Пермские чекисты (сборник)
Шрифт:
Однажды утром, пробираясь через забитый просителями коридор «чрезвычайки», Лукоянов увидел знакомое лицо юного телеграфиста. Это был Аверин.
— Есть какое дело? — спросил Федор.
— Товарищ Маратов, — произнес парнишка нерешительно и тут же замолк, подыскивая нужное слово.
— Ну, ладно! Заходи... — и Федор толкнул дверь кабинета.
Телеграфист снял фуражку, извлек из нее свернутую в трубочку бумажку и подал Лукоянову. Тот развернул листок, начал читать:
— «...Ввиду критического положения Советской власти и того, что она оставлена массами, необходимо сделать шаг назад перед буржуазией
Лукоянов поднял от удивления брови и, рассмотрев внимательно телеграфный бланк, продолжал уже шепотом:
— «ВЦИК постановляет принять всех вчерашних саботажников и капиталистов... чтобы поднять предприятия и производительность страны. Всякие контрибуции должны быть безусловно прекращены... Предполагается возобновить некоторые учреждения, бывшие при Временном правительстве...»
— Что за чертовщина? — воскликнул Лукоянов. — Откуда получена телеграмма?
— Бают, что ночью из Москвы, а сейчас рассылается по всей губернии вне очереди. Правительственная!..
И только теперь Лукоянов заметил самую нижнюю строчку: «подписал Свердлов».
— Как мог Яков Михайлович подписать такую телеграмму? — воскликнул Лукоянов. — Ведь это на руку саботажникам...
— И мне странной она показалась, — вставил телеграфист. — Дюже длинная, запятых и точек уйма. В Москве, поди, лучше депеши складывают!
— Спасибо за помощь, товарищ! — сказал Маратов, вставая из-за стола и надевая маузер через плечо. — Сейчас все выясним...
Посланный из Перми запрос на имя Свердлова заканчивался словами: «Просим немедленно и срочно телеграфировать, так как подобные депеши рассылаются по всей губернии». Ответ пришлось ждать недолго: «Лукоянову... Приведенная вами телеграмма... гнусная ложь, распространяемая, несомненно, контрреволюционерами. О заседании ВЦИК были разосланы телеграммы, радиограммы, только другого содержания. Председатель ВЦИК Свердлов» [3] .
3
Партийный архив Свердловского обкома КПСС, ф. 41, оп. 1, д. 667, л. 103-104.
На какие только хитрости не пускались враги революции, какие средства не пытались использовать. Каждый день надо быть в полном смысле начеку. Помогали рабочие, мелкие служащие — все те, для кого революция стала кровным делом, надеждой на будущее.
— В бога, сынок, я верую, — говорила Маратову пришедшая на прием старуха, — но революция мне роднее. Спасибо новой власти за то, что повыгоняла жирных монахов из архиерейских соборных домов и монастырских гостиниц, а нас, бедняков, туда поселила.
Старуха развязала черный платок, перекрестилась на пустой угол и прошамкала:
— Да только попы, слыхивала я, хотят большевикам варфоломеевскую ночь устроить.
— За что же?
— А за дома свои, за земли монастырские...
— Верно, земель теперь у них не будет. Зато веру-то мы им оставляем.
— Эх, сынок! Поняла я, старая, что не вера им дорога, а блага земные, чреву угодные. Ишь сколько злата-серебра, муки да всякой снеди напрятано в монастырях, а народ с голодухи пухнет.
Епископ пермский и кунгурский Андроник, подстрекаемый белогвардейскими офицерами, стал во главе широкого контрреволюционного заговора. Сначала с амвона кафедрального собора Андроник предал анафеме «супостатов и антихристов» большевиков. Потом отправил в горсовет ультиматум, в котором предупреждал: «...будете поставлены в неизбежную необходимость иметь дело с самим возглавляемым и предводительствуемым мною верующим народом».
Как ответить епископу? Лучше всего — через газету.
Прошло уже полгода, как Маратов перестал редактировать «Пролетарское знамя». Эта газета выходила до 30 декабря 1917 года. Ее преемником стали «Известия Пермского губернского исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов» (с 26 апреля 1918 года «Известия Пермского окружного исполнительного Совета рабочих, крестьянских и армейских депутатов»),
Андроник, сам того не зная, подсказал тему для злободневного публицистического выступления.
«От конфискации, — писал Лукоянов, — вера не пострадает». Андроник считает себя представителем народа. Но почему тогда народ не избрал его в Совет? Епископов народ не избирает, а вот рабочих в Совет посылает. Словом, нет у Андроника «прав ни моральных, ни юридических быть вождем».
Ровно в полночь мотовилихинского рабочего Георгия Комелькова разбудили короткие гудки паровоза. Привычно сунув револьвер в карман, он выбежал из избы и стал спускаться вниз с крутой горы. В прицепленном к паровозу вагоне уже слышались шутливые голоса:
— Скорее, к обедне опаздываешь!
Многие красногвардейцы, ставшие чекистами, по-прежнему жили в Мотовилихе. И чтобы быстро попасть в Пермь в случае тревоги или какой другой нужды, на станции всегда держали под парами паровоз с теплушкой.
— Нешто опять погром или анархисты? — рассуждал вслух Комельков, обращаясь к человеку в черном плаще.
— Да, Георгий, погром. Которого, однако, не будет...
— Товарищ Маратов! — удивился Комельков. — А я вас сразу и не признал.
Из вагона выглянул Воробцов:
— Дайте сигнал машинисту. Отправляемся!..
По дороге в Пермь Лукоянов коротко доложил о ситуации:
— Через три часа в городе должен раздаться набат. Попы и белые офицеры решили поднять мятеж. Сигналом к нему послужит удар большого колокола на кафедральном соборе. Там сейчас заперлись Андроник и его приспешники. Совещаются. Надо избежать кровопролития — накрыть это сборище и расстроить планы. Задача ясна?
— Ясна, ясна, — отозвались голоса.
— А если все-таки колокол громыхнет и отзовутся другие церкви? — спросил Комельков.
— Предусмотрен и другой вариант, — ответил Маратов. — В случае набата по улицам в разные стороны поедут пожарные, а в нескольких местах на городских окраинах будут зажжены поленницы дров. Но этот маскарад на всякий случай, чтобы сбить сонную толпу с панталыку. Главное, захватить Андроника...
Паровоз с потушенными огнями подошел к крутому камскому откосу. Где-то наверху, в разрывах проплывающих облаков, луна освещала огромный позолоченный купол и высокую белую колокольню. Кругом, казалось, ни души. Лишь ленивая речная волна набегала на пологий берег и неторопливо сбегала назад.