Период распада
Шрифт:
— Стоять! — ганнер подкрепил свой крик одиночным выстрелом, он грохнул по дороге совсем рядом с идущим, подняв целый фонтан земли. Человек остановился, но было видно, что выстрел его не испугал.
— Не стрелять! — офицер ткнул кулаком по ноге ганнера, чтобы быстрее дошло. — Ты что, что с тобой происходит?!
— По инструкции к машинам нельзя приближаться.
— Это свой! Не стрелять!
Забит молча ждал, когда открылась дверь Хамви, и наружу выбрался человек в американской военной форме. Забит тоже его узнал сразу — вместе учились в Тель-Авиве, в академии. Тогда его в числе лучших отправили учиться искусству шпионажа у израильтян, настоящих мастеров в этом деле. Пять лет он прожил в Тель-Авиве, учась в месте, которое называли «институт». Тот, кто сейчас
— Что ты здесь делаешь? — не здороваясь, спросил подошедший израильтянин.
— А ты? — вопросом на вопрос ответил турок.
— Вообще-то, отвечать вопросом на вопрос — это наша привычка.
— У меня были хорошие учителя…
Каждый из разведчиков смотрел в глаза другому, и каждый знал, что ничего лишнего тот, кто стоит напротив, не скажет — ни единого слова. Даже сейчас, когда отношения Израиля и Турции, сильно подмоченные в период правления премьера-исламиста Эрдогана стали дружественными и откровенно союзническими, а союз двух сильнейших неисламских держав региона пугал как соседние державы — Иран, Ирак, Сирию, Иорданию, так и Соединенные Штаты Америки. США давно теряли здесь влияние, экономические проблемы крупнейшей экономики мира были подобно дырам ниже ватерлинии, в которые вода поступала быстрее, чем ее успевали откачивать. Американцы в период своего расцвета присутствием здесь обеспечивали ключевые вещи: свободную торговлю сырьем и приемлемые цены на него. Сейчас сил не хватало, цен, приемлемых для дышащей на ладан мировой экономики, уже не было, а потому не-нефтяные державы вооружались, чтобы взять силой нефтяные поля, а нефтяные — вооружались, чтобы этого не допустить. Встреча офицеров разведки Израиля и Турции в этом иракском захолустье была хоть и неожиданной для обеих сторон, но вполне закономерной.
Прав был турок. По неофициальным, нигде не зафиксированным договоренностям — это была турецкая сфера интересов, и израильтянам здесь было делать совершенно нечего.
— Здесь… опасно?
— Опасно, — кивнул турок, — на твоем месте я бы выбрал другое место для пикника.
Вместо ответа израильтянин повернулся и пошел к своей машине, на ходу очертив рукой круг над головой, — уходим, обычный, пришедший из американской армии знак. Турок внимательно наблюдал за тем, как Хамви, а затем и MRAP разворачиваются на пустынной дороге…
В то, что его израильский контрагент это так просто оставит, — он не верил, но сделать с этим ничего не мог. На самом деле он проиграл, потому что израильтянин теперь кое-что знал точно, а вот он мог только догадываться, что понадобилось в северном Ираке высокопоставленному офицеру МОССАД, раскатывающему на американской технике и в американской военной форме. И хотя Израиль был дружественной страной — все могло в любой момент измениться, а у Израиля были свои интересы, равно как и у Турции — свои.
Сидевший на заднем сиденье Хамви офицер похлопал по плечу водителя.
— Останавливайся, где сможешь.
Просто так на дороге останавливаться было нельзя, это могло вызвать осложнения вплоть до обстрела, но, судя по карте, впереди меньше чем в двух милях был «карман» — площадка для стоянки транспорта. Израильская рекогносцировочная группа остановилась именно там — на большой, вытоптанной тысячами колес площадке для грузовиков.
