Перстень Андрея Первозванного

Арсеньева Елена

Альбина почувствовала, как у нее поднимаются брови. Как ни было страшно, изумление пересилило сейчас все другие чувства. Та странная пациентка исчезла? Почему? Да, ведь она чего-то боялась, просила помочь… Но почему этот кошмарный, как его, Вольт, решил, будто Альбина и тетя Галя что-то об этом знают?

– Гляделки подбери, – посоветовал Вольт, мельком посмотрев на Альбину. – Хватит рожи корчить и девочку строить. Быстро: где Хи… где та баба?

Альбина слабо качнула головой – и тотчас горло больно, до хрипа перехватила чья-то рука. Наиль! Подступил сзади, зажал под сгиб локтя, сильно, умело пережимая дыхание. Другая рука вкрадчиво поползла по затылку, спустилась на шею…

«Он хочет сломать мне шею!»

Панический ужас заставил забиться, выхрипеть:

– Не знаю, я ничего не знаю!

– Очень может быть, – задумчиво согласился Вольт. – Отпусти ее, Наиль… пока. Мне тоже кажется, что основной источник информации – тетушка.

Тетя Галя уставилась на него расширенными, выбеленными страхом глазами, тиская у горла ворот линялого халата. С трудом шевельнулись губы:

– Нет, нет…

– Ну как же – нет? – укоризненно спросил Вольт. – Привезли к вам раненую, в чем была, одежду ее заперли в кладовой. Не могла же она по морозу в одной рубахе, босиком сбежать! Кто-то ведь должен был ей помочь. Дать одежду, обувь, вывести из больницы. Больше некому, кроме тебя. Некому!

Альбина, с трудом восстанавливая дыхание, смахнула ладонью внезапно наплывшие слезы.

Лицо тети Гали, белое впрозелень, искажал страх, и все-таки… и все-таки что-то особенное было в этой дрожи расплывшихся, сизых губ, в затравленном, мечущемся взгляде.

«Неужели это правда? Но зачем ей?.. Нет, быть не может! Ужасный риск! Узнали бы – выгнали с работы. Нет, не может быть. Тетя Галя пошла бы на такое только за большие деньги, а откуда деньги у той… у того? И все-таки она это сделала, и Вольт чувствует, что прав!»

– Я вам одну историю расскажу, – своим неторопливым, глуховатым голосом проронил из-под платка Вольт и чуть откинулся в кресле, так что тень от серванта совсем скрыла его лицо. – Ну и жарища здесь!.. Есть такой городок на свете – Котлас. Знаменит он своей пересылкой. Пересыльной тюрьмой, значит. Да хотя какая там тюрьма: кусок земли, разгороженный заборами на клетки, почти и без крыши. В зимний день помирало в этом санатории до пятидесяти человек, так что носилок не хватало – трупы в морг таскать. И вот как-то раз очередной страдалец копыта откинул. Вертухай послал за врачом, а морду трупа бушлатом прикрыл милосердно. И сыскался тут один ушлый паренек: сволок жмурика с нар и сунул на свои, а сам занял его насиженное место, прикрывшись тем же бушлатом. Правда, что ловкий парнишка оказался: выбрал день, когда тюремный врач с простудой слег, а к мертвякам посылали фельдшера, мотавшего срок за хищение медикаментов. Фельдшер даже пульс не щупал: велел санитарам грузить тело на носилки и волочь к моргу. Конечно, это было не то место, где хочется задержаться надолго. С соседями не больно-то за жизнь покалякаешь! Оглядевшись, беглец нашел грязный халат, забытый каким-то санитаром, и, затаившись среди ледяных жмуриков, стал ждать, когда кто-нибудь придет. Санитары пришли, приволокли очередного насельника в это теплое местечко, а наш приятель – фью! – из морга. И пошел бродить по зоне в своем маскхалате, ища, где бы форсировать заграждение. Но только, чтобы вы знали, Котласская пересылка – не то место, откуда вот так, запросто, можно через забор сбежать. И, побродив час-другой, выбросил наш дурень халат и сдался охране. Конечно, вертухаи отвели на нем душу, поточили об него кулачищи, но он клялся и божился, что и сам не знает, как очутился в морге. Валялся, мол, в камере без сознания, вдруг очнулся… мама родная!..

