Persona Non Grata
Шрифт:
— Вот ресторан, с красным козырьком который, — Алия указал на небольшую закусочную, занимающую первый этаж одного из домов. По соседству на клиентов охотились еще несколько маленьких ресторанов и кафе, поэтому жизнь на улице, вымощенной каменными плитами, никогда не замирала даже на миг. В питейных заведениях вообще всегда сидели люди, даже в рабочее время, что со стороны могло показаться странным, имея в виду количество безработных.
Двое собеседников сели под козырек, за один из белых пластиковых столиков, занимающих обе стороны улицы, образуя посредине тесный проход для пешеходов. Заводной женский вокал, доносившийся из радио внутри ресторанчика, растворялся в бубнящем хоре голосов посетителей за соседними столиками. Петер впервые услышал местную музыку, сев в автобус на границе Живицы, и показалась она ему довольно
— Петер, вы говядину едите?
— Да.
— Тогда я вам предлагаю отведать одно из наших самых традиционных блюд. Пальчики оближете. Потом всем в Имагинере будете рассказывать, какая в Живице потрясающая еда, — улыбнулся Маленович. — Вино или водку пьете? Водка у нас называется ракия. Советую попробовать.
— Я бы сейчас не отказался от бокала вина, Алия. Водку попробую в следующий раз, а то у меня сейчас голова не совсем свежая.
— Значит, наши исламисты успели прославиться и у вас? — начал разговор Алия.
— Да, особенно Саллех Абдулла. Он не только спонсирует террористов, но и занимается табачной контрабандой. Полиция разбила его основные имагинерские каналы, но он их, наверное, скоро опять восстановит.
— Да, несколько табачных фабрик все еще работают в Живице. Во времена социализма мы были самыми крупными экспортерами сигарет на Балканах. Табак здесь качественный растет, мы по лицензии все самые известные марки сигарет производили. Раньше фабрики были государственными, сейчас все прибрали к рукам друзья Дженана Осича. Абдулла тоже в доле с ними.
— По моим данным, Абдулла все еще находится в городе, вы об этом что-нибудь знаете, Алия?
— Да, он все еще здесь. Даже не пытается спрятаться. До его дома отсюда минут за двадцать можно доехать. Дом у него большой, с высоким забором, как крепость. Его вестлендеры прикрывают, поэтому ему не надо прятаться. И с местными властями у него хорошие отношения, он им большие деньги платит. Он еще накануне войны сюда приехал и деньги с собой привез. Начал строить так называемые культурные центры, ремонтировать мечети. С ним и много арабов приехало. Это сейчас тут столько мечетей, раньше такого не было. Их на деньги из Саудовской Аравии строят. Через Абдуллу — его люди называют его Хафизом — большие деньги проходят. У него тут есть маленькая пекарня, автомойка и пункт обмена валют. Пекарней занимается его жена — это местная мусульманка, на которой он женился, чтобы получить гражданство. Многие исламисты тоже так женились. Через обменник он прибыль от контрабанды отмывает. Вообще, он очень много способов знает, как грязные деньги сделать чистыми. На границе с Иллирией есть целая сеть обменных пунктов под контролем мафии. У Абдуллы и с ними есть хорошие связи.
— А его на допросы не вызывали? В прошлом месяце пресса сообщила, что в Живице группу террористов задержали.
— Нет, местная полиция старается с ним не связываться. Его в прошлом году задержали в связи с другой группой террористов, которая планировала теракт в городе устроить, и отвезли в полицейский участок. Он там наотрез отказался отвечать на вопросы, сказал, что работает на вестлендеров и дал полицейским телефонный номер — мне об этом знакомый в полиции рассказал. Полицейские позвонили по этому номеру и через десять минут в участок приехали вестлендерские дипломаты и начали заступаться за Абдуллу. В конце концов, его отпустили, не выдавив из него даже слова.
— А что на этот счет пишет ваша местная пресса, Алия? О связях имагинерских террористов с Абдуллой они не пишут?
— Нет, Петер, у нас тут серьезная цензура. Хозяева больших газет портить отношения с Осичем не хотят. Да и власти всячески давят на тех, кто пытается неудобные статьи писать. Мне тоже досталось. Вот видите, — Маленович приподнял рубашку и в свете электрического фонаря Сантир смог разглядеть небольшой шрам, похожий на царапину, на левой стороне его живота, — это в меня пять лет назад выстрелили за то, что я писал о коррупции в партии Осича. Я тогда смог увернуться, повезло. Только царапина осталась. И про исламистов пишу, они тоже угрожали, а как увидели, что на меня это не действует, под мою машину бомбу заложили. Тогда тоже обошлось — бомба не взорвалась.
