Период распада
Шрифт:
Жаль только, что неприхотливостью русского солдата пользуются… кто не лень, б…
Бажаев с утра договорился с местными механиками, поставил свою технику на профилактический осмотр. После чего зашли в штаб — там как раз закончилась утренняя оперативка, народ расходился по делам.
Полковник раскладушку свою из кабинета убрал, с ним сидели двое летунов в комбинезонах, один, увидев входящих, сразу привстал.
— Данилыч…
Армия в России теперь маленькая, через Чечню прошли многие. Вот и Петр Данилович Меньших, теперь уже подполковник, зам комполка по боевой подготовке узнал, конечно же, узнал Бажаева, благо оба на Грозный-Северный базировались, и немало водки вместе выпили.
Перезнакомились довольно быстро, Семенова представили как пээсэсника [111] , профессия в летной среде более чем уважаемая. Под это дело спустились в столовку, хлебнуть кумыса — местные привозили, стоил он копейки на русские деньги, а пился просто замечательно, особенно если в жару. Ничем более крепким встречу отмечать не стали — целый день впереди.
Так, за ни к чему не обязывающим трепом о погоде, о службе да о бабах — и более серьезный разговор наклюнулся.
111
ПСС — поисково-спасательная служба.
— Вот, мужики, хочу я личный состав немного потренировать, коли уж в горах мы, — сказал Семенов, осторожно пробуя непривычный кумыс, — где-то тут можно или как?
— А как потренировать-то хочешь?
— Ну… по горам там полазать. Лишним не будет.
Офицеры переглянулись.
— Тебе обстановку, вижу, никто не доводил? — спросил полковник.
— Сказали, сложная.
— Сложная… Ну так слушай, если московские мудаки не довели, так я доведу. Сложная — это еще легко сказано. В этом районе главный — Нури-Бек, начальник местного РОВД, под ним — около сотни стволов. Его брательник, глава местной федерации кокпара, под собой еще стволов триста имеет, в основном гопота, промышляет бандитизмом, наркоторговлей. Они как-то раз сюда полезли — но мы им наглядно объяснили, что делать этого не надо. Поэтому у нас соглашение — мы к ним не лезем, а они к нам, но у них в горах плантации дури, там же у него рабы, и если нарветесь — то будьте готовы ко всему. Так что я бы по горам местным не лазал, если надо пристреляться — выйдите за территорию и прямо тут пристреливайтесь, ничего не случится.
— Что такое кокпар? — помолчав, спросил Симонов.
— Козлодрание. Собираются под пятьдесят конных придурков, между ними тушу бычка бросают. Кто ее до нужного места домчит — тот и выиграл. Федерация кокпара — это крыша для бандформирований, что-то типа местного ополчения. Если ты не понял — то власть «очередного-внеочередного» распространяется только на сам Бишкек и окрестности. А больше им ничего и не надо: мы за базу платим, американцы платят, бабки какие-никакие отмывают, потому что вроде как государство — вот и все. Центральной власти остальная страна и на хрен не нужна, она ей даже мешает. Каждый район — как собственная страна. Север противостоит югу, а внутри этих сообществ тоже не все гладко. Вот так здесь и живут…
Приказ пришел под вечер: Ташкент, время — примерно три ноль ноль по-местному. Основная точка эксфильтрации — пустырь на Арапайя, запасная — прямо перед президентским дворцом Оксарой, который американцы называли Уайт Хаус, Белый Дом. Он и в самом деле был чем-то похож на пристанище президента самой могущественной страны мира — но внешним сходством дело и ограничивалось…
Опознание — две зеленые ракеты по условному сигналу, опознание по связи не предусматривалось, потому что операция строго секретная, волну могли прослушивать все, кому не лень, и у защитников города могли сдать нервы, узнай они о «спасательной операции». Для сопровождения спасательного вертолета со спецназом разрешалось привлечь любые силы из имеющихся на базе Кант. Разрешалось и нанесение по позициям боевиков отвлекающего удара — сейчас линия фронта проходила по Сырдарье, маленький кусочек республики еще удавалось держать.
Офицерам так и было непонятно — какого хрена лысого никто не может просто дать приказ нанести по позициям боевиков массированный БШУ [112] . И повторить, коли в том возникнет потребность. Но это было не их дело, им отдали приказ, и они должны были его выполнить.
Почти сразу родился план — простой и довольно изящный, если смотреть на ситуацию глазами военных. Все Су-25, какие есть на этой базе, за исключением резерва — совершают ночной вылет и наносят по позициям боевиков в районе Гулистана и Джирака бомбо-штурмовой удар, самолеты загружаются по максимуму. Никто из офицеров не питал никаких иллюзий, все отслужили в горячих точках, помотались по командировкам и знали, что душков надо уничтожать при первой возможности, и чем больше, тем лучше. В это время вторая группа в составе трех Ми-28Н и одного двадцать шестого заходит со стороны Казахстана, потому что Ташкент расположен на самой узбеко-казахской границе. Рисковать и лететь над горами неспокойного Намангана, над не раз помянутой недобрым словом Ферганской долиной, известным гнездом духов, никто не хотел. Лучше нарушить казахскую границу и потом получить выговор в личное дело, чем нарваться на «зушку» [113] , и остаться лежать на скалах, сгорая в погребальном костре.
