Перстень Царя Соломона
Шрифт:
– Так ведь он иначе считает – будто умнее всех прочих, а остальные так, холопы. Возьмет да решит, будто и впрямь без всех обойдется – и без Васильева, и даже без тебя,- попробовал я опустить Висковатого на землю – слишком высоко он вскинул свою бороденку, но вызвал обратную реакцию.
Из моих слов Иван Михайлович уловил лишь одно – «холопы», которое возмутило его До глубины души. Он даже не поленился слазить в стоящий позади небольшой шкафчик и извлечь из него переплетенную в алый бархат тоненькую книжицу. Протянув ее мне, он возмущенно заметил:
– Сам чти. Здесь все о нашем роде: и откуда пошел, и как моих пращуров величали,- Не дожидаясь, пока я ее раскрою, он принялся цитировать – судя по всему, текст он помнил назубок: – «В лето 6706' князь Ширинской Бахмет, Устинов сын, пришел из Большой Орды в Мещеру, и Мещеру воевал, и засел ее, и в Мещере родился у него сын Беклемиш. И крестился Беклемиш, а во крещении имя ему князь Михайло, и в Андреевом городке поставил храм Преображения господа нашего Исуса Христа и с собой крестил многих людей. Внук же его, Юрьи Федорович, пришед из Мещеры к великому князю Дмитрею Ивановичу со своим полком, и пошед с ним на Дон, и не от- ступиша пред погаными, но яко вепрь яро разиша басурман безбожнаго царя Мамая, понеже дух не испустиша от ран тяжких». А ведомо ли тебе, синьор Константино,- все больше распалялся он,- что и сын Юрьи князь Александр, и сын Ляксандры Константин, и сын Константина Семен, прозванный за великий ум Долгой Бородой, и далее сызнова Юрьи, а опосля него дед мой Дмитрей, все честно служили московским господарям, а коль была в том нужда, то и живота своего не щадили?!
Он наконец угомонился и, тяжело дыша, уставился на меня. Надо было как-то реагировать, не зря же человек столько времени надрывался. В этот момент он мне явно кого-то напоминал. Ну точно.
«Все в джунглях знали Багиру, и никто не захотел бы становиться ей поперек дороги, ибо она была хитра, как Табаки, отважна, как дикий буйвол, и бесстрашна, как раненый слон. Зато голос у нее был сладок, как дикий мед…»
Да, примерно так. Только все это до поры до времени. Суровы джунгли, и как бы ни была сильна Багира, но с Шер-Ханом ей тягаться не стоит. Только не говорить же об этом напрямик.
Пришлось в удивлении мотать головой, восхищаясь древностью рода и признавая неоценимые заслуги его предков в деле борьбы против татар. На всякий случай я даже заметил, что клан Монтекки хоть и считается одним из самых древних в Риме, но таких заслуг отнюдь не имеет, отсчитывая свое начало всего-то с тысяча триста пятьдесят второго года – жалких двести лет назад.
– То-то,- назидательно заметил дьяк и шумно отхлебнул из своего кубка, после чего вновь продолжил, но уже гораздо тише и спокойнее: – Правда, оскудел наш род, да и батюшка мой, князь Михайла Дмитриевич, коего и прозвали Висковатой, из молодших сынов бысть, но титла князей Мещерских все одно никуда не делась. И мы, его сыны, о том не забываем. И я помню, и братец мой, Иван Меньшой, и Третьяк. Помним и почитаем. А что я с подьячих начинал – то мне никто в попрек не поставит. По отечеству, за одни заслуги пращуров боярскую шапку заполучить – невелика доблесть, а вот с самых низов начать да так себя показать, чтоб из всех больших набольшим стать – оно поболе почет будет. Тот же Посольский приказ взять – моя заслуга. Когда я туда пришел, а тому уж, почитай, три десятка лет сполнилось, изба избой была. Нужные свитки седмицами искали – ни порядка тебе, ни уважения. А теперь взять – небо и земля, ежели с прежним равнять. И брат мой, Иван Меньшой, хошь и не в заглавных в Разбойной избе ходит, но и не из последних.
Бона яко лихо он твово холопа ослобонил, а ведь всего-то две седмицы прошло.
– За то тебе низкий поклон, – вежливо поблагодарил я еще раз.- И тебе и ему.
