Перстень с печаткой
Шрифт:
— Нет, не известен.
— Не может быть. Как показал арестованный Молнар, вчера утром он передал вам пятнадцать тысяч форинтов. Вы же, господин Дюрфильгер, дали ему взамен двадцать пять тысяч шиллингов. На десять тысяч шиллингов Молнар выдал вам расписку.
— Вы ошибаетесь, сударь.
— Согласно показаниям доктора Молнара, и валюта в форинтах и квитанция находятся у вас.
— Я повторяю, господин советник, что вы ошибаетесь.
— У меня есть ордер на обыск.
— Я протестую.
— Пожалуйста, вот ордер на обыск.
— Кто разрешил обыск?
— Господин Пфейфер, районный прокурор. Прошу вас открыть сейф.
— Нет, сейф я не открою. Я хочу прежде сам поговорить с прокурором господином Пфейфером, тем более что я знаю господина прокурора лично.
— Я не могу вам разрешить этот разговор. Прошу вас, выполняйте приказ.
— Я отказываюсь вам подчиниться, господин советник. Домашний обыск в ночное время противоречит австрийской конституции.
— Вы правы, сударь, но органы государственной безопасности наделены особыми полномочиями.
— Я настаиваю на разговоре с прокурором господином Пфейфером.
Дежурный смотрел на магнитофон и раздумывал, как же ему поступить. Связываться с представителями органов австрийской госбезопасности он, вероятно, не может. А пока он раздумывал, Дюрфильгер уже перешел на французский:
— Дежурный!
Дежурный тотчас же узнал голос Дюрфильгера и действовал уже автоматически. Переключив аппарат на микрофон, он отозвался:
— Дежурный слушает.
Все находившиеся в комнате Шалго слышали чистый, без искажения, голос дежурного настолько отчетливо, что им даже показалось, не стоит ли он где-то совсем рядом, чуть ли не между этим вот лысым толстяком и господином советником. Однако поскольку французский язык знал один только советник Гюнтер, ни привратница, госпожа Хартман, ни двое полицейских ничего из этого разговора не поняли.
— Дежурный, — по-французски повторил Шалго, не спуская глаз с лица советника. — Полагаю, вы уже оцепили здание?
— Конечно, мосье. Сразу же по сигналу опасности я отдал необходимые распоряжения.
— Вам хорошо видно все, что здесь происходит?
— Да, мосье.
— Спасибо. Ждите сигнала.
Шалго выключил систему подслушивания и по-французски сказал советнику:
— Дом, как вы слышали, оцеплен. Отошлите, господин советник, ваших людей и привратницу.
Советник Гюнтер закурил сигарету. Он подошел к столу, опустил спичку в пепельницу, одновременно обшарив взглядом стол, на несколько мгновений задержался на кнопке диктофона, затем повернулся и сказал, обращаясь к полицейским:
— Сержант, можете идти. И вы тоже, сударыня. Благодарю за помощь.
Шалго проводил полицейских и привратницу и запер за ними дверь; возвратившись в кабинет, он остановился возле низкого шкафчика и предложил:
— Не хотите ли коньяку, господин советник?
— Очень любезно с вашей стороны, но не могу. На службе не употребляю.
Шалго кивнул и налил коньяку только себе.
Если позволите, я выпью за ваше здоровье, дорогой Клайв Бостон.
Он опрокинул содержимое рюмки в рот, платком вытер губы, сел к столу и закурил сигарету.
— Как вы догадались, кто я? — спросил Бостон, все еще не оправившийся от изумления и лишь большим напряжением воли заставивший себя обрести спокойствие.
— О, это было совсем нетрудно, — заверил его Шалго. — Как-нибудь я открою вам секрет. А пока скажите мне, Бостон, как же вы представляли себе данную операцию? Неужели вы всерьез думали, что я распахну перед вами сейф, если там в самом деле находятся хоть какие-то компрометирующие меня материалы? Ведь шифр к замку знаю один только я. Представим себе, что я испугался, не заметил вашего милого обмана, поверил, что вы действительно советник Гюнтер, и назвал бы вам цифры шифра. Откуда у вас гарантия, что это были бы правильные цифры? Вы набираете названные мною цифры — и вас ударяет током. — Он явно наслаждался замешательством английского майора. — А о том вы, милейший, не подумали, выйдете ли вы вообще отсюда живым? Здесь же следят за каждым вашим движением. Не я — другие! И стоит вам сделать какой-либо угрожающий или подозрительный жест, как вам конец, мой дорогой! Нет, я определенно разочаровался в вас, милый Бостон. Очень разочаровался…
— Вы все еще не сказали мне, как вы догадались, кто я.
Шалго усмехнулся.
— Вы слишком любопытны, дорогой. Для начала должен предупредить вас: во-первых, как только докурите сигарету, бросьте ее на пол и не шевелитесь. Не вздумайте даже случайно сунуть руку в карман. Вставать будете только по моему разрешению.
— Что вы от меня хотите? — спросил Бостон, окончательно растерявшись.
— Это вы организовали слежку за Кальманом Борши?
— Я.
— Так я и думал. Почему же вас интересует Кальман Борши?
Бостон затянулся, роняя пепел на пол. Несколько мгновений он лихорадочно обдумывал, как бы получше соврать. Наконец сказал:
— Мы получили сообщение из Будапешта, что Кальман Борши — агент венгерской разведки.
— Но ведь Борши с тридцать девятого года находится у вас на службе!
— Теоретически да. Но мы точно знаем, что он перешел в противоположный лагерь. Только в результате этого он и попал в Дубну.
— А откуда вам это известно? — спросил Шалго, и только теперь ему многое стало понятно в поведении Кальмана.
— Вы же отлично информированы. Так неужели вы не слышали о «деле Уистона»? Во время восстания он открыто сражался против нас. Тогда-то он и примкнул к противоположному лагерю. Будь Кальман Борши нашим сотрудником, я бы сидел сейчас не у вас в кабинете, а у него.
— А что вы знаете о майоре Генрихе фон Шликкене?
— Ничего.
— Не спешите с ответом. Дело в том, что это единственный пункт, который создает в данный момент возможность наших дальнейших переговоров.
— Я думаю, вы должны не хуже меня знать, что с ним.
Шалго скривил в усмешке свои толстые, мясистые губы.
— Это еще как сказать. Так отвечайте, Бостон: жив Шликкен или нет?
— Насколько мне известно, жив. Больше я ничего о нем не знаю. Года два-три назад я встречал его в Греции.
— А доктора Шавоша вы знаете?
— Нет, не знаю.
Шалго задумчиво посмотрел в лицо Бостону.
— Скажите, не замышляете ли вы покушения на Борши?
— Таких указаний я не получал.
— Хочу предупредить вас: и не пробуйте. Борши находится под моей личной защитой. И не потому совсем, что я очень люблю его, просто у меня есть на него виды. И я не терплю, когда мне становятся поперек дороги. Пообещайте, что до тех пор, пока Борши находится в Вене, с ним ничего не случится.