Персиваль Кин
Шрифт:
Через несколько минут катер подошел к массе плавающих обломков, и матросы, перестав грести, начали осматривать их; заметив меня, они стали держать ко мне, подняли меня и положили в шлюпку. Я встал на ноги и хотел идти на корму, но мичман, бывший на шлюпке, сказал гребцам:
— Возьмите этого проклятого пирата на бак — не пускайте его сюда!
— Ого, мистер Ласселес, — подумал я, — так вы не узнаете меня.
Я совсем позабыл, что я черен, но один из гребцов, схватив меня за ворот, передал на бак и сказал:
— Возьмите негра; он еще молод для виселицы.
Я не счел за нужное открыться. Страсть к проказам опять родилась во мне. Видя, что
Я не мог удержаться, чтобы не сделать ему первый масонский знак, которым я учил Грина; тогда мистер Дотт изъявил сильное негодование и назвал меня дерзким мошенником. Матросы, стоявшие около нас, смеялись, но никто не узнавал меня, потому что не только лицо мое было черно, но я покрыт был с ног до головы смесью соленой воды с порохом, которая еще более препятствовала им различить мои черты.
— Привести сюда негра! — сказал старший лейтенант.
Я тотчас подошел и, приблизясь к капитану Дельмару и старшему лейтенанту, за которыми стояли все офицеры, любопытствуя знать, что я буду рассказывать.
Я приложил руку к голове за неимением шляпы и сказал: честь имею явиться, как обыкновенно говорят офицеры, приезжая на корабль.
— Боже! Этот голос!.. Кто ты? — вскричал капитан Дельмар, отступая назад.
— Мистер Кин, — отвечал я, опять прикладывая руку к голове.
Боб Кросс, стоявший со многими матросами недалеко от меня, позабыв дисциплину, подбежал ко мне и схватил меня за обе руки, смотря мне в лицо.
— Это он, капитан, это он! Ура, ура! — и все матросы кричали ура вместе с ним.
— Боже мой, так вы не взлетели на воздух? — сказал старший лейтенант, подходя ко мне. — Не ранены ли вы? Он совсем черен. Где доктор?
— Нисколько не ранен, — отвечал я.
— Пусть его возьмут вниз и осмотрят, — сказал капитан с некоторым волнением, — и если он не ранен, то пришлите его ко мне в каюту.
Капитан спустился вниз, а я стал здороваться с Доттом и другими офицерами. Казалось, что мое возвращение необыкновенно всех обрадовало. На кубрике меня осмотрели, и все удивились, что я не ранен, и еще более удивились тому, что я был черен с головы до ног, и что эту краску нельзя было смыть.
— Каким же это образом вы переменили свой цвет? — спросил старший лейтенант.
— Последние три месяца я был негром. О, это длинная история, но я пойду вместе с вами к капитану и расскажу ее.
Надев свой мундир, я пошел со старшим лейтенантом в капитанскую каюту и начал подробно рассказывать все, что со мною случилось.
Когда я кончил, мистер Гипслей вышел из каюты наверх, и я остался наедине с капитаном.
— Признаюсь, что я уже считал вас погибшим, — сказал капитан Дельмар. — Мы взяли матросов со шлюпкой на другое утро, и они донесли, что вы утонули в каюте. Бездельники! Они осмелились оставить вас.
— Они не виноваты, капитан: вода была очень высока в каюте, и я не отвечал на их оклик.
— Они окликали вас?
— Да, я слышал их сквозь сон и не отвечал им.
— Ну, я очень рад за них; но мы так уверены были в вашей потере, что я уже написал о ней вашей матушке. Странно, что уже в другой раз я напрасно опечалил ее. У вас заколдованная жизнь, мистер Кин.
— Я бы желал жить долее, чтобы
— Дай Бог, мистер Кин, — ласково отвечал капитан. — Все это время вы благородно вели себя; это приносит вам честь, и матушка ваша может гордиться вами.
— Благодарю вас, капитан, — отвечал я, восхищенный его словами, зная, что вместе с матушкою он будет также гордиться мною.
— Впрочем, в этом маскараде вы не можете еще исполнять своей обязанности по службе, — продолжал капитан. — Но я надеюсь, что краска скоро сойдет. Вы обедаете сегодня со мною; теперь ступайте к товарищам.
Поклонясь почтительно, я вышел из каюты, довольный собою, и поспешил к товарищам, пожав мимоходом руку Бобу Кроссу, который, как родной, радовался моему возвращению.
Предоставляю читателю воображать, сколько мне приходилось рассказывать наверху и в кают-компании.. Старший лейтенант не мог заставить ни одного офицера заниматься делом. Два или три дня я был самою важною особою на фрегате. После этого я мог спокойно рассказать свою историю Бобу Кроссу.
Боб Кросс, выслушав меня, сказал:
— Ну, мистер Кин, трудно сказать, к чему рожден человек прежде его смерти; но мне кажется, что вы рождены к чему-нибудь необыкновенному. Вам нет еще шестнадцати лет, а вы действовали лучше взрослого человека. Вы находились в самых затруднительных положениях и всегда счастливо выпутывались из беды. У вас старая голова на молодых плечах; вы в одно время и резвый мальчик, полный шалостей, и смелый, решительный человек. Говорят, что случай делает человека, и это сбылось над вами; но странно, что один и тот же мальчик крадет изюм у комиссара и заставляет разбойника-негра исполнять свою волю. Мы два раза считали вас на том свете, и два раза вы оживали. Теперь я скажу вам славные новости, мистер Кип; вы не знаете, как высоко ценят вас капитан и офицеры; зависть иногда ослепляет людей, и правду тогда только говорят о человеке, когда считают его мертвым. Уверяю вас, что не только офицеры, но и капитан, искренно жалели о вашей потере, и теперь капитан, верно, гордится вами. В тот самый день, как вы сюда приехали, я слышал разговор капитана с лейтенантом, и я только могу сказать вам, что ваше счастье в ваших же руках, только не подавайте вида капитану Дельмару, что знаете что-нибудь о вашем родстве с ним.
— Этого я, конечно, не сделаю, — отвечал я, — потому что он может переменить свои чувства ко мне.
— Конечно; я часто думал о вас и наблюдал за капитаном, прислушиваясь к его разговору, особенно после обеда, потому что вино лучше развязывает язык людям. Величайшим несчастьем для вас может быть то, если капитан женится и будет иметь детей. Но я часто слышал, что капитан выказывал отвращение к женитьбе и смеялся над людьми, которые хотели жениться, и я радовался за вас, мистер Персиваль. После сорока лет человек редко думает о женитьбе, а капитану, я думаю, уж около пятидесяти.
— Да; но если его брат умрет, капитан будет лордом де Версли и наследует огромное состояние. Тогда он женится, чтобы иметь наследников.
— Конечно, он может это сделать, — отвечал Кросс, — но еще Бог знает, будут ли у него дети; цыплят по осени считают. Вам остается только желать, чтобы брат его был так же крепок, как наши старые адмиралы..
— Отчего адмиралы так долго живут?
— Мне кажется, оттого же, отчего соленое мясо держится долее свежего. Морская пена сорок или пятьдесят лет омывает им лицо и платье, и, таким образом, они напитываются солью. Вы долго ли думаете ходить здесь негром?