Перикл
Шрифт:
— А к ней можно? — указал Сократ на Аспасию.
— К ней можно, — ответил Полигнот. — Я на неё не гляжу и её не рисую.
— А зря, — сказал Сократ, приблизившись к Аспасии. — Она прекрасна. — Он обошёл Аспасию вокруг, почти так, как это сделала при первой встрече Феодота, только глаза его смотрели не столько испытующе, сколько восхищённо. Он даже поцокал языком, когда оказался у неё за спиной, и легко прикоснулся пальцами к её волосам.
— Настоящие, — сказал он себе. — Совершенно настоящие. — И, уже обращаясь к Аспасии, воскликнул: —
— Чтобы Сократ мог порассуждать о красоте, — ответила Феодота.
— А не боишься, что эта юная красота затмит твою зрелую красоту?
— Ты сам говорил, что не бывает половины красоты, или трети, или четверти. Красота или есть вся сразу, или её вовсе нет. Так что одна красота не может затмить другую, не правда ли, Сократ?
— Вы слышали? — обратился к мужчинам Сократ. — Она, я говорю о Феодоте, схватывает мудрость на лету, а вы даже ползущую медленно догнать не можете.
— Это ведь простительно, если даже Ахилл, как известно, не смог догнать черепаху, — сказала Аспасия.
Глаза у Сократа выпучились так сильно, что стало страшно, как бы они не вывалились совсем.
— Это как же так?! — подступил он почти вплотную к Аспасии, так что она почувствовала на своём лице его дыхание. — Быстроногий Ахилл не смог догнать черепаху?!
— Не я так утверждаю, а Зенон Элейский, — ответила Аспасия. — Тот, что учился у Парменида и, говорят, был его любовником.
— Как же он объясняет такую невероятную слабость Ахилла?
— Рассказать трудно, но можно показать на чертеже.
— Покажи! — потребовал Сократ, взял Аспасию за руку и повёл к Полигноту. — Отдай кисть, — сказал он Полигноту, подведя к нему Аспасию. — Пусть она на доске, вот здесь, сбоку, нарисует линию и объяснит нам задачу.
Полигнот молча уступил Аспасии кисть и указал на участок доски, свободный от контуров Феодоты, где можно было нанести линию. Аспасия, не глядя на Феодоту, которая, как ей думалось, без одобрения отнеслась к её затее, сразу же принялась за дело, провела линию и, деля её на отрезки, обозначавшие путь черепахи и путь Ахилла, рассказала, почему быстроногий Ахилл, по утверждению Зенона, никогда не сможет догнать медлительную черепаху.
— Клянусь гусем, — сказал восхищенный Сократ, — у этой девочки впереди славная судьба!
— Пусть она разденется, — сказал кто-то из друзей Сократа. — Посмотрим, так ли она хороша, как умна. Я заплачу.
— Сколько? — спросила Феодота.
— Два обола — как за любую другую девочку, которые здесь порхают, подобно мотылькам.
Под медленные и мелодичные звуки флейты девушки скользили в изящном танце вдоль расписанных стен, на фоне ярких цветов и буйной зелени, будто бабочки на сочном цветущем лугу.
— Нет, — ответила Феодота. — Эта девочка не продаётся. Она моя гостья.
— Гостья гетеры разве
— Ты мой гость, и будь ты женщиной, считался бы ты также гетерой?
Остроумие Феодоты рассмешило всех, навязчивый гость умолк, и тогда снова заговорил Сократ, обращаясь к Феодоте:
— Должны ли и мы платить тебе за то, что любовались твоей красотой? — спросил он Феодоту. — Или хватит и того, что тебе заплатит Полигнот?
— Рассуди сам, — уклонилась от ответа Феодота.
— В том-то и трудность, что справедливо рассудить вряд ли удастся. Если от любования твоей красотой больше пользы получили мы, то и платить должны мы. Но если тебе полезнее было показать себя нам, то платить должна ты или по меньшей мере не требовать, чтобы платили мы. Теперь скажи, кто же из нас получил больше пользы?
— Какая же мне от вас польза? — засмеялась Феодота. — Вы на меня глазеете, некоторые даже норовили потрогать меня, девочки мои для вас танцуют — и я же должна вам платить?
— Может быть, — с улыбкой сатира приблизился к Феодоте Сократ. — Ведь и ты в выигрыше оттого, что мы любуемся тобой.
— Назови мой выигрыш, — потребовала Феодота.
— Да вот же он: твой выигрыш в том, красавица, что все мы дружно хвалим тебя, Аспасию и твоих девочек.
— И что же? Мне от этого ни холодно ни жарко.
— Тут ты права. Но скажи, будет ли тебе польза от того, если мы станем рассказывать о твоей красоте всем афинянам? — спросил Сократ.
— Вы станете повсюду хвалить меня и моих девочек?
— Конечно! Ты и твои девочки так очаровательны, что забыть о вас скоро мы не сможем и обязательно расскажем об этом своим друзьям и знакомым.
— Клянусь Зевсом, — ответила Феодота, — если это так, как ты говоришь, Сократ, то я должна заплатить вам за то, что вы смотрели на меня.
— В таком случае пусть Полигнот отдаст нам предназначенные тебе деньги, а мы на эти деньги купим твоих девушек для сладострастных утех, — смеясь, предложил Сократ.
— Нет уж! — ответил Полигнот. — Я тружусь, рисуя Феодоту, и ещё должен буду потрудиться, когда мы уйдём в опочивальню, что для меня, человека старого, дело нелёгкое, а вы хотите получить мои деньги только за то, что болтаете языком. Этого не будет.
— Клянусь Герой, — сказал Сократ, обращаясь не к Полигноту, а к Феодоте, — для тебя иметь много разговорчивых друзей, которые станут всем рассказывать о твоей красоте, гораздо лучше, чем одного старого Полигнота. Впрочем, — перестал он улыбаться и задумался, — впрочем, если Полигнот нарисует тебя и все станут узнавать на его картине тебя, Феодота, то ты окажешься, пожалуй, в большем выигрыше, чем от наших рассказов о тебе: говорят же, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
— То-то же, — довольно поглаживая седую бороду, сказал Полигнот. — Хоть ты и ужасно выглядишь, Сократ, но умом ты не обижен. Выходит, что и я не должен платить Феодоте, а наоборот — она мне.