Перстень Царя Соломона
Шрифт:
Что же касается самого базара, то тут было все. Да простят меня нынешние хозяева Лужников, но величия четырехсотлетней давности им никогда не достичь. Мелко плавают. Совсем не тот масштаб. У непривычного к такой непосредственности в общении человека, без преувеличения, могла закружиться голова. А уж тем, кто страдает гипертонией, Пожар образца тысяча пятьсот семидесятого года категорически противопоказан – от одного нескончаемого людского гула можно запросто подхватить инсульт, а то и похуже.
Сзади, спереди, по бокам, словом, повсюду нескончаемый шум, гам и крик. «Любо – бери, не любо – не вороши!» – кричат с одной стороны. «Слову – вера, хлебу – мера, деньгам –
Словом, «если хилый – сразу в гроб». Только так и не иначе.
Кстати, торговля уже тогда была весьма упорядочена, так что, если покупатель не приходил хватать все без разбору, а за чем-то конкретным, ему не нужно было бестолково метаться из стороны в сторону. Желаете обувь? Пожалуйте в особый ряд, да не один – в зависимости от запросов. Если красивые сапоги – иди в Сапожный «красный» ряд, нужны попроще – в Сапожный, требуется мягкая обувь для дома – в Чулочный, совсем худо с деньгой – топай в Ветчанный, где продают поношенную, или в Лапотный. Желаешь строго по ноге – прикупи все необходимое в Подошвенном, Голенищевом и прочих, чтоб обошлось дешевле. А коль изрядно серебра – спускайся вниз и дуй по улице Великой – ближней к Москве-реке, пока не упрешься в церковь Зачатия Анны, «что у городовой стены в углу». Она и впрямь на углу – далее красная кирпичная стена Китай-города с Замоскворецкими воротами. Выходи через них, и вон они, сапожники, сидят на одноименном с воротами «живом» мосту. Там тебе и отремонтируют, и продадут, и примут заказ на новую.
Так же обстоит дело и с одеждой – все зависит только от наличия звонкой монеты. Небогато? Ну, иди в Ветошный, где поношенная, или в те, которые торгуют готовой – Кафтанный, Манатейный, Шубный, Епанчевый, Шапочный.
Не пойдет? У портного решил заказать? Тогда дуй в Холщовый или Крашенинный. Желательно подороже?
Загляни в Смоленский, где торгуют гладко выбритые купцы из Гамбурга, Любека, фламандского Ипра, англичане и прочие иноземцы. Выбирай у них сколь душе угодно. Не по душе аглицкое сукно, не по нраву брюкиш – бери фряжское. Опять не то? Возьми лимбарское, брабантское, ипрское, куфтерь, четское. Эвон их сколь! А хошь, в наш иди, в Московский.
Ах, расцветка не по душе. Темновато. Надо бы что-то яркое и веселенькое. Топай в Сурожский, к загадочным персиянам, невозмутимым китайцам, крючконосым евреям и чудно обряженным индусам. У них найдешь и парчу, и бархат, и шелк. Тут тебе камка и китайка, атлас и паволока, хамьян и объярь. Эвон, как краски гуляют – обхохочешься. Только смотри не перепутай ряды, да не угоди в Бумажный – они рядом, а там, радуясь дешевизне, не прикупи вместо шелку бязь или кумач, киндяк или миткаль, сарапат или сатынь. А то придешь домой, разглядишь как следует, и сразу станет не до смеху.
А попутно загляни в соседние – в двух шагах по правую руку Золотный, где и нити, и шнурки, и прочее. Слева Кружевной, а обернешься назад…
Что ты говоришь? Голова кругом? Непривычный? Так ты в первый раз в Москве? А откуда? Из Праги? Из Цюриха? Из Берлина? Далеко это? Ну тогда понятно. Из такой глухомани, да прямиком в третий Рим – оно кто хошь сомлеет. Ништо, пройдет. Сейчас свистнем походячного, изопьешь яблочного кваску, съешь пяток соленых слив, похрустишь «рязанью», отведаешь псковского снетка, а там и полегчает.
