Перстень альвов, кн. 2: Пробуждение валькирии
Шрифт:
И мало-помалу из голосов кружащейся вселенной выделился знакомый мягкий голос. Эйра, бесчувственно сидя на лежанке и глядя в медленно тлеющий огонь, слушала его, как голос собственной души, заблудившейся во времени и пространстве:
Девять поколений сменилось с тех пор, как мы пришли на эту землю. Давно умерли те, кто видел потоки раскаленной лавы, сжигавшей нашу древнюю родину, столбы подземного огня, облака пепла, затмившие небо. Умерли и те, кто слышал об этом от отцов и дедов. Я сложила об этом песнь, и теперь только она может рассказать ныне живущим, что толкнуло их предков в путь через море:
ВНо язык наш так перемешался с языком островов, что теперь, когда я пою эту песню молодым, мне приходится толковать им почти половину слов. Этому нечего дивиться: ведь у большинства из них матери – островитянки, и дети их рождаются смуглыми и темноглазыми. Каждый из наших мужчин имеет по несколько младших жен с островов, и только старшая берется чистой крови. Она носит белое головное покрывало, как было принято в нашей погибшей земле, и ее называют «фриа витенслойя» – «госпожа белого покрывала».
Из тех, кто помнил ту землю, осталась только одна я. Мои ровесники, дети и внуки моих ровесников стареют и умирают, и только я все живу в белокаменном храме, куда однажды позвала меня Атена Метиа, и остаюсь точно такой же, как в тот день, когда я впервые переступила его порог. Богиня даровала мне бессмертие, хотя я не просила ее о нем. Боги лучше знают, как распределить свои дары. Наши люди говорят, что сама богиня возродилась во мне, но я не думаю, что это правда. Если бы в меня вошел дух богини, откуда же тогда во мне эта тоска по моей, теперь уже только моей, древней и погибшей земле? Эта теплая страна, что видна со ступеней храма, прекрасна, зеленая под ярко-голубым небом, но мне все острее и больнее вспоминается та, другая. Та, где были серые гранитные скалы, где прозрачные горные ручьи бежали по крутым склонам и срывались прямо в море, где вода отражала цвет неба – то голубоватый, то серый, а скалистые черные горы на закате напоминали головы великанов…
Но я не должна уходить туда даже мысленно. Здесь, куда мы пришли, слишком много тайн, которые еще ждут нас. Они ждут, как веками ждал солнечный бог Гелион в черном подземном провале храма, откуда мы достали его, чтобы белый мрамор его чела и золото венца наконец засияли под лучами его небесного воплощения. Человеческий век слишком мал для того, чтобы познать все то, что досталось ему в наследство. Потому я и должна жить, жить бесконечно, и каждая строчка золотых пластинок, которые я разбираю и пересказываю, – это новый корень, который мой народ пускает в Землю Ушедших.
И если я когда-нибудь все-таки умру, это будет означать, что земля Каменных Богов стала нашей…
Эйра подтянула ноги, свернулась на шкуре, покрывавшей лежанку, и незаметно для себя погрузилась в спокойный тихий сон. Смерть перестала пугать ее, в будущем забрезжил тихий ясный свет, и душа пошла на этот свет, туда, где всегда есть место надежде.
Хельги эта ночь тоже показалась длинной. Вигмар и прочие вожди квиттов ждали его неподалеку, в усадьбе Золотой Ручей, от которой фьялли спешно оттянулись к Каменному Кабану. Когда Хельги
– Лучше заплатить им сталью, чем кровью, – сказал он. – Сейчас нам важнее всего добиться, чтобы они оставили наши дома. Моя дочь и мои внуки в горе, и я хочу, чтобы они скорее увидели солнечный свет! В другой раз фьялли не застанут нас врасплох и нам не придется выламывать двери собственного дома! Пусть будет так! Хельги ярл – отличный боец, достойнейший соперник, которого мы можем предложить Торбранду. Он знатнее любого из нас, ему покровительствует Один. Его мать – квиттинка, удача будет с ним в битве за свободу ее родины.
– Но этот меч… – с сомнением напомнил Ормульв Точило. Он не верил, что хоть кто-то одолеет Торбранда с Драконом Битвы, но предлагать вместо Хельги себя или кого-то из квиттов не хотел.
– Я знаю свойства этого меча, – сказал Хельги. – Пусть никто не думает, что я сделал этот вызов с закрытыми глазами. Но еще я знаю, что нет человека сильнее судьбы. Если я буду побежден, поражение от такого соперника не опозорит меня.
– Я не ясновидящий, но что-то подсказывает мне, что твоя удача окажется сильнее, – сказал Вигмар. – Об этом нам сказала Дева Молний. Ты молод, Хельги ярл. А у Торбранда слишком много позади. Он исчерпал свою удачу.
Перед поединком Хельги нужно было побыть одному и поговорить с богами. Ему выделили маленький спальный покойчик, где ночевали обычно Тьодольв и Мальтруда (спавшая сейчас на моховой подстилке поверх каменного ложа в Пещере Черепа). Вигмар проводил его и хотел уже уйти, но Хельги попросил его еще немного задержаться. Вигмар сел на лежанку.
– Я хочу сказать тебе несколько слов о моем будущем… если Один дарует мне будущее на земле, – начал Хельги. – Я давно знал, что… Я не хотел говорить об этом преждевременно, но теперь время пришло.
– Ты хочешь говорить о моей дочери? – проницательно спросил Вигмар.
В самом деле, время пришло! Он давно уже думал об отношении Хельги к Альдоне. Принимая такое большое участие в делах квиттов, тот совсем не говорил о невесте, которая, казалось бы, привязывала его к этому племени и должна была занимать его больше всех остальных. Конечно, сейчас, когда впереди ждали битвы, а невеста пряталась в недоступных недрах горы, говорить о свадьбе еще рано, но все же это равнодушие неприятно задевало Вигмара. И в то же время оно успокаивало: ему вовсе не хотелось торопить свое расставание с Альдоной, особенно теперь, после всего пережитого. Он хотел поскорее найти ее, но не для того, чтобы немедленно отдать жениху и отправить в Слэттенланд, после чего они не скоро увидятся!
– Если ты помнишь наш уговор, ты знаешь, что наше обручение нельзя было считать состоявшимся, пока не будут получены подарки от моего рода, – напомнил Хельги. Он держался спокойно и был тверд в своих намерениях, но все же опасался, что Вигмар плохо примет его новости. – Подарки были отправлены, но Бергвид перехватил их. И перстень альвов, который моя мать принесла мне для моей невесты, не попал к твоей дочери. Моя мать сказала мне на кургане, что этот перстень достанется той, которая предназначена для меня судьбой. Тогда я тоже думал, что она говорит о твоей дочери. Твоя дочь – солнце дома, она красива, разумна, учтива и могла бы сделать честь роду конунгов. Но судьба рассудила иначе. Мой перстень попал к другой девушке. И я не могу спорить с судьбой, которая указала мне иной выбор.