Андрюха действительно уцелел, хотя досталось ему изрядно. В тот день, когда я заполучил своего холопа обратно, самостоятельно передвигаться он мог, но с трудом. Травницу отыскали довольно-таки быстро, но та была стара и далеко из своего дома не выходила, а проживала аж в Замоскворечье. Пришлось договариваться с бойкой упитанной пирожницей Глафирой, жившей напротив. Одинокая вдова-толстушка моментально согласилась сдать уголок болезному, но при этом так плотоядно поглядывала на Апостола, что можно было смело утверждать – главные испытания ждут Андрюху не во время болезни, а по выздоровлении. Если, конечно, у разомлевшей вдовушки хватит терпения дождаться этого самого выздоровления.
Ну и ладно. «Пустяки, дело-то житейское»,- как говаривал небезызвестный Карлсон. В конце-то концов, он хоть и Андрей, но не Первозванный. Не беда, если и оскоромится. Лишь бы она его не придавила, а остальное мелочи…
– И впрямь здорово выручил,- заметил я Висковатому.
– Ежели хошь знать, так мой Ванька давно бы в голове Разбойной избы встал, если бы не внук конного барышника.
– Кто? – не понял я.
– Да я про Ваську Щелкалова,-устало пояснил он и назидательно заметил, будто поставил точку в споре: – А ты речешь, без нас государь обойдется. Да ни в жисть.
Ой не ко времени затеяли мы эту тему. Явно не ко времени. Но что делать, если уж начали. Иного-то удобного случая, чтобы остеречь Висковатого, может и не представиться, а спасать человека надо. И сам по себе мужик хороший, ну и опять же – сват будущий. Если бы не это обстоятельство, я, может быть, и промолчал бы, но, говорят, в нынешние времена сваты – почти родня, а за родню грех не постоять. Хотя, наверное, все равно бы не стал молчать – уж очень он ко мне по-доброму.
– Я и не говорю, что он обойдется,- сдержанно и тихо произнес я,- Потом и пожалеть может, что нет рядом под рукой Ивана сына Михаилы Висковатого, но это потом. К тому же жалей не жалей, а отрубленную голову к плечам не приставишь. И титлой тут тоже не защитишься. А топоры у людишек Малюты Скуратова хорошо наточены, и им все едино – что княжеская шея, что холопская, что боярская.
И снова он меня не понял. Вот ведь какой парадокс – то умница-разумница, а то хоть кол на голове теши. Ну никак не доходит, что плевать царю на семь пядей в твоем могучем лбу. Возразил – держи ответ. Причем на плахе.
– Никак ты меня пугать удумал? – криво усмехнулся дьяк,- Не много ли воли себе взял, синьор Константино?
– Какая есть, вся моя,- вздохнул я,- А пугать и в мыслях не держал, потому как знаю, не из пугливых ты. Упредить хочу, что спорить с ним опасно, вот и все. О себе не думаешь – хотя бы о матери да о жене с сыном помысли. Им-то каково без тебя придется? Сошлют туда, куда Макар телят не гонял, и вся недолга. Да это еще хорошо, что сошлют, а то ведь могут, как сына князя Александра Горбатого-Шуйского, рядышком с отцом поставить, в один день и под один топор.- И замолчал, выжидающе глядя на своего собеседника – дошло или?..
Скорее «или», хотя спорить со мной он не стал. Но не потому, что я в чем-то убедил его, а скорее, не пожелал развивать неприятную для него тему. А может, просто решил, что бесполезно пытаться объяснять «тупому фрязину» – это я про себя.
– Время позднее, а мне завтра спозаранку с приором Джерио говорю вести,- многозначительно буркнул он, и его подбородок вместе с аккуратно подстриженной бородкой вновь высокомерно взметнулся вверх.
Ох-ох, какие мы важные и гордые. Только Иоанну плевать на твою солидность и незаменимость.
Иван Михайлович уже поднялся с места, но, не удержавшись, напоследок добавил:
– Князю Петру осьмнадцать годков было, а мой еще малец совсем.
– А у Марии, что у Алексея Федоровича Адашева проживала, сколь лет сынам было? – ехидно осведомился я.
Бил наугад – ни в одном источнике не говорилось о возрасте сыновей этой женщины, которая проживала у Адашева и была казнена вместе с детьми, но, судя по реакции Висковатого, не ошибся.
– Мария ведьмой была, так что ты о ней помолчи,- упрекнул он меня.