— Вы не думали уехать, Алия? Вам бы наверняка дали политическое убежище.
— Куда мне уезжать? Чему быть, того не миновать, я так думаю. Я ведь войну своими глазами видел, так что ни пули, ни взрывы меня уже давно не пугают. Вам ведь, наверное, тоже угрожают, но вы все равно не бросаете свою работу?
— Ну, таких приключений, как у вас, у меня пока не было, тьфу-тьфу-тьфу. На меня оказывают давление другим способом — давят цензурой. С телевидением и большими газетами мне не тягаться.
— Вот видите. Но это вас не останавливает, вы все равно идете своей дорогой. Мой отец любил часто повторять: «Тот, кто знает правду, но молчит, в сто раз хуже того, кто лжет». Я следую этому принципу и стараюсь не молчать, — Маленович снова добродушно улыбнулся.
— Выходит, что я придерживаюсь того же принципа. Хотя мне, все-таки, работать немного легче, чем вам, — Петер тоже ответил улыбкой.
— У нас тут Балканы, мы не привыкли к легким делам, — засмеялся Алия.
В этот момент официантка — молодая черноволосая девушка — принесла тарелки с заказанными блюдами и глиняный кувшин домашнего красного вина. Перед Петером, проголодавшимся после утомительного путешествия, девушка поставила большую тарелку с дымящимися жареными колбасками, луком, петрушкой и сметаной. К этому яству прилагались круглый плоский хлеб и салат из маринованных овощей. У каждого блюда было свое название, но как ни пытался Сантир произнести правильно хотя бы одно из них, у него ничего не получилось, что искренне позабавило его собеседника.
— Алия, а что ваше правительство предпринимает против исламистов? — с аппетитом разжевывая кусок жареного мяса, спросил имагинерский журналист.
— Честно говоря, ничего. Время от времени кого-нибудь арестовывают и выдают иностранным государствам, закрывают организации, которые финансируют радикалов, но это ничего не меняет. Одну организацию как закроют, на ее месте появляются две новые. Арабские страны доллары на ислам не жалеют, правительство договорилось с ними, что они будут вкладывать деньги в восстановление жилья. В мечетях даже раздают деньги тем, кто надевает хиджаб [13] и отращивает длинную бороду. У нас высокая безработица, поэтому желающих за деньги стать верующими, хватает. Власти на это смотрят сквозь пальцы. Это от Дженара Ибрагимовича все пошло — он придумал их сюда впустить. А исламисты отсюда уезжать не хотят — тут горы, как в Швейцарии, зелень, вода, Западная Европа под боком. Кому охота в пустыню возвращаться. Во времена социализма у нас никто про религию и не вспоминал. Если только в кабаках, за рюмкой ракии. Платки только бабки в деревнях носили. На окраине города несколько бывших моджахедов сейчас магазинчики держат и продают хиджабы, паранджи и всякие другие восточные атрибуты. Как пришли девяностые, так и начался этот религиозно-националистический кавардак. У меня, например, мать мусульманка, а отец — мизиец. Получается, что я свой среди чужих, чужой среди своих. Так Живица и разделилась пополам — мусульмане и иллирийцы по одну сторону, мизийцы — по другую. Иллирийцы не очень хотят жить вместе с мусульманами в общем государстве, не говоря уже об исторической ненависти между мизийцами и иллирийцами. Мы тут, как в осином гнезде. И это осиное гнездо сторожит Европейский союз. Они нам и гимн придумали, и флаг — тоже синего и желтого цвета, со звездами. Причем, парламент Живицы подчиняется Верховному Представителю Евросоюза, которого мы не выбираем. Он может свободно отменять законы, увольнять депутатов и министров, а если захочет — весь парламент может распустить. Вот какую демократию нам навязали. И стерегут эту демократию тысяч двадцать натовских солдат.
13
хиджаб (араб. — покрывало) — одежда, полностью покрывающая тело, соответствующая нормам Шариата
— А кроме Пожарины в Живице есть другие крупные базы террористов?
— Есть, да. Я знаю как минимум три таких базы. Они находятся в горах, подальше от любопытных глаз. В одну из таких баз весной этого года один журналист из Франции пытался попасть и сделать репортаж, так его еще на въезде бородачи остановили и посоветовали возвращаться обратно, пока живой. Они там хорошо вооружены, готовят боевиков. По моим данным, только в этом году в Чечню они успели отправить человек десять.
— Я знаю, и что из Копродины в Чечню тоже едут наемники.