Пермские чекисты (сборник)

Коллектив авторов

«Я осуждала брата за дружбу с Коуровыми и была рада отрыву от них с его отъездом в Кудымкар. Не знаю, в чем виноват мой брат, но я хочу вам помочь, чем могу. Наш судья Новиков недавно переведен в Верещагино, а до его отъезда была я у них прислугой, и вот что мне бросилось в глаза: семья его — восемь человек, а против других он живет богато. Всегда обильная мясная пища не только для семьи, но и для огромной охотничьей собаки. За обедом выпивка, а в запасе всегда четвертная (трехлитровая бутыль водки). Зимой бывали случаи ночного привоза судье коровьих туш. Кто привозил, не знаю, так как моей подмогой не пользовались, а управлялись сами...»

Я допросил несколько потерпевших

от бандитов сельских жителей, жалобы которых были в суде отклонены. В основном это касалось случаев конокрадства. Терпимость к царящей в районе преступности, реплики Борисовой о местном судье настораживали. Я решил навестить Коурова, все еще лежавшего в больнице. Тот, не таясь, признал связь банды с судом и милицией, подтвердил дачу им взяток. Все названные ему дела, прекращенные судом, Коуров помнил и отвечал обычно так: «Да, судья Новиков «утоптал» и это наше дело!»

С его слов я записал приметы ряда ворованных вещей, данных судье В. Новикову и начальнику милиции Е. Новикову. Позже по ним мы и нашли при обыске эти вещи у того и другого. По моей шифровке Покровский приказал арестовать и доставить в Пермь обоих Новиковых.

Поняв бесплодность запутывания следствия, Иван Коуров давал теперь более ясные ответы, порой даже сам добавлял что-либо из деталей. К примеру, он рассказал мне о народном поверье, согласно которому на погорелых местах особенно хорошо растет репа. Поэтому тем, кто жаловался на них за грабежи, бандиты писали лаконичные предупреждения вроде: «Припасай репное семя». Крестьянин, получив таков «совет», обычно удерживался от дальнейших поисков истины.

Коуров говорил, что с ведома судьи их не раз спасал лжесвидетель, доказывая отсутствие обвиняемых на месте преступления в момент его совершения. Насчет сбыта краденого в вятском крае он пояснил, что там некому было его узнать. Кутил, проматывал вырученные деньги Коуров со своими сообщниками также на стороне.

Мы взяли уже всех членов банды, когда главарь их стал транспортабельным для следования в Пермь.

Я распустил большинство своего отряда по домам, оставив лишь часть его для охраны арестованных. Очень жаль было расставаться, уж очень мы все сдружились за это недолгое время. Жители села Тимшата и ближних населенных пунктов трогательно прощались с нами. Благодарили за то, что мы избавили их от насилий и грабежей, дали возможность вернуться к мирной, спокойной жизни. Их благодарность была вскоре опубликована в окружной пермской газете.

Из Тимшат мы заехали в Рождественское, где, взяв Коурова из больницы, двинулись в село Ильинское, а затем к пароходной пристани Слудка. На телеге нас ехало трое: я с Коуровым и повозочный.

Иван Коуров в пути держался непринужденно, охотно рассказывал о своем житье-бытье и даже порой шутил.

В Ильинском привал. Осмотренный и заново перевязанный Коуров ночевал с охраной в больнице. А на другой день в Слудке мы сели на пароход. Прибыв в Пермь, сдали арестованных в дом заключения.

По ходу дела вскоре вновь пришлось ехать в Нердвинский район. Еще в одном из его сельсоветов выявился соучастник Коурова, надо было его арестовать.

Начальник нашего Особого отдела Карл Янович Крумин на этот раз сам решил побывать в том лесном крае под видом охотника. Шел сентябрь, как раз начался охотничий сезон. Мы сели на пароход, шедший вверх по Каме. На пристани Слудка сошли на берег, дальше двинулись пешком.