112
Бомбо-штурмовой удар.
113
«Зушка» — ЗУ-23-2.
Под это дело начали готовиться к ночному вылету. Танков не ожидалось, поэтому из всех Су-25 блоки с противотанковыми ракетами повесили только на два самолета, на остальных — сплошные ОДАБ-500, самое страшное оружие, какое только может нести Су-25, поскольку теперь самолеты могли действовать в кромешной тьме, САБы, подсветочные авиабомбы не взяли. На каждой «сушке» — восемь бомб по пятьсот килограммов каждая, удар только одной из них способен дотла сжечь небольшой поселок. Исламские экстремисты уже были знакомы с этими бомбами: в девяносто девятом, во время событий в Дагестане был нанесен удар одной такой бомбой по селению Тандо. В результате у боевиков возник «эффект Тандо», завидев одиночный (именно одиночный) штурмовик, они бросали позиции и бежали, потому что боялись, что теперь их будут убивать по-настоящему. В Канте таких боеприпасов было достаточно, люди здесь служили опытные, что и в каком количестве заказывать — знали.
Глухой ночью поднялись по тревоге — вышли на взлетную. Штурмовики уже запускали моторы, острое горячее пламя било из сопел, только тормоза удерживали машины от того, чтобы сорваться с места. Никто и не подумал толкать какую-нибудь речь о верности, чести, долге и прочей муре — хотя в советские времена толкнули бы обязательно. Все дело было в том, что все они — и местные, и приезжие — испытывали (хотя сами бы в этом никогда не признались) острое чувство стыда, не за то, что они делали, а за то — как. Все они были людьми, уже пожившими на свете, и многие родились, а кто и в школу ходил — в стране под названием СССР. Тогда это была их земля — та, от которой сейчас они отгородились пулеметными стволами, и та, где сейчас торгуют рабами, и та, которую они летят сейчас бомбить. В те времена на этой земле и подумать не могли ни о шариатских судах, ни о рабах, ни о наркоплантациях в горах — здесь были заводы, гидроэлектростанции, колхозы-миллионеры. Новая власть, которой они присягнули и которой служили, — дала им в руки совершенное оружие, дала власть и платила неплохие, особенно если сравнить с голодными девяностыми, деньги, но они не рады были ей служить. Все дело было в поведении новой власти, в ее шакальих повадках, в тайных умыслах и темных делах. Если бы тот же гарант Конституции сказал: ребята, это наша земля, выгоните отсюда всех мусликов, душариков, работорговцев и будете жить тут сами, они б пошли и выгнали, не за деньги, просто так, потому что это было бы правильно. Это и в самом деле была их земля, они все еще ощущали себя гражданами великой державы, пусть им и довелось пожить в ней всего несколько благословенных детских лет. Но нет, не та стала власть, не хватит ни у кого мужества так сказать и плюнуть с высокой колокольни на возмущенное тявканье газетных шакалов… и страна сейчас не та. Потому они просто делали то, что им приказали.
В тщательно рассчитанное время Ми-26 раскрутил турбины, тяжело, нехотя начал подниматься в воздух. На дальней стоянке раньше его взмыли в воздух два «Ночных охотника», готовых прикрыть транспортную машину. Набирая скорость, тройка вертолетов пошла на север…
Ташкент — столица Узбекистана — расположен на самой границе с Казахстаном, до границы километров пять, зеленая зона тянется километров на пять в глубь Казахстана, а дальше степь. На новейших русских вертолетах имелась полноценная навигационная система с космической поддержкой, а специальные шлемы делали полет в ночи почти таким же, как и дневной полет. Просто на шлемах вместо забрала был дисплей, и на него в режиме реального времени передавалась картинка с системы наблюдения и ориентирования французской разработки, но изготовленной в Екатеринбурге. Все это выглядело как компьютерная игра — система передавала данные по выбору пилота в инфракрасном или термооптическом режиме, слева скакали цифры основных характеристик — скорость, высота над уровнем моря, высота над поверхностью, направление и датчики состояния основных систем вертолета.
Обошли с севера Фронтовой, начали маневр разворота, ложась на курс — они намеревались пересечь границу севернее Хожда-хана. Несмотря на ночь, дороги и все окрестности были забиты людьми — тепловизор давал целое море отметок, «зеленка» как будто пылала. Беженцы, отчетливо понимая, что их ждет в Исламском государстве Узбекистан при правлении Хизб-ут-тахрира и Адолата, бежали, пока еще есть возможность бежать. Казахские пограничники перекрыли границу и пытались отправлять беженцев обратно — но получалось у них это плохо, а многие успели перейти границу еще до принятия мер прикрытия. Вот только идти им было некуда — все дороги, ведущие в глубь страны, а их тут и было-то раз-два и обчелся, были перекрыты на расстоянии двадцать-тридцать километров от границы. Казахское правительство отнюдь не пылало желанием пристраивать голодные, нищие толпы беженцев из соседней страны, перекладывая решение проблемы на частную инициативу казахов и приграничных узбеков и международное сообщество. Почему? А опыт Югославии учли, которая в свое время албанцев пожалела. На ошибках быстро учатся…