиями. Дом Льва, например: отсутствие уборщиков как антитеза коридорам под «Синдромом самозванца», таким же безлико-вылизанным, как всякое нежилое помещение в Лондоне.

Машина перед ними уехала за угол дома и остановилась там. Ее уменьшенная копия остановилась чуть раньше. Флинн объяснила, что маленький автомобиль – миноискатель и что управляет им ее двоюродный брат. Видимо, он был в числе шестерых мужчин в одинаковых черных куртках, вылезших сейчас из первой машины. Пятеро держали в руках короткие винтовки. Шестой, без винтовки и в странном головном уборе, и был, наверное, двоюродный брат Флинн. Такома, водитель, припарковалась рядом с большим деревом – тем самым, под которым они сидели лунной ночью. Недертон узнал скамейку. Теперь он видел, что она сколочена из досок. Белое защитное покрытие от времени стерлось, так что проглядывало серое дерево.

Флинн вылезла из машины, держа «Полли» под мышкой, так что он не успевал поворачивать камеру, подстраиваясь под ее движения, и лишь мельком увидел второй автомобиль, идентичный первому, и еще четверых в черных куртках и с короткими винтовками.

Флинн шагала к дому; Такома, видимо, шла рядом с ней.

– Вели им уйти с глаз долой, – сказала Флинн Такоме, которую Недертон не видел. – «Булки» и броники могут напугать маму.

«Ясно», – услышал он голос Такомы и задумался, о каких булках речь.

– Слышь, твой двоюродный брат идет сюда, – продолжала Такома.

– Оставайся здесь, – сказала Флинн, поднимаясь на открытую дощатую веранду, – и не пускай Леона в дом, пока я у мамы. При нем серьезно разговаривать невозможно.

– Ясно, – повторила Такома, появляясь в поле зрения камеры. – Мы будем здесь.

Она указала на что-то вроде диванчика, в том же стиле, что скамья под деревом, но с ветхими матерчатыми подушками.

Флинн открыла дверь – тонкую раму, затянутую мелкой частой сеткой, – и вошла в полумрак дома.