Оказывали тут и разнообразные услуги – надо только знать, в какую именно сторону идти. Например, желающие подстричься могли пройти к Никольским воротам ближе ко рву, куда средневековые парикмахеры
Искать услуги интимного плана нужно за храмом Покрова «на рву». Почему средневековые проститутки избрали столь святое место – не знаю, но это – факт. Там, в рядах, где торгуют всякой мелочовкой, включая иголки, нитки, косметику и прочее – Игольном, Белильном, Щепетильном – всегда паслись девицы с колечком во рту. Это – знак. Дамочка готова на все за… определенную мзду. Единственное, чего я не могу сказать,- почем они брали и куда вели своих клиентов. То ли это были специальные съемные апартаменты вроде публичного дома, то ли… Словом, тут я пас, в связи с тем, что ни разу не пользовался их услугами.
Зато могу поведать о трюке прародителей современных «щипачей», с которым столкнулся самолично и слегка от него пострадал. Суть его в том, что один из жуликов, достаточно хорошо одетый, начинает вертеть своим якобы товаром под самым носом покупателя, вынуждая его отмахиваться обеими руками от назойливого торгаша. Деньги здесь преимущественно таскали в прадедушках современных борсеток, только еще ненадежнее, подвешивая кошели на обычный шнурок, и, пока руки жертвы были надежно заняты обороной от приставшего наглеца, второй жулик, чуть сзади, «работал».
Если покупатель не имел на поясе кошеля, значит, скорее всего, держал наличность завернутой в самом кушаке. Тогда «надоедливый торгаш» менял тактику и, цепко схватив несчастного за руки, торопливо тянул его за собой, уверяя, что он показывал самый негодный товар, а наилучший лежит в его лавке, причем совсем рядышком. Тянул он его так энергично, что человек чуть не падал. Тут подключался второй. «Сочувствуя» бедняге, он орал напарнику: «Эй! Ты что?! Не видишь, что он сейчас упадет?!
Ну куда ты, куда ты тащишь человека?!» и хватался за жертву, пытаясь оттащить ее назад. Когда клиент был обчищен, спереди его еще не отпускали, давая напарнику время уйти с добычей. Лишь спустя время, со словами: «Ну и как хочешь. Сам же пожалеешь», его наконец высвобождали из объятий.
Работали ловко, и в первый свой визит меня бы наверняка обобрали, но в моем широком поясе не имелось ни единой полушки – не зря же я шил одежду с зепами, то есть карманами, а борсетку, признаться, никогда не носил даже в двадцать первом веке, – так что отделался, образно говоря, легким испугом и слегка подпорченным – остался узкий разрез – поясом.
Ицхак и впрямь изрядно сэкономил мои деньги. Сам бы я, даже торгуясь всерьез, навряд ли смог купить столько нарядных тканей, кружев, золотых и серебряных нитей, дорогих пуговиц и жемчугов, а также всего прочего за полторы сотни рублей. При этом внешняя красота приобретенного дополнялась на редкость хорошим качеством, а это тоже чего-то стоит. Нет, линяющих во время первой же стирки китайских джинсов на гигантской барахолке не имелось, но поверьте, что никуда не годной дряни хватало и в те времена.
А вот за томик Псалтыря, предмет давних тайных мечтаний моего Андрюхи, который я решил ему подарить – возле меня все должны быть счастливы,- даже Ицхак не торговался. Сообщив мне с сокрушенным вздохом, что как это ни глупо, но спорить о цене на такой товар здесь не принято, он аккуратно выложил требуемое на краешек деревянного стола, даже не передав их в руки благообразного вида монаху. Тот, кстати, и не взглянул на деньги, во все глаза уставившись на редкостного покупателя. Думается, какой-нибудь раввин тоже обомлел бы, если бы рыцарь в плаще крестоносца приобрел у него Талмуд.