Персики для месье кюре
Шрифт:
Мы добрались до конца бульвара. Дальше начинались заброшенные дома. В самом последнем из них дверь была выкрашена красной краской.
— Вон там и живут все Маджуби. В том числе и Карим с Соней.
— Но не Инес?
Захра покачала головой:
— Нет, она там больше не живет.
— А почему? Там что, места мало?
— Не поэтому, — сказала Захра. — В общем, сейчас вы ее всегда можете найти там…
И она показала куда-то в сторону реки, где у самой воды росло несколько фиговых деревьев, а над торчавшими из земли переплетенными корнями, чем-то напоминавшими очертания готической церкви, высился
— Так она сейчас живет на этом судне? — изумилась я.
— Она его арендует. Это судно всегда здесь стояло.
Я знаю. Я его сразу узнала. Слишком тесное, чтобы там поместились двое взрослых, но все же вполне способное приютить женщину с ребенком. Особенно если им не требуется много места или они не притащили с собой слишком много вещей…
Не думаю, чтобы это стало проблемой для Инес Беншарки. Но…
— А как же Дуа? — спросила я.
— Вообще-то, большую часть времени она проводит у нас. Мы за ней присматриваем, а она помогает нам управляться с нашей маленькой проказницей Майей. Иногда она ночует у Инес, а иногда у нас. Но на ифтар она всегда к нам приходит.
— Но почему Инес поселилась на судне?
— Она говорит, что там чувствует себя в безопасности. И потом, на это судно, похоже, никто не предъявлял никаких прав, может, оно никому и не нужно.
Это меня не удивило. Его владелец не был здесь больше четырех лет. Вот только зачем было Ру оставлять здесь свое судно, если он не собирался сюда возвращаться?
А может, он и восстанавливал его не для себя, а для кого-то другого?..
Для кого же?
Мать-одиночка с ребенком, живущие на его судне. Нежелание Ру ехать со мной в Ланскне, хотя — я знала это совершенно точно — он все это время поддерживал связь с некоторыми своими здешними друзьями. Нежелание Жозефины сказать мне, кто отец ее сына. Четыре года назад Ру еще не уехал отсюда. Пилу тогда было, наверное, около четырех. С ним, пожалуй, уже вполне можно было пуститься в плавание. Во всяком случае, с четырехлетним мальчиком Жозефина запросто могла решиться на путешествие вверх по реке…
Просил ли ее Ру уехать с ним вместе? Отказала ли она ему? Или он сам передумал? Ждала ли она, что он снова к ней вернется, пока он жил в Париже со мной?
Столько вопросов без ответа. Столько сомнений. Столько затаенных страхов. Времена года неизменно сменяют друг друга; ветер времени разносит в разные стороны возлюбленных и друзей, точно осенние листья. Моя мать никогда не оставалась с одним и тем же мужчиной дольше двух-трех недель. Она говорила: по-настоящему твоими остаются только дети, Вианн. И я долгие годы следовала этому девизу. А затем на своем пути я встретила Ру и решила, что у каждого правила есть исключения.
Возможно, я ошиблась. Теперь мысль об этом без конца крутилась у меня в голове. Возможно, я и приехала сюда, чтобы понять это.
— Что с вами? Вам нехорошо? — с тревогой спросила Захра, заставив меня очнуться от горьких мыслей.
Я повернулась к ней:
— Нет, все нормально, спасибо. Скажите, Захра, что заставило
Судя по глазам — только они и были видны над скрывавшим лицо покрывалом, — мой вопрос поставил ее в тупик.
— Это дело рук Инес? — спросила я.
— Возможно. Но только отчасти. Впрочем, мне пора. Теперь вы знаете, где она живет. — И Захра еще раз указала на выкрашенный черной краской старый плавучий дом, некогда принадлежавший Ру. — Только вряд ли она станет разговаривать с вами.
Захра ушла, а я осталась стоять под дождем на том конце бульвара, что упирается в реку. Тучи на небе стали еще темнее — вряд ли этой ночью удастся увидеть хотя бы проблеск полной луны. Церковный колокол прозвонил четыре часа; звон тяжелым эхом повис в воздухе, буквально пропитанном влагой. Я стояла и смотрела на судно Ру, безмолвное, неподвижное, уткнувшееся носом в речной берег, и думала об Инес Беншарки. Оми назвала ее скорпионом, пытающимся пересечь реку верхом на быке. Но ведь в той истории скорпион утонул…
И как раз в эту минуту у меня в кармане зазвонил мобильный телефон. Я вытащила его, посмотрела на экран. Там высветился номер.
Ну, естественно! Кто еще мог позвонить в такой момент?
Разумеется, это был Ру.
Глава пятая
Вторник, 24 августа
Невозможно что-либо долго сохранять в тайне. Во всяком случае, в Ланскне точно невозможно. Я всего два дня не выходил из дома, а по деревне уже поползли слухи. И я никак не могу винить Жозефину или даже Пилу. Я знаю, что это не они. Все началось тем утром, когда ко мне в очередной раз зашел Шарль Леви, желая пожаловаться, что у него опять пропал кот.
Чуть-чуть приоткрыв дверь, я сказал ему, что плохо себя чувствую и разговаривать не в состоянии. Но на Шарля Леви подобные отговорки не действуют. Он опустился на колени прямо на пороге и принялся изливать мне душу через почтовую щель! Голос его дрожал от сдерживаемых эмоций.
— Это все она, Генриетта Муассон! Представьте, отец мой, она сманивает моего Отто! Она его кормит и называет Тати! Разве это не похищение? Ведь она обманом завлекает его к себе!
Я из-за двери спросил:
— А вам не кажется, что вы принимаете это слишком близко к сердцу?
— Но эта женщина украла моего кота, отец! Как же я могу не принимать это близко к сердцу?
Я попытался его урезонить:
— Ей просто одиноко, только и всего. А вот если бы вы попытались по-хорошему поговорить с нею…
— Но я же пытался! Однако она все отрицает! Говорит, что уже много дней никакого кота не видела. А у самой весь дом рыбой пропах!..
У меня дико болела голова. И сломанные ребра тоже. И у меня совершенно не было настроения все это выслушивать.
— Месье Леви! — заорал я из-за двери. — Разве Господь не велел нам возлюбить ближнего своего, как самого себя? Или, может, я ошибаюсь? Или, может, Он велел нам без конца жаловаться на соседей, используя для жалоб любые, даже самые безосновательные, предлоги и повсеместно сея семена разногласий? Неужели Иисус стал бы грубо ворчать на одинокую старую женщину только потому, что она время от времени подкармливает Его кота?
Снаружи была тишина. Затем в почтовую щель донесся голос: