Перо ковыля
Шрифт:
Однажды, наблюдая за гнездом тювика, я сверху увидел, как вдоль опушки медленно продвигается семья куропаток: мать, отец и восемнадцать поршков ростом с бесхвостых скворцов. Выждав, когда все они зашли за кусты, я спустился на землю и, стараясь не наступить на сухой прутик, пошел к тому месту, где кончался кустарник, прислушиваясь к тихим голосам птиц. Кажется, первой меня увидела самка, но сигнала тревоги я не слышал. Она, развернув рыжий хвост, взлетела в сторону ржаного поля, за ней — весь выводок. Куда они опустились, я не увидел, потому что в тот же миг петушок, припадая к земле, с каким-то нептичьим визгом помчался в обратную сторону, проковылял мимо моих ног и очумело заметался в траве, громко и часто стрекоча, чтобы я его заметил.
Но я замер, следя
Не более секунды было у петушка для принятия правильного тактического решения. Рядом не было надежного укрытия, путь к непролазным зарослям лоха был отрезан, а реденькая рожь — это не густой бурьян. В такой обстановке был возможен еще один вариант спасения: всем врассыпную. Но петушок выбрал самый верный. Казалось бы, для такой согласованности действий нужно несколько дней тренировок: ведь все восемнадцать птенцов полетели за матерью, ни один не припустил за отцом. Тысячами прежних поколений отработано до совершенства мгновенное подчинение сигналу самки. А отцовская самоотверженность у серых куропаток достойна восхищения: именно в таких случаях, чаще чем в других, попадают они в когти ястребов-тетеревятников.
Серые куропатки часто гнездятся на окраинах больших городов, вокруг которых всегда бывают большие и малые пустыри со своеобразным животным и растительным миром. На этих пустырях куропаткам удается сберечь гнезда и выводки от бродячих собак, кошек, сорок и ворон, но в суровые зимы они терпят тут такое же бедствие, как и те, которые живут в степных урочищах, в лесках и на возделываемых полях. Преодолевая от голода страх и осторожность перед человеком, жмутся куропачьи табунки и семьи к станичным и сельским дворам, коровникам и сеновозным дорогам, вступая в нелегкую конкуренцию с голубями, воробьями, овсянками и подвергаясь преследованию ястребов, полевых луней и браконьеров. К исходу зимы от осенних табунков нередко остается одна птица из десяти. И только самая высокая в птичьем мире плодовитость спасает серую куропатку если не от исчезновения, то от угрожаемого положения.
Однако есть надежный, но забытый способ спасения куропаток и от истребления хищниками, и от зимней бескормицы. Не ожидая, пока стихия начнет брать дань с их поголовья, отлавливают куропаток простыми ловушками и содержат в просторных, низких вольерах до появления настоящих весенних проталин на косогорах, когда табунки прекращают свое существование и пары занимают семейные участки. Не стоит опасаться, что за два-три месяца неволи птицы привыкнут к человеку, ежедневно приносящему им корм, и потом первыми попадут под охотничий выстрел. Они в день выпуска такие же дикие, как и до поимки. Да и времени до нового охотничьего сезона остается не менее полугода.
Именно передержка птиц в неволе дает лучший результат, нежели подкормка на воле. Во-первых, расход кормов значительно меньше, во-вторых, они полностью защищены от хищников, в-третьих, никуда не уходят куропатки. Хотя мы и считаем их оседлыми, зимой уходят они от своих гнездовых мест довольно далеко. А если масса куропаток начала свое движение, остановить их практически невозможно, как невозможно самым лучшим кормом задержать дольше положенного срока любой вид перелетных птиц, да и не только перелетных.
