Персональный детектив
Шрифт:
– Про нас это название, – еле слышно сказала она Гальдгольму. – Про нас рассказал водила, про наш День Гнева. Нам от того дня не убежать, милый Гальдгольм.
Хазен крепко обнял жену и поцеловал в холодные губы. Таина в ответ зажмурила глаза и затаила дыхание, но Хазен ничего не сказал.
У Дня Гнева была единственная полноценная планета. Как бы в пику необычному названию солнца, а может быть, и действительно в пику, ее имя было самым стандартным из всех стандартных – Терция. Три ее города, разнесенных по разным континентам, были, по утверждению Хазена, похожи друг на друга, как три капли воды. Невозможная пыль, ратуша в центре, окруженная приземистыми официальными
Хазеновский фамильный особняк от этого стандарта не отходил, разве что был на этаж выше. Таина, много лет прожившая с Хазеном, никогда прежде здесь не бывала, даже наездом. С первого же шага на Терции (местные звали планету мягче – Терсиа) на нее навалилась душная, физически ощущаемая скука. Наверное, из-за этой скуки Хазен и не желал привозить ее сюда. Таине же, наоборот, она понравилась.
Особняк – это сразу поразило Таину – был необычайно древен. Сложен из коричневого гладкого камня, причем настоящего. Вообще, там не было почти ничего искусственного. Двери не распадались, не разнимались, а распахивались, нежно поскрипывая на плохо смазанных петлях. Позади главного дома стоял огромный и, видимо, давно заброшенный ракетный сарай. К счастью, домашний интеллектор «Шемми», с которым взбудораженный Хазен так и не удосужился познакомить Таину, работал хорошо – и дом, и садик (три окультуренных ацидоберезы и вековая северная пальма посередине, обсаженные фигурно вырезанными кустами мелколистного акствамариска) были прекрасно ухожены и источали уют. Чудесным образом пыль с улицы на участок Хазена не проникала.
Все еще встревоженная легендой о Дне Гнева, Таина уселась в гостиной напротив окна, выходящего на улицу и бассейн.
– Осталось только одно дело, – заявила она Хазену. – Мы зря так уехали. Нужно было сначала окончательно решить с Кублахом. Рано или поздно он здесь появится.
Хазен посмотрел на свои кулаки и мысленно перебрал коллекцию оружия, развешанного по стенам соседней комнаты.
– Пусть появляется. Встретим. Хотя я думаю, что в такой глухомани он нас разыщет очень нескоро.
– Он нас разыщет скорей, чем ты думаешь.
Кублах разыскал их скорее, чем думала даже Таина.
Он разъяренно ворвался во двор, походя отбросил в сторону «Шемми», тут же истошно заголосившего, и забарабанил кулаками в запертую дверь.
– Хазен, сволочь, открывай! Я знаю, вы здесь прячетесь!
Таина, сидевшая на своем наблюдательном посту, но Кублаха прозевавшая, испуганно вскрикнула и вскочила с места.
– Не надо, не иди, я сама с ним поговорю! – выдохнула она.
– Нет, – ответил Хазен.
Он повертел в руках приготовленный для такого случая скваркохиггс, отложил в сторону и, солидно крякнув, начал спускаться по лестнице. Внизу бесновался Кублах.
– Открывай! Я разнесу в щепки твою проклятую дверь!
– Гальдгольм! Не надо!
Хазен открыл дверь.
– Ты быстро, – тихо произнес он, стоя в проходе.
Кублах не слышал Хазена. Ему мешал грохот его собственного сердца.
Он что-то неразборчиво рыкнул и бросился на соперника. Тут же наткнулся на мощный кулак, отлетел в сторону, упал, ударившись затылком, но мгновенно вскочил и снова ринулся в бой.
Так повторилось несколько раз. Хазен, не меняя позы, стоял в дверях, спокойный, собранный – ни гнева, ни даже стали не замечалось в его взгляде, только
Каждый удар его был оглушителен, но, казалось, только прибавлял Кублаху ярости. Правда, где-то на самом дне ярости тоненько бренчал колокольчик испуга. Уж слишком железны были удары, слишком сильно выбивали сознание каждый раз, в нормальном состоянии Кублах не выдержал бы и одного.
И он прекрасно понимал – опять-таки на самом дне ярости, – что и в этом его нечеловеческом, невменяемом состоянии число ударов, после которых он способен вставать на ноги, очень даже ограничено.
После пятого или шестого падения Кублах по-прежнему резво вспрыгнул на ноги, но с атакой долю секунды повременил. Его затуманенное сознание все так же было охвачено бешенством и звало в немедленный бой, но колокольчик испуга призывал хотя бы на миг остановиться и подумать, что делать дальше, чтоб победить.
Размышления, как было сказано выше, заняли у Кублаха всего лишь долю секунды, и Хазен эту долю с удовлетворением про себя отметил: он уже утомился ролью кулачного бойца, и к тому же стойкость Кублаха его донельзя раздражала. Он был готов уже на что угодно, лишь бы закончить схватку. Он чувствовал: еще две-три таких атаки, и он непременно отбросит джентльменский стиль защиты, сам ринется в нападение, а там уж будет драться до полного уничтожения Таининого любовничка. И неважно, что подумает, скажет или сделает жена. Уж очень был Хазен на Кублаха разозлен.
Однако разозленность Хазена не шла ни в какое сравнение с яростью Кублаха, здесь Гальдгольм своего противника недооценил. За ту самую долю секунды Кублах решил переменить тактику (это следовало сделать сразу же после первого падения, но просто в голову не пришло). «Я же джокер и должен этим воспользоваться», – вот что сказал он себе тогда.
Персональный детектив по определению может воздействовать только на своего подопечного. Это аксиома. Однако в напряженные времена (никто не знает, почему так) он может воздействовать и на кого-то другого. Я не имею в виду Импульс или Крик – мощный звуковой удар (там не только ультразвук, туда вдобавок примешано электромагнитное излучение и еще что-то), на который в принципе способны многие люди, но который только персональные детективы путем особых тренировок способны многократно усилить. Я имею в виду воздействие джокера на джокер-приемник, но… без джокер-приемника! Иначе говоря, власть персонального детектива над посторонним человеком, пусть даже и не в полную силу, а всего лишь слабой тенью. Специалисты самым искренним и категорическим образом существование этого феномена отрицают. Джокеры в него верят, хотя на джокер-курсах Кублах не встретил ни одного, кто бы мог похвастаться личным опытом по этой части. Люди, к институции ПД никакого отношения не имеющие, во власть джокера над каждым, кто ему встретится, верят свято.
– Я же джокер! – сказал себе Кублах и преобразился. Теперь это был не бык, в слепом бешенстве бьющийся головой о каменную ограду, теперь это был матадор, готовящийся к заключительному удару. Импульс здесь не подходил, не было времени на подготовку, но Кублах даже не подумал об Импульсе.
Он не помчался, как обычно, на Хазена, а быстрым шагом пошел, сосредотачивая взгляд и заставляя себя представить, что это не Хазен, а Дон.
– Не двигаться! – зычно скомандовал он, и по тембру голоса Хазен с ужасом понял, что на него идет сам персональный детектив. Он парализованно замер и тут же, как подрубленный, свалился от резкого удара в лицо.