Тетя Галя громко сглотнула. Ее лицо обвисло мертвенно-бледными старческими складками. Глаза застыли.

Альбина стиснула руки в кулаки, удерживая слезы.

«Боже ты мой! Та женщина, которая умерла… Неужели и правда тетя Галя решилась на подмену? Но как мог угадать Вольт? Ну, предположим, пришел в больницу, разыскивая ту раненую, а в отделении шум, крик: обнаружен побег. Теоретически это возможно, конечно… И тетя Галя не так уж рисковала: ведь раненая как бы и сама могла до такого додуматься. Хотя верно: кто-то должен был дать ей одежду, приют. Но здесь ее нет, это ясно, они сами видели. И вряд ли она, даже скрывшись с помощью тети Гали, оставила ей свой адрес!»

– Штука вот какая, – с прежним спокойствием проговорил Вольт. – Я совершенно точно знаю, что этой сучке, из мужика переделанной, совершенно некуда податься – тем паче в полуголом виде. В Москве у нее никого нет. Значит, вы сговорились, – взгляд уперся в тетю Галю, и та слабо взвизгнула, – что не только поможете сбежать, но и приютите ее. Здесь никого нет, я проверил. Разве что под кроватью прячется, но это вряд ли. Впрочем, поглядим.

Он слегка свесился с кресла, но тотчас разогнулся и брезгливо проронил:

– Я так и думал – одна пыль.

Тетя Галя громко вздохнула. Наиль за спиной Альбины переступил с ноги на ногу. Вольт взглянул на него исподлобья и кивнул.

Наиль шагнул вперед и толкнул тетю Галю к стене. Зажав рот, осыпал короткими, но сильными ударами ее грудь и живот, а когда остановился, тетя Галя скользнула по стене и сгорбилась на полу, громко, со всхлипом переводя дух и тяжело отхаркивая кровавые сгустки.

– Беда в том, что будет еще хуже, – раздраженно сказал незнакомец. – Ох, ну и парилка у вас здесь! Долго я такого не выдержу. То есть времени на всякие к вам деликатные подходы у меня нет. И с каждой минутой у вас остается все меньше шансов выйти из этой ситуации не то что целыми и невредимыми, но хотя бы живыми. Вы способны понять, что вас будут бить до тех пор, пока не скажете, где эта чертова кукла?

Он встал и наклонился над тетей Галей:

– Дура, себя не жалеешь, так девицу пожалей. Представляешь, что с ней будет, когда Наиль ее во все дырки отдерет – на твоих, между прочим, глазах? А тебя в кашу измолотит. А утюжок горяченький на пузо – тебе как, понравится?

И внезапно сорвался на крик:

– Говори, говори, тварюга! Денег думаешь огрести? Что бы она ни наобещала тебе, это вранье, потому что нет у нее ничего, кроме перстня, а он мой, мой! Я за ним пришел!.. Наиль!

Наиль послушно сгреб тетю Галю с пола и, размахнувшись, ударил в лицо.

Та не вскрикнула. Крик ужаса вырвался у Альбины, увидевшей, как нелепо-невесомо пролетела тетка через комнату, врезавшись затылком в угол серванта. На миг замерла с вытаращенными глазами и широко открытым ртом, потом, будто в ногах вмиг исчезли кости, резко села на пол, мелко-мелко забив головой о шкаф.

«Что она делает, ей же больно?» – с ужасом подумала Альбина – и в голове воцарилась ослепительная пустота, стоило ей увидеть, как широкая лента крови хлынула из тети- Галиного рта, как закатились глаза… а потом вздрагивающее тело мягко опустилось на пол и замерло бесформенной кучей.

Альбина впилась зубами в край ладони. Сердце зашлось, ноги подкосились.

Что-то больно вздернуло ее за руку, не дав упасть.

Наиль! Сейчас он ударит ее, как тетю Галю, и тоже убьет!

– Мурло! – с отвращением сказал Вольт. – Козел ты подзаборный, что ж ты мне натворил, мудила? Это же не Рогачов какой-нибудь, на ком же ты жабу выместил, а?

Наиль молчал, нервно притопывая. Рука, державшая Альбину, тряслась, и та тоже тряслась.

– Отморозок, хоть эту не придави, бычара! – рявкнул Вольт.