Зоолог Борис Нечаев, досконально изучивший в своем охотничьем хозяйстве повадки серых куропаток, поведал о таком случае. Как-то в середине декабря, когда уже прочно установилась зима, он, собравшись в обход заказника, по привычке с высоты крыльца осмотрел степь. По дальнему гребню, едва различимые в бинокль, бежали куропатки. Бежали почти в сторону фазаньей кормушки. Рюкзак с кормом для фазанов был готов, и, став на лыжи, Нечаев побежал птицам навстречу. Осторожно посмотрел с бугорка: не свернули ли? Узкой дорожкой
Теперь корм приходилось насыпать, дождавшись темноты, чтобы не спугнуть стайку, которая три дня не отходила от сытного места. Только вечером убегала она от опушки в открытую степь ночевать на снегу. А утром четвертого дня исчезли куропатки все как одна. Не разлетелись, кем-то напуганные, а убежали. И следы показали, что птицы не сбились с курса за время остановки, направление взяли то же, с которого пришли.
Наши холода серым куропаткам не страшны. Одеты они тепло: на стержне каждого пера сидит еще и довольно длинная пушина. День и ночь они на морозе, на ветру. Днем пасутся вместе на выдувах, ночью спят, делая в снегу одну общую ямку на шесть-восемь птиц, укладываясь в ней головами к центру. Для филина это неподвижное, не имеющее контура отдельной птицы пятно не представляет интереса. Лиса не подберется неслышно: кто-нибудь да услышит, и насторожатся все. Каждую ночь проводят на новом месте. Если снежком присыплет, только теплее будет.
С приходом весеннего тепла наступает конец совместной жизни. Драчливыми становятся петушки, избегают встреч друг с другом самки. Выбирая гнездовой участок, куропатки обходят сырые луга, хорошо ухоженные поля, леса и незащищенные пески. Лучшие угодья для их гнездования — сухое место с невысокой редковатой травкой, чтобы был хороший круговой обзор и одновременно — соответствующая маскировка. В этом отношении у пары не возникает второго решения, где устраиваться с гнездом, и тогда самцы начинают токовать. В закатный час, когда успокаивается ветер, стихают птичьи голоса в перелесках и замирает степь, в хороших куропаточьих угодьях чуть ли не с каждого бугорка слышно негромкое, суховатое и короткое чириканье. Ответные голоса самок так тихи, что лишь случайно удается услышать их нежное: «пит, пит, пит...».
Труслив ли заяц?
Многие из моих читателей бывают удивлены, узнав, что я не фотографирую животных. Многие уверены, что я никогда не брал в руки охотничье ружье. Однако я и фотографировал, и охотился, но убедился, что, фотографируя зверя или птицу, видишь мало, а запоминаешь еще меньше, чем наблюдая животных на охоте. Однако самые интересные наблюдения и встречи — те, когда просто смотришь на сцены из звериной, птичьей, лягушачьей жизни, не вмешиваясь в нее.
Охотился я никак не менее двадцати лет, еще в те времена, когда не было повода заводить разговор о создании Красных книг. И хотя приходилось бродить в таких местах, где несчитанные и непуганные звери за всю свою жизнь не видели охотника с ружьем, не слышали выстрелов, я так и не подстрелил ни одного зайца. Мне просто не везло. Здоровенные русаки выскакивали чуть ли не из-под ног и без особой поспешности уходили невредимыми. Это не прибавляло мне азарта, и как-то постепенно желание убить превратилось в желание посмотреть. И потом частенько один на один я кричал занятому своими делами длинноухому зверьку какое-нибудь приветствие. За жизнью нескольких зайцев удалось понаблюдать в спокойной обстановке даже ночью. Показывали себя зайцы и днем. По их следам узнал многое, но все-таки полного представления о жизни зайцев нет до сих пор. Зато, по крайней мере, есть уверенность, что проходит она не в одних только тревогах и постоянном страхе, хотя врагов хватает везде. Есть у зайцев и врожденная смекалка, и смелость, и неплохая память на места и события. А если бы еще опыт бывалых зверей становился достоянием сородичей, как, например, у кабанов или ворон, то завоевал бы русак совсем другое место на жизненной арене. Но у них кто что постигнет, тот с тем и живет, сколько ему на долю выпадет.