На своей родине в Латвии Карл Янович в 1908 году за убийство жандарма был осужден на каторгу, где пробыл до 1917 года. В дальнейшем, коммунист с 1919 года, он служил в органах ВЧК-ОГПУ в разных районах нашей страны. То ли по склонности своего

характера, а возможно, и от долгого пребывания в одиночной камере, Карл Янович был малообщительным человеком. Но тем, кому удавалось завоевать его расположение, он охотно рассказывал о своем жизненном пути. Порой увлекшись, говорил быстро-быстро, с сильным латышским акцентом. После тюрьмы Крумин жил поначалу в Сибири, там в тайге и пристрастился к охоте. В этой поездке я не раз оказывался свидетелем его меткой стрельбы, он кормил меня трофеями своей охоты. Ружье Карла Яновича было какой-то видной английской фирмы. Помимо двух стволов для стрельбы дробью, имелся еще третий, нарезной, для стрельбы пулями.

Село Тимшата вновь стало нашим приютом, недавние добровольцы отряда опять вызвались нам помогать.

У Борисова, бежавшего от кудымкарского конвоя, был родственник той же фамилии, также причастный к делам банды. В нашу первую операцию его не оказалось дома, теперь же, по слухам, он появился в деревне Грудная. Туда мы с Круминым и пошли в простой одежде с надлежащей охотничьей амуницией в один из погожих сентябрьских дней. В пути Карл Янович подстрелил двух рябчиков.

Мы уже подходили к деревне, когда увидели, что из нее с другой стороны быстро уходит какой-то человек. На наш окрик он задержался, а на вопрос, не Борисов ли он, ответил, что нет. Заметив в глазах незнакомца тревогу, мы попросили его зайти с нами в сельсовет. Там, а точнее еще на пороге, мужчина признался, что он Борисов. Убедившись в отсутствии при нем оружия, поместили его в арестное помещение. В пределах Грудновского сельсовета мы задержали и борисовского напарника — Глазова да еще двух бандитских пособников. С этой четверкой и возвратились в Пермь. Сопровождали нас недавние активисты моего отряда Алексей Паздников и Герасим Старков.

Мне до сих пор странно, почему Крумину, а не мне поведал Иван Коуров о деле, касавшемся лично меня. Главарь банды рассказал, что, бежав от конвоя и скрываясь в лесу, он получал кое от кого из близких ему тимшатцев не только пищу, но и некоторые сведения о нашем отряде, в том числе и обо мне. Коуров указал окно, под которым обычно я спал на полу, назвал размеры и цвет обложки следственного дела, которое перед сном я клал под подушку. Осведомитель сообщил все это ему, Коурову, для того, чтобы он смог завладеть уликами и их уничтожить. Бандит пояснил, что за общение с нами человек тот боялся мести и хотел выслужиться перед ним. По этому вопросу дознание вел лично Крумин. Позже он сообщил мне, что «информатор» признал свою вину, получил срок.

Бывший судья Нердвинского, а затем Верещагинского районов В. Новиков запираться не стал. Вот что сказал он мне на допросе: «Опасаясь мести Коурова, я прекратил одно дело о краже скота, а вскоре возникло новое, пришлось и его прикрыть, так как я боялся, что бандиты выдадут меня или убьют... Их взятки были в основном мясом скота, а у меня семья восемь человек, и до этого мы жили порой впроголодь».

Начальник нердвинской милиции Е. Новиков прием взяток отрицал, однако при обыске у него было обнаружено тринадцать ворованных вещей.

За связи с бандитами и содействие их преступным делам тот и другой получили по десять лет заключения.

Большинство членов банды признались в совершенных преступлениях, но были и отрицавшие вину даже при очных ставках.

За многолетний бандитизм, разбои на дорогах, массовые грабежи и расправы над мирными гражданами часть бандитов были приговорены к высшей мере наказания, а остальные к различным срокам заключения.

В ноябрьские дни 1927 года я закончил и другое следственное дело — о контрразведке сибирской армии Колчака.