Офицер МОССАД неспешно вышел, огляделся по сторонам. Все как и на обычной иракской трассе. Большая площадка для стоянки машин, заполненная старыми и не очень грузовиками — от популярного на Востоке старого «носатого» «Мерседеса» еще семидесятых годов выпуска до новейших турецких BMC и шведских «Вольво». Вся площадка была забита грузовиками, часто поставленными как попало. Вдали, у края площадки предприимчивые люди построили нечто вроде придорожного кафе из… плит американского чек-пойнта! Все просто — чек-пойнт сняли, предприимчивые люди купили плиты, перевезли их сюда, смонтировали, где надо — доделали, привели в божеский вид, и вот тебе целое здание, закусочная, наверное, на втором этаже либо сам хозяин живет, либо номера сдают. Тут же, на открытом воздухе, немного в стороне, на кострах жарят мясо и еще стоят какие-то большие котлы. Южнее, в пустынях — такого ты не увидишь, там мало деревьев, и дерево на вес золота, никто не будет так расточительно его расходовать, сжигая в костре. Но тут, в Курдистане, деревьев уже больше, есть целые леса — и поэтому сбоку от здания весело горели костры, ярко-желтые языки пламени лизали закопченные бока больших двухведерных котлов, а усатый, в грязной камуфляжной куртке с оторванными рукавами повар бегал от одного костра к другому. Где-то попробует, где-то что-то подсыплет…
Прямо у машин, недалеко от того места, где остановилась американская броня, разбирались между собой водители, причем, судя по плещущим через край эмоциям, разговор вот-вот должен был перейти в мордобитие. Но, увидев пристально смотрящего на них американского офицера, драчуны свернули свои разборки и поспешили убраться восвояси…
Порыв ветра донес до офицера вкусный дымок очага — и он непроизвольно сглотнул слюну. По Ираку он колесил уже шесть суток, и все это время питался не то что некошерной, а порой опасной для здоровья, приготовленной непонятно из чего пищей. Ему-то еще можно, он не особо верующий, а вот двое из его группы были хасидами [98] , можно было только представить себе, как маются здесь они. Еще один страдал животом, пил только воду и на каждой остановке бегал в туалет…
98
Хасиды — ультрарелигиозные израильтяне.
По разрешающему жесту из машин полезли люди, тоже все как один в американской военной форме, хотя ни одного американца среди них не было.
— Ави… — не оборачиваясь, сказал офицер, — иди, купи острых лепешек. Но не с мясом, острых лепешек и зелени.
— А сыра?
— Не надо. Купи, что сказал.
Что с мясом, что с сыром — в таких странах вообще не стоило связываться с чем-то, что при хранении требует холода. Иначе рано или поздно отравишься до смерти…
— Разворачиваемся. Выпускайте птичку полетать.
Птичкой называли «Ларк», жаворонка. Израиль оспаривал у США первое место в мире по разработке различных беспилотных систем, гражданских и военных, разведывательных и ударных. Первый раз они были массированно применены в восемьдесят втором, во время войны в Ливане, став фактором, переломившим ситуацию в воздухе в пользу израильтян. Сейчас израильская военная промышленность выпускала самые разные беспилотники, от машин размером с небольшой самолет до таких, которые запускались с руки. У них на группу было два разных аппарата, оба малого класса, предназначенных для разведки местности в интересах роты — отделения. Один запускался с земли, другой и вовсе — с руки. Для того, что они задумали сейчас, достаточно было самого маленького аппарата.
Алев достал из машины огромный кейс армейского образца — в таких перевозят крупногабаритные предметы, требующие осторожности при перемещении, например снайперские винтовки, и открыл его. Но вместо серого поролона с профилированным углублением под «изделие» там был большой экран, клавиатура и управляющий механизм аппарата — похожие на компьютерный игровой джойстик. Поставив открытый кейс на капот машины, Алев достал небольшую, похожую на спутниковую складную антенну, поставил ее на крышу, развернул и подключил проводом к пульту управления. Запустил программу самотестирования, чтобы проверить исправность.
— Беньямин, что там у тебя?
— Пара минут…
Беньямин, техник, достал из точно такого же чемодана фюзеляж аппарата, сноровисто присоединил к нему крылья, залил из пластиковой бутылки из-под «колы» топливо, затем поднял птицу над головой, а Алев начал проверять исправность рулей направления, высоты…
— Киш мир тохес! [99]
Беньямин достал отвертку, маленькую, с тонким крестообразным жалом, открутил несколько маленьких винтиков, снял верхнюю панель плоскости…
99
Поцелуй меня в… пятую точку.