Персона нон грата
Шрифт:
– Стас, он назвался вашим вечным должником…
Нестеров пожал плечами…
– Это явное преувеличение. В последний год моей службы в полиции, в Департаменте по борьбе с оргпреступностью, я и мои коллеги занимались этой бандой отморозков. В конечном итоге мы их повязали. Из одного из них я вышиб правду о том, где были захоронены их жертвы, в том числе и близкие Харона. После опознания его жену и сына перезахоронили на этом кладбище…
О том, что он был единственным, кто посещал Харона в больнице для душевнобольных и приносил ему передачи – Стас приходил к нему раз в месяц, – рассказывать Головиной он не стал.
– Ходят слухи, что Харон общается с мертвыми душами, – после паузы сказал Нестеров. – Не знаю, так это или нет… Родственники тех, у кого пропали близкие, потеряв доверие к официальным органам, частенько обращаются за помощью к Харону. Зачастую он единственный может сказать, жив или мертв тот или иной человек… И, как ни странно покажется, я что-то не слышал, чтобы он хоть раз кому-то выдал ошибочную информацию…
В одном из окон пристройки, рядом с входной дверью, вспыхнул электрический свет. А еще через несколько секунд на свежий воздух вышел и сам Харон.
– Проходите в дом, – произнес он. – Тадас сказал, что если у вас есть при себе деньги, он согласен с вами говорить.
Сразу за дверью, в коридоре, их встретил невысокий мужичок лет сорока, коренастый, с длинными, почти до колен руками, с неряшливой спутанной бородой и мохнатыми бровями, из-под которых на ночных визитеров изучающе смотрели болотного цвета, с красными прожилками, глубоко посаженные глаза.
Переведя взгляд на Нестерова, он сказал ему по-литовски, что говорить будет только с ним, а «Мергина» пусть обождет на улице или же может расположиться в другой комнате.
В крохотном помещении, где кроме стола, двух шатких стульев и массивного холодильника более ничего не было, пахло, как и во всем этом строении восковыми свечами, древесной доской и лаком, хвоей и наверченными на проволоку бумажными цветами…
– Побудьте пока здесь, – шепнул своей спутнице Нестеров. – А я попробую с ним сторговаться…
Как и Харону, Стас прежде всего показал хозяину, с которым они устроились в комнате больших размеров, фотографию Сергачева.
Результат оказался тот же: несмотря на обещание Стаса выплатить крупное вознаграждение за любые сведения о судьбе изображенного на фото человека, местный похоронных дел мастер отрицательно покачал головой.
– Харон сказал мне, что вас интересует тот парень-самоубийца, которого похоронили здесь три недели назад.
– Да, в том числе и он, – кивнул Нестеров.
Стас, правильно истолковав выражение лица хозяина, показал ему – для начала торга – две сотенные купюры.
– Не-е-е… – опять покачал головой кладбищенский знаток. – Так дела не будет.
– Вот если б ты, Тадас, про того мужика мне что-нибудь сказал, что на фото, я б тебе хорошую пачку «зелени» презентовал… Пойми, мне этот твой самоубийца нужен постольку-поскольку… Ладно… сколько ты хочешь?
Мужик поскреб своей огромной, как лопата, ладонью затылок, после чего наконец огласил свою ставку:
– Плати тыщу баксов! Тут дело темное… страшное… за меньше я тебе ничего не скажу.
Стас бросил на него задумчивый взгляд. Деньги были чужие, клиентки, но все равно жаль их отдавать этой падали, могильному червю. Можно, конечно, взять его за бороду, треснуть башкой о стену, потом, приставив к виску ствол пистолета, потребовать у него нужные сведения в обмен не на бабки, а на его собственную жизнь… Но Стас всегда придерживался принципа, что там, где можно обойтись без насилия и решить вопрос за небольшие, в сущности, деньги – лучше заплатить.
Поэтому бить смертным боем он эту кладбищенскую крысу не стал, а, похвалив себя за точный расчет – ведь он взял у клиентки на эти цели в аккурат нужную сумму, – достал из кармана еще три зеленоватые купюры.
– Я готов заплатить пятьсот баксов, Тадас, – твердо заявил визитер. – Это последняя цена! Кто приговорил этого парня, ты все равно не знаешь. А все остальное, что ты можешь мне сказать, вряд ли стоит даже этих пяти сотен…
Хозяин уставился на купюры, которые зажал в ладони его ночной гость.
Так они сидели примерно с полминуты. Наконец литовец качнулся вперед и даже протянул руку за деньгами…
Но как раз в этот момент, прежде чем деньги перекочевали к нему, снаружи кто-то громко забарабанил в оконную раму…
Лицо хозяина, и без того бледное и одутловатое, стало иссиня-белым, как у покойника.
– О-о, черт! – простонал он. – Только этого мне не хватало…
– Что это еще за ночные гости? – насторожился Нестеров. – Кто такие?
– Тихо! – полушепотом сказал хозяин. – Оставайся тут! Я узнаю, что им нужно…
Тадас выскочил из комнаты, и в эту же секунду повеяло сквозняком: кто-то снаружи вошел в строение, благо входная дверь оказалась незапертой.
Нестеров поднялся со стула, переместился к двери, за которой был коридор… Отработанным движением расстегнул наплечную кобуру…
Потянув пистолет за рукоятку, извлек его из кобуры и переложил в боковой карман куртки… Удерживая правую руку с пистолетом в кармане, прислонился плечом к дверному косяку и стал ожидать дальнейшего развития событий.
А события эти не заставили себя ждать.
– Ты че не спишь, Тадас? – долетел из коридора мужской голос, показавшийся ему смутно знакомым. – Или бабу себе наконец завел?
– Да так… бессонница… А ты че, Макс, по делу какому сюда приехал?
– Ну не водку же с тобой жрать! – хохотнул ночной гость. – Когда это я к тебе без дела приезжал… Слушай сюда, Тадас… Надо одного жмура в хорошее место определить… Но не так, чтобы навсегда, а на каких-то пару недель. Прикинь, где его у вас можно прикопать… А еще лучше, в каком-нибудь склепе приныкать, но так, чтоб кто-нибудь случайно на него не наткнулся.